Поколение пепла

Потянулись часы безделья. Разговор переходил от одной темы к другой, пока не остановился на том, что похоже, пришло многим на ум еще по дороге.

— Отгадайте загадку, мужики. Чем они питались зимой? — произнес Василий Петрович, бывший работник авиазавода, которого из-за возраста все звали по отчеству. Говоря, он почему-то покосился на Сашу.

Проезжая через поселок, участники экспедиции рассматривали местных с куда большим любопытством, чем те их. Но рассмотреть удалось немного. Навстречу им не высыпала толпа — наоборот, при их приближении закрывались калитки, а человеческие фигурки исчезали во дворах.

— Рыбой, наверное, — предположил бывший шофер Семен, который вел их машину так же уверенно, как когда-то свою фуру.

— Очумел? Этот ручеек промерзал почти до дна. В нем и сейчас разве что на закуску хватит, — он говорил про протекавшую рядом речку.

— Ну, тогда хабар с города, — предположил Презик.

Позывной был сокращением от слова «президент», а уменьшительный суффикс отражал его габариты. Когда-то на заре девяностых он успел побывать президентом какого-то АО «Рога и копыта», но потом разорился и над нижней границей среднего класса больше не поднимался.

— Ближайший мало-мальски крупный в тридцати километрах, — веско возразил Петрович. — Тут даже нормального леса нет. Чуешь, к чему я клоню?

— Людоедством перебивались?.. — полушепотом спросил водитель.

— Ага.

— Спалить бы это гнездо, — пробормотал Презик. — Жаль, нельзя. Друзья вроде как.

— Да тут тогда каждую вторую деревню придется жечь. Все помаленьку баловались зимой.

Данилов наконец-то заметил обращенные на него взгляды.

— А чего это вы на меня так смотрите? — напрягся он. — Вы, блин, на что намекаете?

— Не обращай внимания, Санек. Это мы так, о своем, — развел руками бывший рабочий.

Александру все стало ясно. Им скучно, вот и провоцируют его. Не со зла, просто из спортивного интереса.

Данилов не был силен в такой пикировке. Одно дело жонглировать датами и цитатами, подавлять оппонента артиллерией логических аргументов, и совсем другое — перебрасываться грубыми остротами.

— Да вы че, ребят, я не обижаюсь, — он обвел их открытым и дружелюбным взглядом, — Если вам интересно, я не ел. Но видел людей, которые ели. Паре даже снес башку.

Это была самая длинная фраза, произнесенная им за час, но она произвела впечатление. А может, тон, которым была сказана. На этом разговор прекратился, и каждый занялся своими делами.

Вскоре Александру пришла очередь идти на наблюдательный пункт. Даже днем, в якобы дружественном месте они выставляли часового, а ночью и вовсе будут стоять двое.

Данилов замечал, что ему, как молодому, обязанностей достается чуть больше, но не видел в этих проявлениях «дедовщины» несправедливости. В конце-концов, он был моложе и по возрасту, и по опыту, и по стажу в отряде. Да и ничего унизительного ему не поручали. Идти на наблюдательный пункт в середине дня всяко лучше, чем под утро.

Выше всего над пожарной частью поднималась высокая платформа, на которой стоял облупившийся красный резервуар с низким ограждением, на которое не стоило облокачиваться.

Данилов легко забросил свой вес по приставной железной лестнице наверх и оказался в двадцати метрах над землей. Там не было ничего, кроме коврика, рации и бинокля, которые ему уступил сменяемый им незнакомый боец. У этого места был еще один плюс: отсюда можно было хорошо рассмотреть поселок.

Первое время после их появления большинство селян сидело по домам — все переговоры шли через старосту и двух его помощников, которых, впрочем, во временный лагерь не провели. Наверняка именно с ними командир обсудил приобретение машин и топлива. Но к тому времени, как три полных автоцистерны перешли к новым хозяевам и въехали через железные ворота части, жители уже успокоились и вернулись к своим повседневным делам.

Данилов уже досыта насмотрелся на степные травы, облупленные крыши и уходящую вдаль ленту дороги, поэтому с радостью направил бинокль на заселенные дома.

Худая женщина с преждевременно постаревшим усталым лицом, в заношенной куртке стирала белье в ручье. Мужик поднимал воду из колодца. Дед в бликовавших на солнце очках колол дрова на большой колоде. Данилов подумал, не впитала ли та за зиму крови как хороший жертвенный алтарь. Хотя, может, зря они на селян наговорили. Можно было пережить зиму и без людоедства. Саша по своему опыту знал, что наесться можно и парой сухарей. Когда поменьше думаешь о том, что нужно телу, легче преодолевать его потребности.

В ближайшем к лагерю дворе за невысоким забором стучали топоры. Там велись какие-то плотницкие работы. Присмотревшись и покрутив ручку фокусировки, Данилов понял, что мужики сколачивают гроб из свежих сосновых досок, и лишний раз подумал, как же ему хочется быть кремированным. Почему-то он все чаще думал о смерти, хотя еще недавно, когда она была куда ближе, стояла рядом, мысли эти в голову вообще не приходили.

Среди ржавых машин на дороге расположилась стайка грязных рахитичных ребятишек. Наверно они думали, что оттуда они смогут наблюдать за пришельцами, сами оставаясь незамеченными.

Данилов вспомнил, что пока они проезжали село, те глазели на машины колонны не с детским любопытством, а с настороженностью дикарей, готовых бежать при первом признаке опасности, и в то же время надеющихся на добычу. Данилов подумал, что в этом и была главная причина выставлять часовых. А то можно недосчитаться не только мешка продуктов, но и цинка с патронами.

«Ё-мое, что будет, когда эти волчата подрастут», — подумал он.

Через пару минут к укрытию, где скрывались дети, подошел один из грободелов. Это было смело с его стороны, ведь на Сашином месте мог быть и более нервный, и более меткий. Черт его знает, как тому удалось разглядеть этих бесенят, но его окрика оказалось достаточно, чтобы малышня и подростки как тараканы брызнули в сторону дворов. После этого к месту стоянки никто не подходил, хотя Александру казалось, что за ними продолжают скрытно наблюдать.

«Живем всего в одном дне пути, — подумал Данилов. — А мы для них все равно, что фашисты. Наверно, уже засело глубоко в подкорке».

Тут он понял, что не совсем омертвел душой. Ему было жалко не только этих детишек, но и всю растерзанную страну. Соберется ли она когда-нибудь? Или это так же невозможно, как склеить разбитую вдребезги вазу?

Дежурство прошло до безобразия буднично. Данилов пару раз представлял себе, что сейчас из-за холма выскочит банда мародеров-пикаперов. В смысле, тех, что ездят на пикапах «Тойота» с пулеметами — Саша видел такие в репортаже про гражданскую войну в Сомали. А то и вовсе повылазят агрессивные марсианские буказоиды, которые на самом деле подстроили всю ядерную катавасию, чтобы захапать эту замечательную планету под свои нужды.

Наверно, воображение было его даром и проклятьем одновременно. Но он хорошо понимал, что приключения, они только в книжках хороши. В жизни хорошая операция — это та, которую потом не вспомнишь. Это верно и для хирургических, и для валютных, и для боевых. Десяток именно таких книжек был загружен в Сашин планшет с сервера Подгорного, где хранилась уйма информации, как полезной, так и бесполезной. В дороге они позволяли ему скоротать время, но во время дежурства он себе этого не позволить не мог. Но до конца того оставалось всего десять минут.

В этот момент его окликнули с земли.

— Что, Данила, скучаешь? — сурвайвер Дэн, которого самого звали Денис, стоял внизу у подножья импровизированной вышки.

— Уснуть можно. Все спокойно.

— Давай, не теряй бдительности. Десять минут тебе осталось. Потом, если хочешь, можешь сходить к аборигенам. Заодно нам расскажешь, что увидел.

Когда Данилов покидал лагерь, остальные смотрели ему вслед, но без зависти. Видимо, комаднир колонны Колесников решил, что делать им послабление нет смысла — свободных женщин, готовых к браку на одну ночь, тут все равно явно не было, а больше ничего нищая деревня предложить путникам не могла.