Страница 61 из 93
Это доношение оставалось без последствий, несмотря на сильное старание резидента получить скорейшее решение. Он объявил министрам, что в такой медленности царь увидит знак нерасположения императора к себе. «Император, – отвечали министры, – всегда желал сохранять дружбу с царским величеством; а как царское величество с нами поступает, мы это узнали под рукою». «Скажите, что такое вы узнали?» – спросил Веселовский; но министры уклонились от ответа. Между тем резидент проведал о сношениях польского короля с венским двором. Представлены были два мемуара: в первом Август II жаловался, что Польша постоянно подвергается насилиям и обидам со стороны царя и, не будучи в состоянии противиться собственными войсками (а саксонских в Польшу впускать не хотят), прибегает к императору с просьбою, чтоб он принял меры к отвращению этого зла. Он, король Август, получил известие, что царь намерен выдать племянницу свою, овдовевшую герцогиню курляндскую, за претендента (Стюарта) и доставить ему польский престол по смерти его, Августа; а какой произойдет вред цесарю и другим соседним державам, когда Польша почти что соединена будет с Россиею, о том сам цесарь может рассудить. Во втором мемуаре Август объявляет, что царь ведет переговоры об отдельном мире с Швециею и хотя обнадеживает его. Августа, что без общего согласия мира не заключит, но он ему не верит и просит императора убедить английского короля, чтоб тот, когда будет заключать отдельный мир с Швециею, включил в свой договор и польского короля. Император послал об этом указ к посланнику своему в Лондон, и английский король обещал исполнить желание императора.
Наконец в мае-месяце принц Евгений объявил Веселовскому, что император из присланной копии Плейерова донесения не может усмотреть ничего, что было бы противно международному праву или чтоб его резидент имел сообщение с царскими подданными, но что он доносил все слышанное, исполняя свою обязанность; поэтому император не должен его отзывать и не хочет допустить, чтоб иностранная держава принуждала его переменять своих министров, ибо одна держава не может предписывать закона другой. Что же касается трех писем царевича Алексея, то вице-канцлер был спрошен перед всеми министрами, и обнаружилось, что царевич сам эти письма прислал к вице-канцлеру для отсылки в Польшу; но письма не отправлены, оставлены здесь, из чего можно видеть доброе расположение императора к царскому величеству. Тут принц Евгений показал Веселовскому издали три запечатанные письма. Веселовский заметил, что такой ответ императора будет очень неприятен царю, который не может вперед с полною откровенностью сноситься с Плейером, и доброе согласие между двумя дворами не может быть поддержано таким лицом. Принц отвечал, что другого решения со стороны императора не будет. Веселовский просил, чтоб отдали ему письма царевича, и в том получил отказ. Шёнборн именем императора объяснил Веселовскому, что Плейер не будет отозван, а если будет выслан силою, в таком случае император уже знает, что делать. Сам император сказал резиденту: «Мы надеемся, что об отозвании Плейера министры наши вам уже нашу резолюцию объявили, и о трех письмах прикажем вам дать ответ вскоре». Потом Шёнборн показал Веселовскому одно письмо царевича и, когда тот спросил, почему показано одно письмо, а не все три, отвечал со смехом: «Я о других не знаю».
Поведение венского двора объяснялось известиями Веселовского в июле-месяце, что с турками у Австрии заключен выгодный мир и что император отправляет в Польшу чрезвычайного посла возбуждать Речь Посполитую против пребывания русских войск в Польше; что император уговорился с королем Августом не только вытеснить русские войска из Польши, но добиться того, чтоб вперед они ни под каким предлогом туда не входили без позволения цесарского и Речи Посполитой. Для этого и для северных дел положено отправить 25000 войска в Силезию и Богемию на границы и, смотря по состоянию дел, прибавить еще 10000. Главное намерение венского двора состоит в том, чтоб поддержать возложенное на Ганновер поручение заставить герцога мекленбургского выслать русские войска из своих владений; помирить герцога с дворянством его на условиях, требуемых последним как правым, и город Росток привести в прежние отношения к герцогу. Кроме того, венский двор опасается короля прусского, зная, что он очень склонен к России; боятся, что если состоится мир между Россиею и Швециею, то прусский король соединит свои войска с шведскими; уверены, что Карл XII по заключении мира с Россиею высадится у Данцига, вступит в Германию и будет война за веру протестантскую, потому что после несчастия шведского короля под Полтавою в австрийских владениях начали притеснять протестантов и теперь представления шведского резидента на этот счет отстранены. В Вене боятся также русских войск, которые стоят в Польше; боятся, что если три тысячи русских войск, стоящие в Мекленбурге, будут оттуда вытеснены, то царь отомстит за это и за неприятности по делу царевича впадением в Силезию. Когда датский посланник заметил одному австрийскому министру: «Чего вам бояться вторжения русских войск в Силезию? Теперь у вас мир с турками, и вы можете сейчас же отправить значительный корпус войска и вытеснить русских», то австриец отвечал: «Правда, только пока цесарские войска туда отправятся, русские между тем сделают то же в Силезии, что делали в Польше и Мекленбурге: побравши все с собою, уйдут и усы оботрут: где потом искать удовлетворения? Россия с нами не граничит, а начинать войну с нашим интересом несходно». Наконец, с австрийской стороны сделан был запрос Порте, для чего она терпит пребывание русских войск в Польше, когда это запрещено последним договором ее с Россиею.
В начале августа приехал в Вену генерал-адъютант барон Левенвольд, которому в Петербурге дан был наказ представить венскому двору постоянное желание царя заключить с ним союз, но все предложения об этом с русской стороны до сих пор остаются напрасными; видя это, царь заключил союзный договор с Франциею, но и тут когда французское правительство требовало, чтоб Россия при нарушении Утрехтского и Баденского договоров обязалась помогать Франции войском за субсидию, то царь не согласился вступить в это обязательство, не желая сделать что-нибудь противное цесарю. Царь надеется, что цесарь, усмотря такие его доброжелательные поступки, перестанет верить ложным и неосновательным внушениям насчет России. Царь не имел никогда никакого намерения вмешиваться в имперские дела и приобрести владения в империи, как разглашают недоброжелательные люди; это ясно из того, что, имея в руках Штетин, отдал его в посессию королю прусскому; легко мог получить Висмар и Штральзунд, но никогда их не домогался. Вступился за герцога мекленбургского, зная, что его преследуют по письмам барона Бернсторфа, мекленбургского дворянина, который извлекает для себя большие выгоды из ссор между герцогом и его дворянством. Все ложные против России внушения происходят от ганноверского двора. Цесарь недоволен манифестом царским о царевиче Алексее, где сказано, что цесарь склонил царевича к выезду из своих земель; но, во-первых, это правда, во-вторых, манифест издан только для подданных царского величества, а потом напечатан на иностранных языках иноземными министрами, в чем русское правительство не виновато. С польской стороны делаются внушения, будто царь выдает племянницу свою за претендента; но это явная ложь: по просьбам польского короля царь сговорил было эту племянницу свою за герцога вейсенфельского, но так как это дело от них разными штуками промедлено, то царь заблагорассудил сговорить племянницу за родственника короля прусского, старшего сына маркграфа Филиппа. Русские войска не выходят из польских владений потому, что жители Данцига обещали пресечь всякие сношения с шведами и действовать против них, что должен был им приказать сделать государь их, король польский, но он до сих пор не сделал на этот счет никакого распоряжения, и потому царь приказал князю Репнину с его дивизиею оставаться в Польше до тех пор, пока жители Данцига исполнят свое обещание, тем более что из многих мест получаются ведомости о намерении короля шведского высадиться у Данцига. Левенвольд должен поступать, смотря по тамошним делам, по совету Веселовского, но должен остерегаться, чтоб не показать со стороны царского величества боязни или унижения, а стараться только об искоренении враждебных внушений и добиться отозвания Плейера.