Страница 36 из 79
Теперь вместо Константинополя Мазепа является в Москве в виде пленника, которого участь еще нисколько не обеспечивалась просьбою Самойловича. Мазепу повели к допросу в Малороссийский приказ перед начальника его, Артамона Сергеевича Матвеева. Мазепа спешил выиграть расположение царского любимца длинным, обстоятельным ответом; знали, что он приезжал в Переяславль с обещанием подданства от Дорошенка, а потом поехал в Крым поднимать хана на государевы украйны, и вот Мазепа начал рассказ с поездки своей в Переяславль. «Присылали к Дорошенку старшина города Лисенки, объявляя, что они поддались царскому величеству, чтобы он также поддался, ехал бы к ним на раду в Корсунь и привез с собой булаву и бунчук. Дорошенко послал меня с отписками к той старшине да со мною же послал лист к князю Ромодановскому, а при отпуске велел мне присягу учинить на том, что я не останусь в Корсуни у жены и, будучи на раде, стану говорить боярину и старшине восточной стороны по его, Дорошенкову, приказу, а приказывал он говорить старшине: если они добьются того, что ему быть гетманом на той стороне Днепра, то он готов быть в подданстве у государя; если же ему гетманом быть не велят, то чтоб знатные государевы люди при мне присягнули, что ему ничего дурного не сделается. Но когда я приехал в Переяславль, то в тот самый день рада уже вершилась до меня, и я один Дорошенков лист отдал боярину, а другой – старшине. Князь и гетман писали со мною к Дорошенку, чтоб приезжал к ним безо всякого спасенья. Он отвечал, чтобы прислали в Черкасы честного человека, а он пришлет от себя в атаманы своих людей. Боярин прислал в Черкасы голову московских стрельцов. Тогда Дорошенко созвал раду в Чигирине и спрашивал: посылать ли аманатов в Черкасы или нет? Положили – посылать; но вот пришла весть из Крылова, что идут Серковы посланцы; аманатов задержали, хотели прежде узнать, что скажут запорожцы. Те объявили, что Дорошенко булавы и бунчука в Переяславль не отдавал и сам бы не ехал, потому что гетман должен быть по-прежнему на западной стороне; что запорожцы хотят соединиться с ним и с ханом крымским заодно, как было при Богдане Хмельницком, писали они к хану, чтобы он помирил Серка с Дорошенком, чтобы Дорошенко для подтверждения гетманства и для союза ехал в Запорожье. Дорошенко на Запорожье не поехал, опасаясь государевых людей, а присягнуть вместо себя послал козака. Я стал проситься у Дорошенка, чтобы отпустил меня к жене в Корсунь. Ты хочешь изменить! – сказал мне на это Дорошенко. – Видно, тебя Ромодановский соболями прельстил! Велел мне при митрополите Тукальском присягнуть, что буду служить ему вперед и, будучи в Переяславле, не говорил ли про него чего дурного? Я присягнул, и дней через пять послал меня к визирю турскому с листами».
Служа великому государю, Мазепа объявил: «Дорошенков резидент в Константинополе Порывай писал: хан крымский конечно на том положил – помирить поляков с турками и обратить войско на Московское государство», Мазепа рассказал кой-что и о самозванце Семене, который был при нем в Запорожье: Серко называл его прямым царевичем и сказал мне: просит царевич у него войска ста с два и с ними хочет ехать на остров Чертомлик, а оттуда писать на Дон к черни, чтобы на Дону всех старшин вырубили и к нему приклонились; а когда чернь приклонится, то он, собрав по городам людей, пойдет к Москве. Серко ему говорил: «Зачем тебе собирать войско? Если хочешь ехать в Москву, то я тебя и так отпущу с провожатыми». «Нельзя мне ехать в Москву, – отвечал самозванец, – меня бояре убьют». G тех пор Серко велел его беречь, чтобы он куда-нибудь не уехал из Сечи. А как были у Серка царские посланцы, то вор, взявши лошадей, гонял за ними, хотел их порубить; Серку дали знать, и он тотчас послал за ним козаков, которые не дали ему убить посланцев.
Мазепа был неистощим в важных показаниях: «Крепка и подлинна приязнь у Собеского с Дорошенком. Приезжал Ореховский в Чигирин уговаривать Дорошенка, чтобы, покинув протекцию турецкую, обратился в подданство к Речи Посполитой; Ореховский подал и статьи, на которых должно было свершиться это подданство: 1) Быть комиссии о том, какие убытки униаты сделали церквам православным в Польше и Литве. 2) Границе Войска Запорожского быть до воеводства Киевского и Браславского; однако обывателям этих воеводств должен быть сыскан особливый способ вознаграждения от Войска Запорожского. 3) Войскам польским кварцяным никогда в Украйне не быть, разве только само Войско Запорожское их потребует. 4) Дорошенко должен послать в Варшаву бунчуки турецкие: если же по каким-нибудь причинам нельзя бунчуков прислать, то пусть пришлет брата с другими козаками в аманаты, за что Собеский обещал выпроводить коменданта из Белой Церкви. И то положено между статьями: нечего упоминать и просить у Речи Посполитой таких вольностей, какими козаки пользуются на восточной стороне под Москвою. Какие это вольности? Посмотри, что терпит народ под воеводами московскими? Гетман нынешний выбран не по вольностям и правам войсковым, под бердышами и мушкетами; дети его забраны в неволю в аманаты; власть вырвана у гетмана из рук, потому что виновных козаков наказывать не может, а должен отсылать их в Москву в неволю; наконец, бесчестье Многогрешного! Собеский указывал Дорошенку средство защиты от царской рати: послать в Варшаву с предложением подданства, а он, Собеский, тотчас напишет царю грамоту, чтобы не велел своим войскам наступать на подданного Речи Посполитой. Поляки, – продолжал Мазепа, – просят хана и Дорошенка, чтобы уговаривал султана помириться с Польшею и поднять войну на Московское государство. Турки говорили: какие разумные люди ляхи! Вместо того чтобы нам у них в Кракове обедать, будем теперь под Киевом ужинать. Резидент Дорошенка в Константинополе писал гетману: не кручинься, что потерял Украйну, нетрудно ее назад взять: нет у вас на Украйне Крита и Каменца-Подольского. Султан нынешней войною хочет взять Хмельницкого из неволи с собою про запас: если бы Дорошенко изменил, то Хмельницкого на его место поставить». Мазепа объявил подробно и о средствах Дорошенко в Чигирине: всего и с чигиринскими жителями около 5000 человек. Пушек больших и малых в обоих городах с 200 будет: пушечных запасов много; хлебных запасов у жителей будет на год, а у ратных запасов никаких нет и солью очень скудно. Дорошенко говаривал тайно: как послышу приход Москвы, то побегу из Чигирина к турскому султану; а теперь он сидит в осаде разве для того, что есть к нему грамоты от турского султана или Собеского о помощи. Большая половина чигиринских жителей Дорошенка не любят, желают, чтобы он поддался царскому величеству, а родичи и приятели в одной с ним думе. Сотник Блоха уговаривает конных козаков тайно, чтобы соединились с войском царским. Дорошенко и старшина говаривали между собою, что если придет под Чигирин царское войско, то им лучше вести переговоры с князем Ромодановским, чем с своими козаками.
Мазепою остались очень довольны в Москве: он видел царские пресветлые очи, пожалован государским жалованьем и отпущен без задержанья; отправлена с ним призывная грамота к Дорошенку и чигиринским жителям; но Иван Степанович отправлялся в Чигирин не с тем, чтобы там остаться: он должен был возвратиться в полк к Ромодановскому и гетману, которым наказано было беречь его, чтобы никуда не ушел.
Отправляя в Москву Мазену, Самойлович бил челом, чтобы государь отпустил к нему сыновей его. «Твои дети, – был ответ, – пребывают при его царском величестве в премногой милости, которая никогда отменна не будет; отпустить же их к тебе за нынешними украинскими смутами невозможно, чтобы украинские народы непокорные не подумали, что гетманские сыновья высланы из Москвы по немилости». Предлог отказа был не очень искусно придуман, но пример четырех гетманов заставил Москву быть подозрительною.
Между тем военные действия продолжались на западной стороне. 23 июля Ромодановский и Самойлович подошли к Чигирину, поделали шанцы и начали беспрестанную стрельбу в город. Много домов было разбито, много козаков и горожан перебито и переранено. Дом Тукальского также был разбит гранатами; митрополит ушел в верхний город и там заболел от страха; крымский хан прислал своего доктора лечить его. В конце июля московские войска под начальством копейного и рейтарского строя полковника Сасова и других чинов начальных людей, а малороссийские под начальством бунчужного Леонтья Полуботка и черниговского полковника Борковского отправились под Чигирин с крымской стороны. В двух верстах от города встретил их брат гетманский. Андрей Дорошенко был разбит, победители преследовали его до городской стены и истребили весь хлеб в окрестностях Чигирина, потерявши только шесть человек убитыми и одного прапорщика, взятого в плен. Но в то же время пришла весть, что крымский хан переправился через Днестр под Сорокою, где строят мост для переправы самому султану со всем турецким войском, которое двинется в Умань, а из Умани прямо под Киев. 6 августа турецкий отряд явился под Ладыжином. Здесь сидел известный своими партизанскими подвигами против татар и турок грек Анастас Дмитриев, из купца ставший начальником вольной сбродной дружины, козацко-польско-волошской. С Анастасом же заперлись в Ладыжине полковник Мурашка и Савва; ратных людей было 2500 человек да мещан с женами и детьми с 20000, из них боевых людей тысячи с четыре, пушка одна, и та испорчена, вал худой, запасов никаких. 80 турецких пушек загремело против города. Мурашка с протопопом и сотником перебежали в неприятельский стан; но защитники Ладыжина выбрали в полковники Анастаса, чтоб биться до смерти. Отбивши пять приступов, ладыжинцы отчаялись, сдались и были все объявлены пленными. Анастас, переодетый, пошел за простого мужика и успел потом освободиться из плена. Мурашку взяло раскаяние: стал он браниться, называл визиря и султана воришками, проклинал Магомета и потерял голову.