Черепашья луна

— Кейт, — зовет Люси, выйдя с одеялом во двор.

Он стоит под беззвездным небом и не отвечает матери. Люси почти уверена, что он не слышит ее.

Джулиан наклоняется к Эрроу, чтобы завернуть его в одеяло. Тело уже коченеет, но рана в боку продолжает кровоточить. Джулиан прикасается к ней на мгновение. Утром он вымоет руки, но под ногтями кровяные следы останутся надолго.

Все время, что Эрроу провел в своем загоне, он был несчастен, и лишь этот мальчик, понимает он это или нет, сделал его свободным. И пусть он ненавидит Джулиана, они должны сделать это вместе. Из сарайчика в глубине двора они берут две лопаты и хоронят собаку под кипарисами; от резкого запаха деревьев у Джулиана першит в горле, и оттого сердце его рвется на части. Мальчишка стоит в темноте рядом с ним, плечи его вздрагивают. Никогда не будет на свете второй такой собаки, как Эрроу, и они оба это знают. Ищи хоть миллион лет. И когда мысль об этом становится невыносимой, в середине черного неба тучи вдруг расходятся и появляется белый диск луны, напоминая им, что они все еще живы.

Двенадцать часов спустя к телу погибшего в лесу мужчины подходит Уолт Хэннен. На его беду, он накануне бросил курить, а жена убьет его, если он снова закурит, потому что на иглотерапию в Вест Палм-Бич потрачено двести долларов. Он ненавидит, когда на его территории кто-нибудь погибает, он принимает это на свой счет. Рядом стоит Джулиан, и они оба смотрят на труп.

— Точно, мертвый, — говорит Уолт Хэннен.

Над трупом уже тучей вьются мухи, и то, что Джулиан сразу похоронил свою собаку-убийцу, а тело погибшего человека бросил лежать на солнце, говорит о многом.

— Документов при нем нет, — говорит Джулиан. — Я проверил.

— Ну конечно, сам выследил, а меня не позвал.

Приемы визуализации, которым его обучил иглотерапевт, не помогают, и Уолту нестерпимо хочется курить. Они с Джулианом держат в руках кружки с кофе, который Джулиан здорово попортил, добавив сухих сливок, и оба стараются из-за мух не подходить слишком близко к телу.

— Итак, что мы имеем? — говорит Уолт.

Он садится на поваленное дерево и отхлебывает из кружки. Он знает, что теперь все будет хорошо.

— Похоже, бродяга. Это он убил ту женщину на Лонгбоут-стрит, а потом выследил ее дочь, решив, будто она кому-то нужна. — Джулиан присаживается рядом с Уолтом. — Я нашел девочку. Она у мисс Джайлз. Я ведь тебе говорил?

— Мельком, — говорит Уолт. — Интересно, почему этот бродяга болтался по твоей территории. Ты не думал об этом?

— Тут уже не моя территория, — говорит Джулиан. — Тут заказник, земля штата.

Джулиан набирает в грудь воздуха и тут же трясет головой.

— Слушай, этот парень от жары того. Может, я позвоню Ричи?

— А что будем делать с девочкой, если у нее никого?

— Оставим у мисс Джайлз, — говорит Джулиан. — Я присмотрю.

— Уж ты присмотришь, — говорит Уолт. — Дай сигарету, — просит он.

— Нет, — говорит Джулиан.

— Какого черта, ты это что?

— Бросил я, — говорит Джулиан.

— Вот так? — говорит Уолт. — Господи.

Он прищуривает глаза.

— Роузи тебе точно не звонила? Это она тебя науськала?

— Не звонила. — Джулиан видит, что Уолт снова смотрит на труп. — Как там Роузи? — спрашивает он.

Труп воняет, мухи гудят у них над головами.

— Хочешь поболтать о Роузи? — спрашивает Уолт.

— Вообще-то нет, — сознается Джулиан.

— Значит, ты хочешь, чтобы я во все это поверил? — спрашивает Уолт.

Джулиан проглатывает остатки остывшего кофе.

— Значит, давай просто забудем про фальшивые документы и даже не будем пытаться выяснить, кто она такая, эта наша дамочка с Лонгбоут-стрит? И про то, что мальчишка пропал? Про него тоже забудем?

— Я уже говорил тебе, — отвечает Джулиан.

Он выбирает слова очень аккуратно, потому что именно сейчас легче всего проколоться. Мальчишка его никогда не простит, но он и не ждет прощения. Дело в том, что он сам никогда не сможет себя простить. И всю жизнь будет думать над тем, сделал ли он то, что должен был сделать, или то, что думал, что должен, хотя разницы никакой, потому что результат тот же. Он застрелил лучшего в мире пса ради какого-то ничтожества, чьего имени он даже не знает. Он знает, что поступил правильно; пес, который сам принял решение напасть на человека, может сделать это еще раз. Но будь ты хоть сто раз прав, это не значит, что ты сможешь спать по ночам. И не будешь об этом жалеть до конца жизни.

— Мальчишка удрал из дома из-за неприятностей в школе. Он прятался в лесу, а мисс Джайлз его нашла и взяла к себе. Она решила, что ему сначала нужно немного пожить у нее, а потом возвращаться домой. Ты же знаешь мисс Джайлз.

— Только и всего? — спрашивает Уолт.

— Так и было, — говорит Джулиан.

Они смотрят друг другу в глаза, и никто не уступает. Уолт Хэннен смотреть умеет, он отрабатывал взгляд двадцать лет.

— Неплохая история, — говорит Уолт. — Хорошо бы, оно так и было.

В небе кружат бурые дербники, которых кое-кто по невежеству принимает за краснохвостых ястребов; они уже видят приготовленную для них на земле пищу.

— Ну да, — говорит Джулиан. — Хорошо бы.

— Мне осталось сорок три недели, — говорит Уолт Хэннен. — Это, конечно, неважно.

— По-моему, отличная история для отчета, — говорит Джулиан. — Никаких зацепок.

— За ребенком никто не приедет?

— Не-а, — говорит Джулиан. — Не в этой жизни.

— Остается вопрос: почему все сходится на твоей территории? — говорит Уолт.

Уолт понимает, что никогда не узнает всей правды, и, похоже, не очень хочет это выяснять. Что бы ни было, но из-за этого Джулиан Кэш здорово изменился и, возможно, не только он. Если бы Уолт был хоть немного другим, хоть немного похож на Роя Хадли, своего начальника из Хартфорд-Бич, он докопался бы до истины, он не посчитался бы с судьбой ни двенадцатилетнего мальчишки, ни своего подчиненного.

— Я тебе уже сказал, — откликается Джулиан Кэш. — Тут не моя территория.

Уолт Хэннен задирает голову и смотрит в небо. Насколько он может судить, чутье Джулиана еще никогда его не подводило. А он сам слишком неумолим в своих оценках, и хорошо, что он не судья, иначе не одному бродяге было бы не избежать виселицы.

— Ненавижу падальщиков, — тяжко вздыхает Уолт.

Когда он выйдет на пенсию, он ненадолго уедет на Окичоби. Свозит наконец Роузи в Атлантик-Сити; возьмет и удивит ее однажды — выложит перед ней билеты на самолет, гостиничную бронь и, может, даже новое платье, ведь она никогда не тратила деньги на себя.

— Черт бы побрал этих тварей, — говорит он про грифов-стервятников.

Уолт встает, и Джулиан, глядя на него, понимает, что не собирается Уолт докапываться. А собирается принять этот отчет от Джулиана, будто и вправду ему поверил.

— Давай звонить Ричи, пусть забирает его отсюда, — говорит Уолт.

Возвращаются они тем же путем, что и пришли, а в лесу, несмотря на жару, земля до того сырая, что на ней все еще видны отпечатки лап. Джулиан знает, что большинство людей считают собачью жизнь менее ценной, чем человеческая, но они, эти люди, никогда не смотрели собаке в глаза. Никогда не стояли рядом в лунные ночи.

— Знаешь, меня вообще-то беспокоит только одно, — говорит Уолт, уже входя во двор Джулиана. — То есть мысль одна беспокоит. Терпеть не могу, когда виновный уходит от наказания.

— Никто не уходит от наказания, — говорит Джулиан.

— Ты про карму? — говорит Уолт. Иглотерапевт ему что-то такое рассказывал. Когда Джулиан непонимающе на него смотрит, Уолт объясняет: — Что посеешь, то и пожнешь.

Джулиан кивает. Он верит в такие вещи. Они доходят до кипарисов, и дербники в кронах ведут себя на удивление тихо. Всю жизнь, подходя к этому месту, он будет вспоминать Эрроу.

— Сочувствую насчет твоей собаки, — говорит Уолт Хэннен.

Джулиан, справившись с собой, отводит от кипарисов глаза.

— Он никогда не считал себя моей собакой, — говорит Джулиан.