Страница 57 из 79
Чтоб не было, однако, вперед подобных доносов, Лигарид обратился с просьбою о помощи к логофету константинопольской церкви Константину, писал, что враги оклеветали его, что осуждение произнесено неправильно. «Я не проводил жизни моей, – пишет Лигарид, – в сластолюбии, пьянстве и блуде; смолоду возлюбил я мудрость, с большими трудами и издержками прошел морской путь из любви к учению. Называют меня латиномысленным и еретиком, но я латинским повелениям не повинуюсь, общего у меня с латинами – одна наука, вместе с ними я был и есмь ревнитель древним философам афинским Ливанию и Ямвлиху, богу добрым служителям. Заступись за меня, преученый муж! Чтобы невежды не тщеславились и не превозносились; будь ходатай и помощник делом и словом». Логофет показал эту грамоту преемнику Нектария Досифею. Тот сильно рассердился на Лигарида, увидав резкие выражения его о своих врагах и гонителях, к которым принадлежал и Нектарий. Но явился царский посланный с просьбою – простить Лигарида и прислать ему разрешительную грамоту. Не исполнить просьбы было нельзя, разрешительную грамоту послали в Москву, и Досифей сорвал сердце, написавши только на Лигаридовой грамоте к логофету: «Если бы не было святого ходатайства царева, то узнал бы ты, кто мертводушен и беден, тот ли, кто 15 лет как оставил паству без пастыря, или тот, кто полагает душу свою за овцы? Исполнилась на тебе басня Эзопова: козел бранил волка с высокого места; ты сам по себе невелик и глуп, бесчеловечен и бесстыден, только место, где пребываешь, – двор царский. Уцеломудрись хоть теперь».
В конце 1672 года Лигарид собрался в Палестину, но, доехав до Киева, остановился здесь и долго жил, служа великому государю, донося о тамошних делах. Так, в 1675 году он писал к Матвееву: «По боге и царе в тебе имею заступника милостивейшего, помоги мне некиим даром вместо милостыни, умоли, чтобы мне позволили служить по-архиерейски. Собирают здесь много денег отовсюду, а кому и на что собирают – не знаю. Изволь об этом розыскать, о бодрейший Киева страж! Разузнай, на что митрополичьи доходы обращаются? Здесь носятся слухи, будто епископ Мефодий освобожден и киевским митрополитом поставлен. Стереги крепко и радей, чтобы этого не было, ибо великая будет смута между духовными и мирскими; до сих пор еще жив раздор и измена, учиненная недавно и бывшая причиною столь великого побоища. Вопиет и св. София, на починку которой взял 14000 рублей у царского величества, о других его своевольствах молчу».
Скоро после этого пришел в Киев царский указ, чтоб Лигарид немедленно возвратился в Москву. Он счел это опалою и, приехав в Москву, написал государю: «Воспевал пророк и царь Давыд в десятострунном своем псалме: не отврати лица твоего от отрока твоего, яко печалюся, скоро услыши мя; то же смею и я возгласить к тебе, единодержавцу-царю: не отврати светлейшего лица твоего от меня, яко погибну душою и телом: особенно печалюсь, потому что не знаю причины моего возвращения». В январе 1676 года Лигарид обратился к Матвееву с жалобами, что умирает от голода и жажды, что просьбы его на смех пересылают из приказа в приказ, что одолжал вследствие большого и трудного путешествия, что для службы церковной нет у него ни священника, ни диакона, ни певца, ни иподиакона: «Ты заботишься обо всем в богатейшем царстве: забыл только обо мне, архиерее». Об нем вспомнили и велели давать корм по-прежнему. Чем занимался Лигарид, видно отчасти из того, что он привез в Москву из Киева иеромонаха Виссариона, бывшего начальника школ киевских, «для пособия себе в тщаниях и службе царского величества».
Кроме Греции была еще другая страна христианская, православная, более несчастная, более страдающая от бусурман, чем даже Греция, страна, издавна искавшая помощи у единоверной России: то была Грузия. После несчастной попытки при царе Борисе Московское государство отказалось от мысли посылать войска свои за Кавказ, помогало деньгами, посылало духовенство свое в Грузию осматривать состояние церквей, богослужения, помогать тамошнему духовенству советом. Тяжелое впечатление производило грузинское христианство на русских духовных, тем более что последние сами не всегда могли отличить существенное от несущественного и сильно были привязаны к форме, к букве. «Первое у вас несогласие с соборною и апостольскою церковию, – говорили русские духовные грузинским епископам, – первое несогласие то, что церкви от алтарей не отгорожены, царских дверей нигде нет, да и не бывало, престолы везде наги и к стене приделаны, служите в неосвященных церквах, крестов ни на одной церкви нет, да и не бывало, если и есть в церкви иконы, то вы свечи прилепляете к простой стене, а иконы стоят особо, и мнится нам, что у вас к божественным иконам и к честному кресту вера оскудела, да и на себе креста не носите; у кого и есть иконы, и те спрятаны, а иные носят малые иконы на поясах за кушаками; мотаете рукою не по истине и кланяетесь, смотря на небо, а не на иконы; архиереи ваши и попы сами себя крестным знамением оградить и прочих людей благословить не умеют. Если попу у вас случится служить литургию, то он принесет с собою сосуды и ризы в мешке, а Евангелия и креста ни у кого нет; иной поп, пришед в церковь, постелит на престоле плат и, поставя сосуды, действует в одном чекмене и, отдействовав, покрыв святая, облачится в ризы и начинает литургию; отслужа, велит малому собрать с престола сосуды и ризы в кошель и понесет к себе. Вы, епископы, и попы ваши действуют, ризы надев на шею, свесив наперед, и как начинать литургию, тогда ризы назад спускаете. Крестят у вас младенцев одним погружением. Покаяния отцам духовным мало у вас знают, также и причастия, только при смерти дают причастие, и то без покаяния. Всякие люди у вас входят в церковь в шапках, с саблями и ослопами, и вы, епископы, также входите с ослопами в церковь и в алтарь. Женятся без венца, и если дети будут, то венчаются, а детей не будет, то, покинув старую жену, берут другую; свадьбу у вас играют в Великий пост, в Благовещенье». В одном месте русские духовные были свидетелями следующего явления: между заутренею и обеднею вышло на площадь духовенство, вынесли образ св. Георгия и поставили на столбе, а против образа на церковной крыше сел мужик, надел на себя другой образ св. Георгия и стал говорить во весь мир: «Послушайте меня! Я нынче ночевал в храме, и сказывал мне св. Георгий: людей моих не обижайте, которые в мое имя веруют». После этого мужик начал пророчествовать об урожае и кому умереть в этот год. «Что это у вас, святой человек? – спросили русские. – И умеет он грамоте?» «Нет, не умеет, – отвечали грузины, – но это такой род: если кто умрет, то из их же роду другой станет рассказывать Егорьевы слова в мир».
Мы видели, что при царе Михаиле кахетинский царь Теймураз поддался России. При царе Алексее весною 1647 года приехал в Москву посол от Теймураза и подал такую грамоту: «Как у отца твоего был я с сыном и со всею Грузинскою землею в холопстве, так теперь и тебе, великому государю, бью челом в холопство. Отца твоего заступлением и жалованьем наше Грузинское государство живо и цело, а если ты нас не пожалуешь, за нас не вступишься, то окрестные государства нас разорят без остатку и станут говорить: вы поддались московскому государю, и он вас выдал, за вас не вступился. Теперь сам я, Теймураз-царь, с сыном своим Давидом отдался тебе в холопство со всею Грузинскою землею, внука своего Григорья пришлю к тебе в холопи в Москву, а за большого моего внука Иоасафа изволил бы ты выдать сестру свою государыню царевну. Да вели к нам послать митрополитов сколько изволишь, государство Грузинское божье да твое: и вера так же была бы справлена, как и в твоем великом государстве». Мы знаем, что в это время, особенно в 1648 году, в Москве было не до Грузии. В 1649-м оттуда повое посольство. «Хотел я, – писал Теймураз, – отправить к тебе, великому государю, внука своего Николая (!), но как узнали об этом персияне, то начали государство мое воевать с трех сторон. Мне через горы внука своего послать нельзя, а на Шемаху персияне не пропустят. Пожаловал бы великий государь, прислал за внуком моим своих людей и велел взять его к себе в холопи».