Странники между мирами

Дядя Адобекк в ответ только пожимал плечами. «Не обольщайся. Из таких аристократов, как ты, получаются отвратительные солдаты... В крайнем случае ты можешь стать полководцем. В самом крайнем случае! Надеюсь, до такого не дойдет».

Постоялый двор «Стражник и бочка» был не лучше и не хуже любого другого места, где принц пускался в приключения. По крайней мере, здесь сравнительно чисто и в большом камине горит огонь.

Длинные столы были установлены вдоль трех стен, разрываясь на середине, возле камина, и поперек зала. Окраина диктует приверженность — не столько даже к традиционному, сколько к устаревшему; и здесь соблюдалось старое правило — никаких отдельных столиков, никакого уединения. Все должны быть на виду. Честному человеку скрывать ведь нечего, не так ли?

Талиессин уверенно пересек зал и плюхнулся на скамью: он вознамерился занять средний стол ближе к камину. Общий разговор на мгновение затих. Несколько торопливых взглядов на вновь прибывшего — и суждение о нем было вынесено, не слишком лестное для новичка. Двое или трое откровенно поморщились и отвернулись, один ухмыльнулся, а ближайший к Талиессину сосед отодвинулся на скамье подальше.

Ренье появился минутой спустя. На него уже не обратили внимания: просто еще один такой же. Тоже чумазый и растрепанный, тоже не бережет добротной одежды. Разве что на лицо более приятный.

Принц все время вертелся, глядел по сторонам, рассматривал висящие на стенах украшения — аляповатые деревянные полускульптуры, раскрашенные синим и зеленым и изображающие птиц с непомерно большими крыльями и несуществующие плоды. То и дело Талиессин принимался ерзать на скамье, жевал пряди своих волос, если те случайно попадали ему в рот, а после, очнувшись от задумчивости, резко выплевывал их. Наконец он вытащил нож и начал чистить ногти.

Ренье сидел напротив и молча смотрел на этого юнца. Ему казалось странным, что тот когда-нибудь сделается королем целой страны. Будет принимать важные решения, подписывать оправдательные или смертные приговоры, раздавать земельные наделы. Вот этими самыми смуглыми руками в цыпках от вечной возни с лошадьми и собаками.

Иногда Ренье пытался представить себе, какая кровь течет в жилах наследника. Крохотная капля эльфийского наследия растворена в обычном красном месиве, унаследованном от человечьих предков. Насколько сильна эта капля? Какой окажется она, когда впервые будет явлена на алтаре, во время ежегодного возобновления брачного союза королевского правящего дома с землей Королевства?

Ренье стеснялся этих мыслей. Он догадывался, что нечто подобное посещает и другие умы Королевства. Более изощренные, нежели ум обычного молодого дворянина, — и уж конечно более испорченные. Королева почти совершенно утратила волшебные свойства своих предков — и все же оставалась истинно эльфийской дамой, стройной, с темными розами, вспыхивающими на щеках в минуты волнения.

Но сколько ни вглядывался Ренье в Талиессина, он никогда не видел, чтобы у того на коже проступали эти потаенные огненные розы. Ничего. Обычный юноша. Разве что менее привлекательный, чем обычно бывают молодые люди этого возраста.

— Ну, где же Мегинхар? — выговорил наконец Талиессин и убрал нож. — Я уже всю грязь выковырял, а он до сих пор договаривается...

Действительно, никто из прочих спутников принца до сих пор не появлялся.

— Нужно еще лошадей устроить, — напомнил Ренье. — Сейчас все придут.

Но Талиессин не желал больше ждать. Он резко обернулся и закричал на весь зал:

— Эй, ты! Ты, толстая! Иди сюда!

Служанка обратила к кричащему сдобное лицо и пожала плечами.

Талиессин вскочил:

— Толстуха! Я тебя зову!

Служанка снова пожала плечами и боком двинулась к столу. Талиессин наблюдал за ней, улыбаясь все более удивленно.

Ренье опередил принца — он поднялся и проговорил отчетливо, резко:

— Ужин для пятерых.

— Я вижу только двоих, — протянула служанка, окидывая мутным взором потолок.

— Я заплачу за пятерых, — сказал Ренье.

— Ну тогда ладно, — сказала служанка и так же боком двинулась в сторону кухни. По дороге она несколько раз оглядывалась на Ренье и его спутника с самым подозрительным видом, точно всякое мгновение ожидала от них подвоха.

Талиессин снова уселся, развалился на скамье, сощурился. Теперь лицо принца, как казалось, состояло из нескольких резких черт, углубленных и выделенных тенями: две полоски на лбу — брови, под ними две узкие щели — сомкнутые глаза с прямыми, опущенными на щеку ресницами, дальше — зигзаги тонко вырезанных ноздрей, извилистая верхняя губа и прямая нижняя — и под нею глубокая ямка на подбородке. Маска гротескная, на опасной грани безобразия и неотразимой притягательности.

Ренье знал, что в очередной раз вызвал у принца раздражение. В таких ситуациях Ренье частенько припоминал, как студенты в Академии задирали Элизахара. Тот неизменно ухитрялся поставить нахалов на место. Железный человек. У Ренье никогда так не получится. С другой стороны, Элизахар никогда не имел дела с принцем.

Служанка преступно медлила с заказом, и Ренье не на шутку досадовал: обильный ужин мог бы отвлечь принца и предотвратить очевидно приближающиеся неприятности.

Разговоры, притихшие было с появлением чужаков, возобновились. Обычные вечерние пересуды лавочников. Они почти не достигали слуха двоих молодых людей. Было скучно. Талиессин уронил голову на стол, улегшись щекой на ладонь, и не мигая уставился на ближайшего соседа. Еще одна его неприятная игра: ждать, пока человек почувствует на себе тяжелый взгляд раскосых зеленоватых глаз и начнет ежиться.

Однако лавочник оказался крепким орешком — даже не дрогнул. Отказался даже от искушения повернуться и посмотреть на того, кто столь нахально на него таращится.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Ренье понял: дело вовсе не в предполагаемой силе духа их соседа — того слишком захватила тема разговора, который незаметно отошел от последних местных сплетен и перетек в совершенно иное русло: теперь обсуждались слухи, добравшиеся до окраины из предместий.

— Думаете, нам расскажут? — говорил, пригибаясь к столу, какой-то человек с неприятно звучным голосом. — Думаете, она позволит говорить об этом всенародно? Ничего подобного! Хоть сколько прошений на ее имя присылай — бесполезно.

— Она ведь может и не знать, — перебил другой, с острым носом, верткий. — У нее полно советников.

Третий устремил на него презрительный взгляд:

— Да? И сколько же?

— Достаточно, чтобы держать ее в неведении! — горячо заявил остроносый.

Обладатель звучного голоса демонстративно расхохотался.

— Говорю вам, ничего никогда — и никто — не узнает. Их попросту удавят в подземелье. Не они первые, кстати. Уже случалось такое, чтобы люди исчезали. А что? Пропадают без следа, и некого спросить...

— Но ведь эти все-таки виновны... — проговорил, медленно жуя, четвертый собеседник, моложе прочих, но такой же основательный и солидный. — Они ведь забили женщину камнями.

— Позвольте! — возразил зычный. — Эта женщина — отвратительная убийца, а они застали ее на месте преступления.

— Какого? — вступил в беседу еще один, с пышными усами, должно быть — возчик. Он отставил пивную кружку, рыгнул в кулак и обезоруживающе улыбнулся. — Я прослушал начало...

Остальные дружно уставились на него. Обладатель могучего голоса снисходительным тоном объяснил:

— Она заживо закопала своего новорожденного ребенка...

— Да, ужасно, — согласился возчик и снова взялся за пиво.

Тощий, с острым носом, упрямо качал головой.

— Я совершенно не согласен. Она поступила так, как любой нормальный человек на ее месте, если бы увидел, что выродил на белый свет противоестественного урода...

— А подробнее? — опять заинтересовался возчик.

— Две головы! — шепотом сказал пятый собеседник. Это был очень громкий шепот. — Представляете? Ребенок с двумя головами! Настоящий кошмар. Мать перепугалась — и...

— В любом случае, она не должна была принимать решение единолично, — упрямо гнул свое зычный голос. — Напротив, ей следовало бы сохранить этого ребенка. Нам нужны доказательства того, что земля наша производит ядовитые злаки. Что эльфийская кровь отравляет почву и проникает даже в семя наших мужчин, коль скоро женщины производят на свет таких чудищ.