Черепашья луна

— Идите, — говорит Джулиан.

Он откидывается назад, закрывает глаза и слушает звук ее шагов по асфальту. Ему хочется поднять стекла и запереться изнутри, но он приказывает себе выйти. Лоретта смотрит на него, но он оставляет ее на заднем сиденье. На солнце слишком жарко для собаки, впрочем, для человека тоже. Иногда Джулиану кажется, что от жары что-то происходит с мозгами. В такие дни, как этот, воздух становится похож на волны, и волны эти расходятся ярко-белыми, слепящими кругами, так что среди бела дня чувствуешь себя так, будто плывешь меж звезд.

Он шагает в сторону дерева, но идет как сквозь патоку. Когда он проходит стоянку, сил у него уже нет. Он даже не слышит шума движения, доносящегося с Западной Мейн-стрит. У него на пути оранжевая саламандра, застывшая от страха. Если она так постоит хоть немного, лапы у нее прилипнут к асфальту, и поэтому Джулиан бросает в нее камешек, чтобы прогнать, пока не поздно. Возле дальнего угла «Бургер-Кинга» ему вспоминается, как он сидит в деревянном детском манежике, а над головой у него яркое небо. Потом в памяти всплывает, как они с Бобби идут через мангровую рощу искать синих змей, которых больше нигде не увидишь. Там, среди черно-красных теней, он следовал за Бобби как тень, он и был его тенью, не существующей без него. И всегда ему приходилось ждать — на углу или на пыльной дороге, скорчившись на земле в ожидании брата, пока тот не приходил и не возвращал его к жизни. А теперь он вернулся туда, где они были вместе в последний раз. Красивая женщина внутри закусочной сейчас покупает ему гамбургер; она думает, что он не тень, а настоящий живой человек. Думает, что он ее с нетерпением ждет в машине, а он испуганно стоит на том месте, где когда-то росли лавандовые деревья, а над головой у него небо до того яркое, что на глазах выступают слезы. Всю свою взрослую жизнь Джулиан Кэш занимался тем, что разыскивал пропавших людей. Он научился видеть в темноте, не отставать от собаки в ежевичных зарослях, слышать то, чего не слышат другие, и все это стало его второй натурой. Поэтому он замечает, как зашуршала сухая трава. И поэтому застывает на месте.

Над горячими испарениями, за волнами жара, прямо перед ним встает его брат, и на лице у него играет улыбка. У него босые ноги, в волосах листья. Джулиан встряхивает головой, но брат под деревом не исчезает. Ангел медленно открывает свои голубые глаза, и если бы Джулиан не потерял сознание, он получил бы свободу, там и тогда.

Они подъезжают к дому Джулиана, который стоит среди пальметто[13] и лавровых деревьев в двух милях от кафе Чака и Карла, когда жара доходит до тридцати восьми. Прямо у дороги растет болотная капуста, а воздух здесь до того густой, что кажется, будто патрульная машина то и дело стучится о него. Джулиан подпрыгивает на переднем сиденье. В машину его загрузили четверо парней, которые работают в «Бургер-Кинге» за стойкой, а вид у него был при этом до того помертвевший, что Люси настояла на том, чтобы заехать в универсам и купить аспирин и банку холодной колы.

Шрам у Джулиана на лбу становится лиловым, как сливовая кожица. Куртку он снял, две пуговицы на вороте рубашки расстегнул, пистолет сунул в перчаточный ящик. Плохо ему до ужаса, того и гляди вывернет. В довершение ко всему водит Люси хуже некуда. Джулиан готов под присягой поклясться, что она нарочно метит в колдобины. Каждый раз, когда они подпрыгивают на очередном ухабе, она извиняется. Смотрит она на него так, будто он вот-вот отдаст концы у нее на руках. Он сказал, что это был просто легкий сердечный приступ, но она не поверила. Она уже научилась отличать ложь от правды, к тому же он и сам толком не знает, что это было. Может быть, и впрямь приступ; все же лучше, чем привидение, созданное его тоской и чувством вины.

— Выпейте аспирин, — говорит Люси, кивая на баночку на приборном щитке, которая подпрыгивает на каждой колдобине.

В «Бургер-Кинге» никто Кейта несколько дней не видел, и теперь Люси нужно от Джулиана только одно — чтобы он как можно скорее взял свою вторую собаку и продолжил поиски.

Джулиан делает большой глоток колы. Во время похорон он смотрел на Бобби и был абсолютно уверен, что, если подождать, тот откроет глаза. Веки затрепещут, потом распахнутся. И он откроет глаза, голубые, как и раньше, ярче летнего неба.

— Две таблетки, — не отстает Люси.

Она бросает баночку с аспирином ему на колени. От больного от него толка не будет.

Джулиан бросает две таблетки аспирина в банку с колой, встряхивает и опустошает ее. Он совершил ошибку, когда поехал за Люси, — он знал это и знает, — но не смог остановиться. А теперь посмотрите-ка на него, он даже за руль сесть не может.

— Направо, — говорит он, когда видит свою дорогу.

Люси поворачивает руль слишком резко, так что Джулиана швыряет к дверце. Бок у него болит, он ушибся, когда упал на асфальт; он в жизни бы не поверил, что от страха может сомлеть, как кролик. Они въезжают на подъездную дорогу, и кречеты в кипарисах хлопают крыльями и орут так, будто от горя.

— Они каждый раз так, — говорит Джулиан, ему почему-то кажется, что лучше ей знать об этом.

Сбросив скорость, Люси смотрит на птиц. За патрульной машиной поднимается облако рыжей пыли. Эрроу услышал звук мотора прежде, чем увидел машину, и, когда та появляется из-за кипарисов, он уже вышел из будки и бегает на цепи вдоль ограды.

— Оставайтесь здесь, — говорит Джулиан, открывая дверцу.

Он выпускает с заднего сиденья Лоретту, и та трусцой бежит к деревьям.

Люси не слушается его, но не успевает выйти, как Эрроу бросается на сетчатую ограду, обнажая клыки. Из ежевичных кустов вспархивают несколько дятлов.

— Господи, — говорит Люси.

Она захлопывает дверцу и быстренько, несмотря на жару, поднимает до половины стекло.

— Лучше я здесь побуду, — сообщает она Джулиану.

— Хорошая мысль, — говорит Джулиан.

Свистом он подзывает Лоретту, и та следом за ним бежит к дому. Дом, немногим больше обычного коттеджа, с просторной, затененной верандой, выкрашен серой краской. Двор зарос нестрижеными кустами, а вдоль крыльца растет старый жасмин с цветками размером с чашку. Давным-давно, когда Джулиан был еще ребенком, он гулял здесь с мисс Джайлз. Дом тогда стоял пустой, но жасмин был. Из этих чашечек пьют ангелы, говорила мисс Джайлз. Они и сейчас из них пьют, но их жажда неведома нам.

— Не задерживайтесь! — крикнула Люси из своего убежища.

Джулиан знает, что в Нью-Йорке все считают, будто быстро это и есть хорошо. Все любят распоряжаться, учат вас делать вашу работу и думают, что это и есть контролировать ситуацию. Люси хочет, чтобы он как можно быстрее возобновил поиски, но она понятия не имеет, к чему они могут привести. Да Джулиан и не хочет этого. Он наливает Лоретте воды и насыпает корма, достает себе из холодильника еще одну банку колы, а потом звонит Рою Шенку в «Красное такси». Теперь пора от нее избавиться; он уже побывал из-за нее в единственном месте на свете, которого боится, почему и был этот то ли нервный срыв, то ли галлюцинация. Он сказал ей, что Эрроу особенный пес, он работает по ветру, и это чистая правда. Не сказал только, что еще это называется «работать по трупам». Эрроу не волнуют звук или запах, он различает только живое и мертвое.

В отличие от Лоретты, которая, оставаясь одна, скулит и спит на постели Джулиана, Эрроу никогда не лижет ему руку и не терпит нежностей. Когда Джулиан приносит ему обед в большой металлической миске, Эрроу смотрит в сторону и, какой бы ни был голодный, не притрагивается к еде, пока Джулиан не уйдет. Иногда вечерами, когда Джулиан готовит себе в кухне перед телевизором ужин или разогревает пиццу, вдруг находит такая тоска, что ему не сидится на месте. Тогда он выбрасывает пиццу в ведро и идет к собачьей будке. Эрроу никогда не дает понять, что знает о его присутствии. Ночью, когда светит луна, собаки предпочитают одиночество. Будь у него хоть какой-то шанс, Эрроу сбежал бы подальше от своей будки, и только его бы и видели. Джулиан это понимает, ему и самому иногда этого хочется: бежать, не оглядываясь, подальше от любой клетки, бежать со всех ног.

13

Разновидность пальм.