Страница 10 из 15
Конечно же мне это не нравилось. Я не понимал, сколько бы ни размышлял по этому поводу, чем заслужил такое к себе отношение. Пытался что-то менять в жизни губернии, лазал по горным кручам и воевал с туземцами – ну так и что? Высунулся с этими дурацкими письмами? Так ведь как лучше хотел. Из сведений о цесаревиче, собранных моим пресс-секретарем Василиной, я знал, что Никса умен и отлично образован. Искренне любит братьев и сестру. Проявляет интерес к индустриализации и к развитию наук. Стремится узнать жизнь в стране за пределами Обводного канала. Как было не попытаться спасти жизнь такому человеку? Даже если не учитывать его право на престол империи.
Разумеется, я рассчитывал на его поддержку. Ну или, по крайней мере, на благодарность. Поверьте, с благодарностью второго в государстве лица гораздо проще жить и работать, чем без нее. Так что, не получив заслуженное, я чувствовал себя разочарованным. Каюсь, даже задумывался о том, что не стоило лезть в этот гадючник. Помер бы Никса в Ницце – погоревал бы вместе со всей страной, да и продолжил бы ковыряться в своей Сибири. Небо, чай, на землю не упало бы! А так ходи теперь по столице как оплеванный…
Благо жизнь на этом не кончалась. Не верит – так Бог ему судья. Зато верит Александр. Он не показался мне слишком умным, о чем и Василина предупреждала, но, надеюсь, его влияния на венценосного отца будет достаточно, чтобы оградить меня от чрезмерной лютости Николая.
Правда, у меня есть еще пара неплохих щитов от цесаревичевых стрел. Принц Ольденбургский и великая княгиня Елена Павловна. Первый хоть и не слишком честен, но будет вынужден меня выручать хотя бы уже потому, что семья Лерхе числится в «его» людях. А вторая, безмерно мной уважаемая, кинется на помощь уже из чувства справедливости. Ну и еще: я своими проделками, похоже, здорово развлекаю заскучавшую вне придворных интриг княгиню.
Кстати, только тогда, придерживая причудливую парадную шляпу с перьями от покушений расшалившегося ветра, я осознал всю стратегическую хитрость, все коварство предложенной Еленой Павловной лекции в Вольном экономическом обществе. Я имею в виду планирующееся широчайшее освещение моего доклада в газетах.
Это может стать моим третьим, и не слабее первых двух по надежности, щитом! Сейчас я кто? Да практически никто. Винтик в гигантской государственной машине. И даже после прилюдного объявления меня государем спасителем священной особы наследника престола я всего-навсего из винтиков перешел в разряд забавных зверюшек. В объект любопытства. В средство развлечения умирающей от скуки столичной публики. Широко известный в узких кругах временный шут четвертого ранга по Табели.
Если же у нас с княгиней получится привлечь внимание публики думающей, озабоченной путями развития страны, я могу в один момент стать персоной широко известной. Обсуждаемой. Тезисы доклада, если удастся его правильно подать, имеют большой шанс расползтись по страницам многих и многих газет. И как только это произойдет, я стану неприкасаемым.
Вроде лидеров оппозиции, противостоящей действующему президенту, в мое время. Попробуй тронь – немедленно вонь на весь мир поднимется! Как же! Репрессии! Притеснение инакомыслящих! Диктатура!!! А в отношении меня – вообще явный заговор! Оговорили радетеля России-матушки! Красота!
Другое дело, что я к публичной известности и не стремился. Из темного угла гораздо удобнее всякие не слишком законные делишки обделывать. Что тогда, в другой жизни, что теперь. А кое-что для меня, освещенного со всех сторон любопытством всей страны, окажется и вовсе запретным. Стоит, например, положить лишний рубль в карман, как сидящие в засаде господа завоют, заорут во всю глотку: «Ага! Какой он радетель?! Вор и корыстолюбец! Вот оно все для чего затевалось!»
Даже если отбросить в сторону тонкие моменты вроде моей личной безопасности, плюсов все равно выходит больше. Если я правильно вычислил объект негодования великой княгини, профессор Чернышевский уже успел подсмотреть сон какой-то чужой женщины. И свой знаменитый вопрос – девиз ленивцев и профессиональных бездельников – уже задал. И наверняка юноши пылкие со взором горящим уже шепчутся по студенческим общежитиям, сбиваются в стаи, выдумывают себе звучные названия и заодно оправдания для применения оружия бессильных – террора. Так что я с правильно распиаренным докладом придусь как нельзя кстати.
Что делать? Работать, блин! Нет таких преград, которые нельзя преодолеть, если действительно этого захотеть. Чиновники воруют? Так идите смените их. Административный аппарат империи испытывает постоянный дефицит образованных сотрудников. Ну, может быть, кроме столичных губерний. Так а в провинции что, не воруют?
Законы несправедливы? Предложите лучше! Народ беден? Голодает? Вы пытались разобраться – почему? Земли мало? Урожаи низкие? А новые сорта выводить кто должен? Другие культуры внедрять? Или лень? Самого главного обвинять гораздо проще, не так ли? Проще бухтеть по кухням, что всюду грязь, чем пойти и убрать.
У меня в Томске… в том, другом, который на сто пятьдесят лет вперед, был один, скажем так, бизнесмен, не стану имя с фамилией называть. Банк у него свой имелся, и малая часть нефти в нефтяной трубе ему же принадлежала. Дом – полная чаша. Дети в лучших университетах мира. Казалось бы, живи и радуйся. А он вдруг строительством занялся. Причем как-то неправильно. Подозрительно. Строил целыми микрорайонами. Сразу магазины, детские сады и школы рядом размещал. Цветы везде, детские площадки, спортивный центр и удобные обширные парковки. Красота! Только квартиры в его домах почему-то всегда дешевле, чем у остальных застройщиков, были. Естественно, жилье в его домах как горячие пирожки расхватывали. А этот мерзавец честно показывал в отчетности убытки. Глумился над налоговыми инспекторами, гад. Те в суд подавали, аудиторские проверки устраивали – ему все нипочем. Говорит – мои деньги, что хочу, то и делаю! Хочу дома дешевле себестоимости продавать и буду. И нет закона, это запрещающего! Точка!
А еще одним его увлечением была охота. Так и познакомились. Можно сказать, что и подружились. Хотя у таких, как мы с ним, людей друзей быть не могло по определению. Ну как-то сошлись…
Вот я его однажды и спросил. Что это, мол, ты шум на пустом месте поднимаешь? Зачем тебе все это? А он… Мы уже по паре-тройке рюмок пропустили к тому времени, на философию потянуло. Он и отвечает. Знаешь, говорит, понял вдруг, что устал от этого бардака вокруг. Гляну, мол, и сердце сжимается. В чудесном же месте живем. Природа какая вокруг, люди хорошие! А нас за бугром грязными безрукими ленивыми пьянчужками считают. Вот и решил, говорит, хоть немного, хоть маленький кусочек Родины в нормальный вид привести. В то, как это должно было бы быть. А вдруг! Вдруг кто-то еще присоединится. Свой кусочек приберет. Со временем и вся страна такая станет…
Я его тогда не понял. Посмеялся даже. Подумал, что он какой-то хитрый способ зарабатывания денег придумал, а от меня высокопарными словами попросту отговаривается. Вот его бы с тем Чернышевским познакомить. Интересно было бы послушать их спор…
Сейчас-то я его, моего друга из будущего, очень хорошо понимаю. Сам нечто подобное затеваю, только в других масштабах. И если он делал свое благое дело втихаря, молчком, то я стану об этом орать на всех перекрестках. Чтобы слова мои дубиной по голове лупили. Чтобы стоило одному шепнуть, мол, царь во всем виноват, как ему пятеро отвечали бы в полный голос: «Иди работай!»
К Варшавскому мосту через Обводной канал я подошел, уже все для себя решив. И от этого успокоившись. Или скорее – смирившись. Обида больше не застилала глаза, и я мог любоваться отменно украшенными улицами, блестящими гвардейцами и миловидными дамочками в ретроплатьях.
За спинами было не разглядеть, но у выхода из вокзала наверняка что-то случилось. Люди заволновались, толпа качнулась, как амеба, приготовившаяся к нападению, бравые солдатики втянули животы. Вдоль оцепления, проверяя, все ли в порядке, побежали унтера. И уже очень скоро, пару минут спустя, в оставленном для проезда коридоре появились головные всадники какого-то лейб-кавалерийского полка. Перестань Герочка обижаться – вылез бы из своего укрытия и тут же определил по мундирам, к какому именно полку принадлежали всадники. Хотя, честно говоря, мне все равно.