Страница 75 из 93
Программа Куракина выполнялась: Голландия оставалась нейтральною; с цесарем сношения были возобновлены; с прусским королем и Польшею находились в особенной дружбе; наконец, не разрывали и с Англиею. Здесь можно было действовать точно так же, как и в Польше, потому что и здесь интерес короля был отделен от интереса народа: в своем собственном ганноверском интересе, чтоб закрепить Бремен и Верден за Ганновером, король Георг заключил мир и оборонительный союз с Швециею; но захочет ли английский народ из-за ганноверского интереса тратиться на бесплодную оборону Швеции, потому что одною этою обороною нельзя принудить Россию отказаться от своих требований? Благоразумие требовало от России отделить в Англии народ от короля и, враждуя с последним, оставаться в мире с первым. Летом 1719 года, в то время как в Стокгольме велись деятельные переговоры для сближения Англии с Швециею ко вреду России, русский резидент в Лондоне Федор Веселовский внушал англичанам, что ганноверские министры из своих частных видов употребляют всевозможные коварства, чтобы ссорить Россию и Пруссию с Англиею, и произвели такую смуту, что Англия кажется двором ганноверским, потому что управляется его интересами и политикою, и те, которые не согласуются с страстями этого двора, принуждены быть в несогласии и с Англиею. Веселовский доносил своему двору, что внушения его производят большое впечатление, что между англичанами начинается ропот на силу ганноверских министров и говорят, что надобно положить конец этой силе.
С такими ж внушениями Веселовский обратился и к английскому государственному секретарю Стенгопу. «Царские войска, – говорил резидент, – выведены из Мекленбурга; несмотря на то, ганноверские министры не перестают клеветать на царское величество, приписывая ему враждебные намерения против цесаря. империи, Польши, чтоб прикрасить этим свой договор, заключенный в Вене, и особенно чтоб поссорить Россию с Англией. Но их коварства опровергнуты перед целым светом великодушным поступком нашего государя, который оставил интересы своего ближнего свойственника, герцога мекленбургского, для сохранения спокойствия в Германии. С Англиею царское величество поступает всегда доброжелательно и надеется, что она не пойдет против его интересов. Но если он обманется в своей надежде, если Англия заключит хотя оборонительный союз с Швециею, то он будет смотреть на это как на объявление войны России». «Мы имеем причины опасаться, – отвечал Стенгоп, – что у царского величества нет доброжелательных намерений относительно Англии; мы основываем свои опасения не на лживых внушениях ганноверских министров, но на подлинных известиях, что эмиссары претендента (Стюарта) не только живут постоянно при дворе царском, но трактуют с министрами об интересах претендента; как же после того Англия может иметь мнение о добрых намерениях царского величества? Видим и другие доказательства нерасположения царского величества к Англии: нашим купцам запрещен свободный торг с Швециею; и если с русской стороны продолжится намерение лишать торговли своих приятелей, то мы наконец принуждены будем принять свои меры». По словам Веселовского, ему легко было опровергнуть «слабые резоны» Стенгопа; он отвечал, что сильно сомневается в справедливости известий о претендентовых эмиссарах в Петербурге; но если б даже это была и правда, то почему Англия до сих пор не вошла на этот счет в соглашение с Россиею, как то сделала с другими державами? Что же касается до запрещения торговать с Швециею, то это сделано потому, что Швеция запретила торговлю с Россиею; пусть все державы настоят, чтоб Швеция уничтожила это запрещение, тогда и Россия позволит свободную торговлю с Швециею. Стенгоп сказал на это: «Англия по общности торговых выгод и по услугам, которые она оказала царскому величеству в настоящей Северной войне, может требовать со стороны России внимания к своим интересам; а заключать конвенцию насчет претендента неприлично, потому что Англия и без того надеется на доброе расположение царского величества». «Какие услуги Англия оказала России в настоящей войне?» – спросил Веселовский. «Англия, – отвечал Стенгоп, – допустила царя сделать большие завоевания и утвердиться на Балтийском море; кроме того, посылала свой флот и помогала предприятиям царским». «Англия, – сказал Веселовский, – допустила царское величество делать завоевания, потому что у нее небыло средств помешать этому, не имела и желания благоприятствовать успехам России, но по обстоятельствам должна была оставаться нейтральною флот свой посылала в Балтийское море для защиты своей торговли и для обороны короля датского в силу заключенного с ним обязательства».
Узнав, что Англия снаряжает сильный флот в Балтийское море, царь велел Веселовскому спросить у Стенгопа, каким намерением этот флот будет отправлен? Стенгоп отвечал, что флот отправляется к датскому королю по примеру прошлого года, причем Англия, кроме охранения своей торговли, не имеет никакой другой цели. «Не знаю, – сказал Стенгоп, – какую причину имеет царское величество сомневаться насчет Англии; но мы имеем важную причину опасаться России, потому что эмиссары претендента при дворе царском договариваются о низвержении короля Георга». «Я весьма опасаюсь, – писал Веселовский царю, – нет ли между якобитами (приверженцами Иакова Стюарта), находящимися в России, какого-нибудь лживого человека, который или будучи подкуплен, или из недоброжелательства сообщает здешнему двору и то, что, может быть, его товарищи и не делают; но верно то, что английское министерство принимает это дело за высшую себе обиду, которою оправдывает все враждебные действия ганноверского двора против вашего величества. Также весь народ, по разглашениям якобитов, убежден, что ваше величество находитесь в согласии с Испаниею и при удобном случае намерены вместе с нею сделать высадку в Англию».
К Веселовскому явились члены русской торговой компании и рассказывали, как они были у Стенгопа с вопросом, могут ли отправлять свои корабли в русские гавани, ибо слух есть, что между королем их и царем происходит несогласие, и Стенгоп отвечал им, что могут отправлять свои корабли в Россию безопасно, король намерен сохранить доброе согласие с царем. «Это скрытое коварство! – сказал Веселовский купцам. – Английские министры хотят принудить царское величество к разрыву с Англиею, но до сих пор не могли еще преодолеть умеренность нашего государя; но если бы им удалось вывести его из терпения и принудить к какому-нибудь враждебному действию, то они объявят в народе, что Россия напала на Англию без всякой причины, что они, министры, и не думали о войне с нею – доказательство: они объявили членам русской компании, что могут безопасно отправить корабли свои в русские гавани. А между тем они работают всюду против интересов царского величества, причем интерес английского народа приносится в жертву страстям Бернсторфа, для удовлетворения этим страстям раболепное министерство английское положило разорвать с Россиею, что доказывают переговоры с Швециею, посылка Витворта к прусскому двору с целию отвлечь его от России. В интересе отечества своего приложите сильные старания для предупреждения разрыва между Англиею и Россиею, подайте письменные представления самому королю». Купцы, по словам Веселовского, согласились с его мнением и обещали уговаривать старшин компании подать представление королю. Но в совете компании, держанном по этому случаю, большинством голосов было решено, что должно успокоиться на заявлении Стенгопа и не делать новых представлений правительству.
В июне английский флот под начальством адмирала Норриса явился в Балтийское море. Царь отправил к адмиралу письмо, в котором требовал объяснения, зачем он прислан, ибо прежде при подобных отправлениях флота ему, царю, всегда давали знать об этом заранее; и если теперь адмирал, не объяснив письменно цели своего поручения, приблизится к русскому флоту или к русским берегам, то с царской стороны это молчание будет почтено за знак злоумышления и будут приняты надлежащие меры для безопасности. В конце письма царь заявлял, что он против короля и короны Великобританской, ни против какого другого государства, кроме Швеции, враждебных намерений не имеет. Норрис отвечал из Копенгагена: «Перед отъездом моим я говорил с г. Beселовским о походе моем сюда, сказал ему, что надеюсь на сохранение доброго согласия между нашими государями. Потому с крайнею покорностию приемлю смелость засвидетельствовать вашему величеству удивление мое насчет опасения, выраженного в письме вашем». Но в сентябре, когда еще царские уполномоченные Брюс и Остерман находились на Аландских островах, получают они на царское имя следующее письмо из Стокгольма от английского посланника при тамошнем дворе Картерета: «Король великобританский, государь мой, повелел мне донести вашему царскому величеству, что королева шведская приняла его посредничество для заключения мира между вашим величеством и короною Шведскою. Королева шведская приняла посредничество Великобритании потому, что эта держава никогда не принимала участия в Северной войне; уповается, что это рассуждение принято будет и вашим величеством, что ваше величество соизволите повелеть пресечь все неприятельские действия в знак принятия посредничества и склонности к миру. Я прошу позволения донести вашему величеству, что король, государь мои, повелел кавалеру Норрису прийти с флотом к здешним берегам как для защиты торговли его подданных, так и для поддержания его медиации и что его величество вместе с королем французским и другими своими союзниками (между которыми находится и Швеция) принял меры, чтоб его медиация получила ожидаемый успех и чтобы в скором времени прекращена была война, которая так долго тревожила Север». Вместе с письмом от Картерета получено было и письмо от Норриса в тех же самых выражениях; кроме того, адмирал предлагал свои услуги для начатия мирных переговоров между Россиею, Швециею и Англиею. Брюс и Остерман, «усмотря весьма необыкновенный и гордый поступок английских посла и адмирала», отвечали Картерету, что они не могут препроводить подобных писем к царскому величеству и надеются, что король великобританский свои мнения и чувства в деле столь великой важности не оставит объявить царскому величеству или сам! чрез грамоту, или чрез своего министра, находящегося в Петербурге, а такие чрезвычайные способы и пути непотребны.