Страница 83 из 93
Английский флот опять явился в Балтийском море и опять не помешал генералу Ласси с 5000 войска высадиться на шведские берега и опустошить их, сжечь три городка, 19 приходов, 79 мыз, 506 деревень с 4159 крестьянскими дворами. В Ништадте шведские уполномоченные становились все сговорчивее. Они сильно стояли только за Выборг, а из Лифляндии требовали хотя Пернау и острова Эзеля. «Выкиньте это из головы, – отвечал им Брюс, – Пернау принадлежит к Лифляндии, где нам соседа иметь вовсе не нужно, а Выборга отдать вам нельзя». «Мы уступим всю Лифляндию, – продолжали шведы, – только на двух условиях: чтоб царское величество заплатил нам за нее секретно известную сумму денег да чтоб не вмешивался в дело герцога голштинского: мы сами и многие другие у нас к его стороне склонны; но теперь, вследствие присяги всего государства, ничего в пользу его сделать нельзя. После нынешнего короля герцог имеет несомненное право на шведскую корону и получить может, потому что, кроме него, нет никого на линии; только он может получить корону по воле государственных чинов, а не насилием. Да просим, чтоб царское величество не посылал теперь войск своих в Швецию для ее разорения, потому что от этого будет большое препятствие здешнему нашему делу; и Аландский конгресс прекратился от того же». «Если царское величество, – отвечал Брюс, – пошлет свое войско в Швецию, то от этого здешнему делу никакого препятствия не будет, а еще скорее мир будет заключен».
Соглашаясь на уступки Лифляндии, шведы продолжали стоять за Выборг. «Этот город – ключ Финляндии, – говорили они, – если он останется за Россиею, то вся Финляндия всегда будет в воле царского величества. Мы готовы дать всякое ручательство в безопасности России со стороны Выборга, обяжемся не держать более 400 человек гарнизона, выхлопочем гарантии других держав, но города уступить не можем». Наконец шведы уступили и Выборг, спорили только об округе его.
Шведы уступали Лифляндию под условием, чтоб царь не вмешивался в дело герцога голштинского. Мы видели старания герцога и его министров в Вене сблизиться с русским двором и заставить царя принять к сердцу интерес герцога предложением брачного союза между ним и царевною Анною. На донесения Ягужинского об этом деле Петр писал: «На предложение сего герцога о супружестве с старшею, царевною ответствовать не могу ныне двух ради причин: первое, еще не знаем, что в нынешних непрестанных отменах последовать может; другое, что его самого не знаем, а надобно, чтобы он сам ко двору моему приехал, а сие для него полезно будет и потому, понеже ныне в Швеции его партия паки стала усиливаться». В другом письме к Ягужинскому Петр имел неосторожность написать, что не заключит мира с Швециею, пока не сделает герцога наследником, в чем готов и письменно обязаться. В Петербурге об интересах герцога хлопотал известный нам Штамкен в звании посланника голштинского, но на все свои представления получал неопределенные ответы в таком роде: «Царское величество радостного отменения в делах герцога и постоянного благоповедения охотно желает, и, что его царскому величеству зело приятно будет, когда он добрыми своими оффициями при являющихся случаях к споспешествованию его королевского высочества блага и интереса способствовать может, его царское величество от господина посланника милостиво желает, дабы он, его королевское высочество, о сем и о имеющей к нему его царского величества доброй дружбе и склонности наилучшим образом обнадежил». В конце сентября 1720 года Штамкен подал промеморию: «Его королевское высочество желает и царское величество в служебной преданности просит, чтоб в предбудущий мир между Россиею и Швециею его королевское высочество таким образом включен был, чтоб наследие Шведского государства ему и его потомству определено и в своей силе содержано было». Шафиров отвечал: «Царское величество сомнения не имел его королевского высочества благоосновательное право к шведской короне данным уже титулом королевского высочества признать; также из праволюбия весьма склонен его королевскому высочеству в том, как то только учинено быть может, более помогать и объявить велел, что он не только при учинении мира с Швециею сколько возможно за его королевское высочество интересоваться будет, но и в продолжение войны (так как мир еще далеко отстоит) изволит все учинить к его королевского высочества пользе; пусть его высочество только объявит, как при будущих военных операциях наилучшим образом ему может быть услужено».
12 декабря 1720 года призван был к царскому величеству в зимний старый дом голштинский посланник Штамкен, и подканцлер объявил ему о сообщении генерала Кришпина князю Василью Лукичу Долгорукому в Копенгагене, что он, Кришпин, имеет поручение от некоторых знатнейших шведских сенаторов заехать к герцогу голштинскому в Бреславль, объявить ему о их склонности к нему, о неудовольствии их на короля, и пусть он, герцог, старается об усилении своей партии в Швеции. Штамкен отвечал, что и он получил от своего двора известие, что в Швеции хотят заставить короля объявить наследником герцога голштинского; англичане же и датчане всеми способами стараются отводить герцога от царского величества. Царь объявил ему на это, что все датские и английские интриги и ласкательства клонятся к одному – отвесть герцога от России и потом провесть; никто не имеет таких средств и таких причин помогать герцогу, как Россия: ибо как может ему помочь датский король против Швеции, с которою он только что получил мир и с обидою герцога выговорил себе у Швеции и Англии Шлезвиг, и какая сила одного датского короля против Швеции? А ганноверцы стараются только о своем интересе, чтоб удержать за собою Бремен и Верден. «Я, – говорил царь, – герцогу к получению в Швеции сукцессии, также и в прочем всеми силами помогать буду, и если герцог сюда, в Петербург, приехать изволит, то мне будет легче показать это на самом деле, потому что я с Швециею в войне и сильно вооружаюсь к будущей весне; так герцогову интересу очень может помочь, когда в Швеции узнают, что он имеет такую сильную помощь».
Как только подул попутный ветер, Штамкен выплыл с рассуждением: заключению мира между Россиею и Швециею главным препятствием служат Лифляндия и Эстляндия. Шведы думают, что они без этих провинций и Ревельской гавани пробыть не могут, а царское величество не хочет уступить этих провинций, чтоб быть спокойным в новом утверждении своем на Балтийском море, и для того предается в рассуждение, не может ли царскому величеству приятный способ быть, когда герцог голштинский приведен будет в посредство. Этому государю в Швеции хотя и неправда учинена, что на его наследственное право не обращено внимания, однако право, на время приостановленное насилием, не уничтожается. Дабы его царское величество мог иметь совершенное доверие к герцогу, для этого за основание постановляется супружество между герцогом и старшею дочерью царского величества. Для вспоможения такому супружескому союзу царскому величеству не трудно будет Лифляндию и Эстляндию уступить зятю своему герцогу в суверенную и наследственную собственность. Никто этому не может прекословить, потому что провинции уступаются законному наследнику Шведского государства, и эта уступка будет приписана особенной умеренности царского величества. Известно, что герцог имеет в Швеции друзей и приверженцев, хотя они до сего времени лица показать не смеют; когда же герцог сделается владельцем Лифляндии и Эстляндии, то, может быть, мнение в Швеции изменится и друзья герцога громче говорить и явственнее показываться станут. У чужих держав отнимется предлог противиться возрастающей силе России на Балтийском море. Когда герцог вступит на шведский престол, Россия и Швеция соединятся самым крепким союзом, следствием которого будет почтение Европы. Выгодное положение герцоговых Готторпских земель не может быть оставлено без внимания в отношении торговом.
16 января 1721 года царь написал герцогу: «Светлейший герцог, дружебнолюбезнейший племянник! Мы как чрез вашего министра, при вас пребывающего Штамкена, так и чрез нашего в Вене обретающегося действительного камергера Ягужинского о нашем к вашему высочеству и любви имеющем истинном и благосклонном намерении вас обстоятельно уже уведомили и притом и то объявить велели, что вашего высочества и любви скорейший приезд сюды не токмо нам весьма приятен, но и к споспешествованию собственных ваших интересов весьма потребен будет. Мы вашему высочеству и любви чрез сие паки о том засвидетельствовать и притом вас обнадежить восхотели, что мы к вам и вашим интересам благосклонное намерение имеем, и ежели вашему высочеству и любви угодно нам удовольство показать вас здесь у нас видеть, то мы случай иметь будем вам вящие опыты в том подать и с вашим величеством и любовью все то концертовать, что к вашим интересам и к общему обеих сторон благу полезно быть может, понеже то чрез пространные негоциации и чрез многие переписки учинено быть не может и токмо много времени всуе препровождает».