Страница 21 из 30
На конец апреля 1986 года на 4-м блоке ЧАЭС был запланирован так называемый эксперимент «по самообеспечению реактора энергией». Реактор предполагалось заглушить, но перед этим необходимо было проверить, хватит ли его энергии для обеспечения работы насосов системы охлаждения. Этот эксперимент уже проводился, однако достоверных и окончательных результатов получено не было, и тест решено было повторить.
Первоначально остановить 4-й энергоблок планировалось днём 25 апреля. Возможно, если бы так и произошло, то аварийной ситуации и не возникло или, по крайней мере, она не вышла бы из-под контроля. Днём на станции находились руководители и специалисты, подготовленные к подобного рода экспериментам. Но… Из-за проблем на другой электростанции в энергосистеме не хватало электроэнергии, и диспетчер «Киевэнерго» запретил останавливать 4-й блок. 25 апреля в 23:10 разрешение на остановку 4-го энергоблока было получено, и персонал станции начал плановое снижение мощности реактора. До этого в восемь часов вечера состоялись пересменка и общестанционное селекторное совещание, на котором было сообщено, что 4-й блок работает без достаточного количества стержней-поглотителей, которые в случае аварийной ситуации должны были обеспечить надёжное срабатывание системы защиты реактора. Но на это не обратили никакого внимания…
Вообще подготовка и сам ход эксперимента на 4-м энергоблоке были проведены настолько беспечно и халатно, с таким количеством отступлений от регламента обслуживания реактора, что складывается впечатление, будто персонал станции собирался испытывать небольшой дизель-генератор, а не ядерный реактор огромной мощности, заряженный тоннами радиоактивных веществ. Помимо прочего, программой теста предусматривалось отключение системы аварийного охлаждения реактора (САОР). Во всех инструкциях и правилах записано — отключать САОР категорически запрещено. Но проводивший тест персонал посчитал, что автоматическое срабатывание САОР может привести к срыву эксперимента, и один из самых главных элементов обеспечения безопасности реактора был отключён. И уж в который раз приходится упоминать пресловутое «если бы»… Если бы система аварийного охлаждения была включена, аварии, скорее всего, не случилось бы. Но…
Согласно разработанному регламенту эксперимента мощность реактора предполагалось снизить с 3000 МВт до 700–1000. Однако из-за ошибки оператора мощность агрегата упала почти до нуля. Как должны были поступить операторы, проводившие эксперимент, в такой ситуации? Согласно правилам — немедленно заглушить реактор. Как же поступил персонал 4-го блока ЧАЭС? В нарушение всех норм и требований было принято решение продолжить эксперимент и поднять мощность реактора. Чтобы сделать это, оператор уменьшил количество стержней-поглотителей, количество которых уже и так было меньше требуемого по правилам…
Примерно в 1 час ночи 26 апреля мощность реактора удалось поднять до 200 МВт. В таком режиме из-за физических характеристик и особенностей конструкции реактор работал очень неустойчиво. В 1 час 22 минуты в ядре реактора началось образование пара. В 1:23:21 приборы зафиксировали резкое увеличение количества пара и бесконтрольный рост мощности реактора. Через 20 секунд операторы попытались ввести в активную зону реактора все регулирующие стержни и стержни аварийной защиты. Стержни пошли вниз, но через несколько секунд раздался удар и стержни остановились, не дойдя до конца активной зоны. В 1:23:44 мощность реактора превысила номинальную в 100 раз. Топливные каналы реактора начали разрушаться, и в 1 час 24 минуты раздались два глухих взрыва. В небо над 4-м блоком ЧАЭС взметнулся фиолетовый столб раскалённых газов. Взрывы сдвинули со своего места металлоконструкции верхней части реактора и пробили крышу машинного зала. Доступ воздуха привёл к возникновению пожара…
«Тим, хто врятував свiт» — такая надпись высечена на памятнике пожарным и ликвидаторам аварии на 4-м блоке ЧАЭС… О том, что могло случиться, даже страшно подумать. В первое время после аварии существовала реальная угроза ещё одного взрыва, более ужасного по последствиям, чем первый. Под реактором находился резервуар с водой для охлаждения, и если бы поддерживавшие его конструкции не выдержали, то реактор рухнул бы в воду. И тогда… Тогда, по расчётам специалистов, зона отчуждения имела бы радиус не 30 километров, а как минимум 500–600, погибли бы десятки тысяч людей, а миллионы получили бы большие дозы облучения. Кроме того, существовала реальная угроза повреждения и 3-го энергоблока, находившегося в непосредственной близости от разрушенного реактора. Если бы это произошло, то страшный сценарий «ядерной пустыни» на территории в сотни тысяч квадратных километров стал бы реальностью. И только благодаря пожарным из Припяти, которые первыми бросились в ядерное пекло, последствия аварии удалось уменьшить. Эти люди шли на верную смерть, но благодаря их мужеству мир действительно был спасён от страшной ядерной катастрофы.
Наверное, многие из тех, кто в первые часы аварии участвовал в борьбе с огнём, понимали, что означает малиновое свечение над 4-м блоком. Но истинных масштабов произошедшего никто не представлял, люди просто не знали, куда они шли, и что допустимая доза радиации в районе станции превышена в 87 тысяч раз. До утра 26 апреля у персонала станции в распоряжении были дозиметры, рассчитанные на измерение дозы излучения 3,6 рентгена в час, тогда как возле 4-го блока излучение достигало десятков тысяч рентген. Естественно, что эти дозиметры моментально зашкаливало. Только у начальника гражданской обороны ЧАЭС был в распоряжении прибор, способный измерять излучение до 200 рентген в час. Около 3 часов ночи 26 апреля начальник ГО измерил радиационное поле возле 4-го блока. Прибор, естественно, тоже зашкалило, о чём было сообщено директору ЧАЭС Брюханову, который прибыл на объект около 4 часов утра. Но тот сказал, что прибор неисправен, и докладную записку выбросил в мусорную корзину. Первое сообщение в Киев ушло в полчетвёртого утра: «Взорвался бак аварийной системы охлаждения, один человек погиб, один тяжело ранен, взрывом повредило крышу блока, реактор цел, радиационная обстановка в пределах нормы». А в это время в медпункт один за другим попадали ликвидаторы с одинаковыми симптомами: «головная боль, першение в горле, сухость, тошнота, рвота, нарушения психики». А вскоре острые признаки лучевой болезни стали чувствовать и жители близлежащих населённых пунктов…
Наверное, сейчас любой здравомыслящий человек понимает, что прежде всего необходимо делать в подобной ситуации — принять меры к локализации аварии и немедленно приступить к эвакуации людей, проживающих в непосредственной близости от места ядерного взрыва. Но в советское время в случае каких-то аварийных ситуаций и катастроф господствовал принцип: любой ценой попытаться скрыть произошедшее, даже если сделать это невозможно. В зоне радиусом 30 километров вокруг ЧАЭС проживало примерно 125 тысяч жителей. Население города Чернобыль, расположенного в 15 км от станции, составляло 12,5 тысячи жителей, а Припяти, находящейся в трёх километрах от разрушенного реактора, — 49 тысяч. Буквально за минуту 8 из 140 тонн радиоактивного топлива реактора 4-го блока оказались в воздухе. Люди, проживавшие неподалёку от ЧАЭС, получили дозу облучения, сравнимую с дозой при американской ядерной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Естественно, что всех этих людей следовало немедленно оповестить о случившемся и в кратчайшие сроки эвакуировать в безопасное место.
Когда радиоактивное пятно достигло Швеции и это было зарегистрировано местными станциями радиологического контроля, шведские власти прежде всего провели эвакуацию людей из зоны атомной станции и только потом выяснили, что взрыв произошёл не у них. Так поступают там, где ценность человеческой жизни является главным приоритетом. Но в СССР было иначе. Цепочка лжи, начатая руководством ЧАЭС во главе с директором станции, продолжала действовать. «Пожар потушен, реактор цел, радиационный фон в пределах нормы» — эти успокаивающие сообщения продолжали поступать в Киев и Москву до самого утра 26 апреля. Только около 9 часов утра было созвано срочное заседание Политбюро ЦК КПУ, где впервые был поставлен вопрос об эвакуации жителей Припяти. Но ЧАЭС по статусу считалась объектом союзного подчинения, а только что созданная к тому времени правительственная комиссия во главе с заместителем председателя Совета министров СССР Борисом Щербиной из-за неправдивой информации не владела ситуацией, и потому решение об эвакуации затягивалось. Когда же масштабы катастрофы стали очевидны, в Кремле началась борьба между теми, кто настаивал на немедленной эвакуации жителей прилегающих к ЧАЭС районов, а возможно, в случае ухудшения обстановки, и Киева, и теми, кто считал, что такое решение приведёт к панике и ситуация в двухмиллионной столице Украины попросту выйдет из-под контроля. В итоге эвакуация Припяти была проведена только 27 апреля, с опозданием на сутки. А в условиях, когда радиационный фон превышал допустимый уровень в тысячи раз, эти 24 часа означали тысячи жизней, которые забрала лучевая болезнь…