Страница 15 из 97
В церковные праздники и царские дни во дворце бывали большие столы, к которым приглашались патриарх, бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки, стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы и посадские люди всех сотен. Кроме того, большие столы бывали по случаю приезда иностранных царевичей и знатных послов. Тут в Грановитую палату, где был обед, сносились дорогие и редкие вещи на показ гостям: на окне на бархате золотном стояло четверо серебряных часов; у того же окна стоял шандан стенной серебряный; на другом окне стоял серебряник большой с лоханью, по сторонам рассольники высокие; на третьем окне на бархате золотном стоял рассольник серебряный большой да бочка серебряная позолоченая, мерою в ведро. На рундуке против государева места и на ступенях были постланы ковры: около столпа стоял поставец: на нем расставлены были сосуды золотые, серебряные, сердоликовые, хрустальные и яшмовые. Иностранные послы говорят, что сосуды эти не отличались чистотою.
Посол приехал за важным делом. Надобно, подумавши, отвечать на его предложения. С кем же обыкновенно великий государь думает думу о всяких важных делах, ратных и земских? Много прошло времени с тех пор, как старший князь в роде княжеском стал великим государем, царем московским и всея Руси, но простота первоначальных отношений его к окружающим, к ближним людям не исчезла. Около дворца великого государя, в самом Кремле. потом в других лучших частях Москвы, в Китае и Белом городе, в домах пообширнее других, окруженные бедными родственниками, знакомцами и многочисленною крепостною дворнею, живут знатные люди разных чинов, более или менее близкие к царю. Это старинная дружина княжеская; слово исчезло, но основной характер остался, характер военный: все это ратные люди, члены дружины, старшие и младшие; им поручаются, как и в старину, разные гражданские должности, но при этом они не теряют своего постоянного, военного характера. Древняя Россия не достигла еще до разделения военной и гражданской службы. Первоначальный военный, дружинный характер окружающих царя остался; изменились отношения дружины к вождю ее: члены прежде вольной дружины, могшие отъезжать от одного князя к другому, потом прикрепились к одному великому государю царю-самодержцу, стали его холопями. Вся эта служня обязана быть постоянно налицо при великом государе. С раннего утра собирается она ко двору; старики едут в каретах, зимою в санях, молодые верхом; не доезжая до двора царского, вдалеке от крыльца, выходят из карет, слезают с лошадей, идут пешком к крыльцу. Пойдем за ними во дворец, там обнаружится различие между ними по степеням знатности и приближения к царю. Толпа не идет далеко, останавливается на постельном крыльце и здесь, на обширной площади его, дожидается, не будет ли какого приказания: это молодые, т. е. менее знатные, люди. Здесь видим стольников: это дети отцов, которые в знатных чинах, но не из первостепенной знати по происхождению; их будет человек 500; главная служба их во дворце, от которой и получили название, – носить кушанье к царскому столу при торжественных обедах; их же отправляют посланниками к иностранным дворам, воеводами по городам, в приказы. Стольники, стоявшие здесь, на крылечной площади, назывались площадными в отличие от комнатных, детей более знатных, более приближенных к царю отцов. Вместе со стольниками дожидаются на крыльце стряпчие; мы уже видели их в придворной должности при торжественных царских выходах; и стряпчих, которых будет человек с 800, посылают также в разные посылки, менее значительные: не пошлют стряпчего ни в воеводы на город, ни в послах в иностранное государство. Далее крыльца не идут и дворяне московские, получившие первое место перед дворянами областей, присоединенных к Московскому княжеству; у них нет придворной должности; в военное время это начальные люди в полках, в мирное их посылают и воеводами по городам, и послами, и для производства следствия, и в приказы. Но давно уже опыт показал, что человек, владеющий саблею, неловко владеет пером, давно уже образовался особый класс людей, дельцов по письменной части, разделявшихся на старших и младших, на дьяков и подьячих: без них не мог обойтись боярин, назначенный государем ведать какой-нибудь приказ в Москве, не мог обойтись дворянин, когда его посылали воеводою в город, когда его отправляли посланником в чужое государство. И все больше и больше значения приобретает делец, письменный человек подле ратного человека, по старине занимающего гражданскую должность: дьяк уже не подчиненный ему, не излагатель только его мнений, его приказаний и решений, дьяк его товарищ и в приказе, и в посольстве. Между стольниками, стряпчими и дворянами на дворцовом крыльце дожидаются и дьяки. Взад и вперед бегают жильцы: это двухтысячный отряд дворянских, дьячьих и подьяческих детей, из которого по сороку человек ночует на царском дворе.
На крыльце, на площади не всегда тихо, не всегда слышны только одни мирные разговоры; иногда вдруг раздается шум, громкие голоса: два врага, два соперника по какому-нибудь тяжебному делу встретились и не выдержали, сцепились браниться; стоит только вымолвить первое бранное слово, и язык расходится, удержу ему нет: от лица сейчас же переход к его отцу, матери, сестрам и другим ближним и дальним родственникам, никому нет пощады, все старые и недавние истории, сплетни, слухи – все тут будет повторено с прибавками, какие продиктует расходившееся сердце. Побранится стольник с другим стольником за холопа, которого оттягивают друг у друга, – и приплетет к холопу сестер-девиц и мать своего соперника. Дело не ограничивалось одними крупными словами, шумом: иной расходится от крупных слов и шума и начнет гонять по крыльцу за врагом, гоньба иногда оканчивалась тем, что у одного из соперников была прошиблена кирпичом голова.
Толпа молодых, ожидающая на крыльце, беспрестанно расступается, дает дорогу старым боярам, окольничим и думным людям, которые не останавливаются на крыльце и проходят далее, в переднюю. Передняя имеет важное значение перед крыльцом: один жилец, исчисляя службы свои, бьет челом государю: «Пожалуй меня, холопа своего, для великого чудотворца Алексея митрополита и для многолетнего здоровья сына своего царевича, за мое службишко и терпенье вели, государь, мне быть при своей царской светлости в передней, а родители мои (родственники) пожалованы в переднюю». Здесь в передней останавливаются бояре, окольничие и думные люди, люди трех первых высших степеней старинной русской службы. Боярин – имя, которое встречается уже на первых страницах старой летописи в значении старшего члена дружины и необходимого советника, думца княжеского, и эта тесная связь между понятием боярина и советника княжеского выражалась в эпитете: боярин думающий. Окольничие во время усиления значения власти княжеской являются преимущественно в значении царедворцев; они распоряжаются при дворцовых церемониях, при приеме послов, во время путешествия государя едут впереди его, приготовляют все на станах; в последнее время окольничество потеряло значение должности и приняло только значение чина, означая вторую степень после боярства. Наконец, издавна между дружинниками были люди, не достигшие еще ни боярства, ни окольничества, но жившие в думе, участвовавшие в совете великокняжеском; отсюда третий чин – думные дворяне. К этим трем чинам, участвовавшим в думе, совете царском, примыкают думные дьяки – высшее звание, которого мог достигнуть не военный человек, а человек пера. Думных дьяков не больше четырех; как первые дельцы, находившиеся на глазах государя, который непосредственно пользовался их ловким пером, их знанием дела и опытностию, думные дьяки приобретают важное значение; особенно сильны становятся они со времен Грозного, который, подозревая знатных людей во враждебных замыслах, преимущественно доверял дьякам, людям новым, незнатным. До какой степени влияния могли достигать думные дьяки, показывают нам примеры Щелкаловых, Грамотина. Как люди формы и рутины, из мелочного знания существующего извлекавшие свои выгоды, думные дьяки, разумеется, не могли быть расположены к преобразованиям; они считались знатоками дела, пользовались в этом отношении большим уважением, большим влиянием, к ним обращались как к оракулам: понятно, как оскорбились, ожесточились они, когда им стали говорить, что они не умеют дело делать, не умеют прилично вести себя. Отсюда понятна вражда, которую питали думные дьяки к дерзкому нововводителю, Ордину-Нащокину, осмелившемуся учить, указывать. Кому же? Думным дьякам! Как будто первые дельцы дела не знают! Вздумали переучивать их на чужой лад, только и слов от него, что в чужестранных государствах не так делается.