Иисус Неизвестный

XXVIII

Воины, должно быть, вынесли на площадь из казармы походный стул центуриона и, поставив его посередине площади, посадили на него Иисуса, нагого, окровавленного, после бичевания. Кто-то, найдя валявшееся тут же, на дворе, служившее для подтирания ног, лохмотья воинского красного плаща, sagum, paludamentum, накинул его на плечи Ему, вместо царского пурпура;[928] кто-то, вынув, может быть, из кучи хвороста, служившего для растопки ночных костров на дворе, колючую ветку терновника, возложил ее на голову Его, вместо царского венца;[929] кто-то вложил Ему в связанные руки, из той же кучи, тростник, вместо царского скиптра.

И, становясь перед Ним на колени… поклонялись Ему, говоря: радуйся. Царь Иудейский! (Мт. 26, 28–29; Мк. 15, 17–18.)

«Ave, Rex ludaeorum!» – вместо «Ave, Caesar Imperator!» И прибавляли обычное приветствие римских воинов кесарю: «ave, Caesar Victor Imperator!» – «Кесарь Победитель, радуйся!»[930] – как бы сам дьявол, устами человеческими, ругался над Тем, Кто сказал: «Я победил мир» (Ио. 16, 33).

И плевали на Него, и, взявши тростник, били Его по голове. (Мт. 27, 30.)

«Царь ужасного Величия», Rex tremendae majestatis, – сатурнальное чучело, кукольного театра Гананова кукольный царь.

Се, человек! Ессе homo (Ио. 19, 5), —

это слово Пилата, вероятно исторически подлинное, – тоже «громовое чудо», такое, что «всей премудрости земной не хватило бы, чтоб изобрести его». Слово это мог сказать «почти милосердный» Пилат, увидев случайно, издали, и тотчас, может быть, прекратив недостойное «римского величия», поругание Смертника.

Там, во дворе Каиафы, иудеи ругались над Сыном Божиим, Царем Небесным, а здесь, во дворе Пилата, римляне ругаются над Сыном человеческим. Царем земным. Но сколько бы люди ни ругались над Ним, поймут когда-нибудь, что в этом терновом венце, в этой кровавой порфире, – единственный Царь.

И, глядя на это, сердце наше двумя чувствами раздирается, – одно: миру ничем не спастись, кроме этого; а другое: не лучше ли бы миру погибнуть, чем этому быть?

XXIX

И, когда надругались над Ним, сняли с него багряницу, и одели Его (снова) в одежды Его, и повели на распятие. (Мт. 27, 31.)

Сам распинаемый должен был, по римскому закону, нести крест, или, точнее, так как цельный крест составлялся только на месте казни, из вбитого в землю кола, palus, и укрепленной на нем перекладины, patibulum, то осужденный нес одну из этих двух частей креста, или связанные веревками, обе.[931] Сами римляне не должны были касаться «проклятого дерева»: значит, не было особенной жестокости в том, что воины заставили Иисуса нести крестный кол.[932]

Кто хочет идти за Мною… возьми крест свой и следуй за Мною. (Мк. 8, 34.)

Кто не несет креста своего, тот Мне не брат, —

это Он говорит и делает: первый из всех, на земле Крест несущих, – Он Сам.[933]

Двое разбойников шли вместе с Ним, по улицам, еще празднично-пустынным в этот утренний час. «Казнью заведующий, сотник»[934] нес, впереди шествия, крестную, белого дерева, дощечку, titulus crucis, πιναζ,[935] с надписью крупными, черными буквами, римскими, греческими и еврейскими (Ио. 19, 19–20), так, чтобы все могли прочесть и понять:

Rex Judaeorum.

.

Malka di lehudaje.

Царь Иудейский. (Мк. 15, 26).

Выходя же, встретили некоего Киренеянина, по имени Симона… шедшего с поля… и возложили на него крест, чтобы он нес его за Иисусом (Мк. 15, 21; Мт. 27, 32; Лк. 23, 36).

Сам, должно быть, уже не мог нести. Судя по тому, что Симона встречают, «идущего с поля»,

, – слово «выходя»,

, у Матфея, значит: «выходя из города». А если так, то Иисус нес крест или перекладину, patibulum, от Антониевой крепости до городских ворот, что свидетельствует о несокрушимой, после бичевания до распятия, духовной и телесной крепости Мученика. Так понял Иоанн (19, 17):

Сам неся крест свой, вышел на Лобное место. Голгофу.

10. Распят

I

«Крест был найден, сверх надежды», – сообщает церковный историк Евсевий о сделанной будто бы императором Константином находке Креста Господня на дне колодца, под мусором от развалин, воздвигнутого на месте Голгофы, Венерина капища.[936] «Сверх надежды найден» – значит: «был потерян, забыт, безнадежно». Помнит убийца, где убил человека, а где Сын Божий убит людьми, люди забыли.

Если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем (II Кор. 5, 16),

– эту Павлову загадку разгадали православные так же почти, как еретики-докеты: «тенью только страдал», passum fuisse, quasi per umbram.[937] Если бы не только «тенью», – то могли ли бы люди забыть, где страдал, и через пятнадцать веков недоумевать, что целуют, истинный ли Крест или мнимый, тело или тень?

II

Чтό бы почувствовали Петр и «толмач» его Марк, если бы знали, что это будет? Могло ли бы им прийти в голову, что когда-нибудь одного слова «Голгофа» будет уже недостаточно, чтобы сразу напомнить людям, то место, где Господь был распят? В первых, ближайших к Иисусу, двух поколениях, от 60-х годов, когда в Римской общине записывает Марк «Воспоминания» Петра, до 90-х годов, когда в общине эфесской записывает «Иоанн Пресвитер» «Воспоминания» Иоанна Апостола, память о Голгофе еще так жива, что люди, если бы даже хотели, не могли бы забыть это страшное место, потому что нет и, вероятно, не будет другого события во всемирной истории, изображенного с такой наглядной точностью, как это. В каждом слове всех четырех свидетелей чувствуется, что стоит им только закрыть глаза, чтобы все увидеть снова так, как будто оно происходит перед их глазами сейчас.

И вот все-таки забыли.

III

Самое строение почвы около Иерусалима могло бы напомнить людям место Голгофы. Стены города всюду возвышаются над кручами, кроме одной стороны – северо-западной, где холмистая равнина спускается отлого; только здесь и могла быть Голгофа.[938]

Близко к городу было то место, где распят Иисус, —

все еще помнит – видит Иоанн (19, 20), помнит и Послание к Евреям (13, 12), Иоанну почти современное:

вне городских ворот пострадал Иисус.

Помнит и Марк (19, 29): шесть часов, от девяти утра, когда Господь был распят, до трех пополудни, когда Он умер, идут, не переставая, «прохожие», παραπορευόμενοι, мимо Распятого, «ругаясь над Ним»,

Точность всех этих Новозаветных свидетельств подтверждается и римскими историками. «Мы (римляне) имеем обыкновение ставить кресты у больших дорог, чтобы проходящие, видя распятых, страшились».,[939] «полезнейшего ради примера», res saluberrimi exempli.[940]

928

H. Holtzma

929

«Раз на Него возложенный и никогда уже не снятый, терновый венец», corona spinea, semel imposita et nunquam defracta, по чудному слову Оригена. – Lagrange, Marc, 420.

930

Klosterma

931

Руки осужденного привязывались ремнями к положенной на плечи его «перекладине», patibulum, в 1 1/2 метра длины: tibi esse eundum… extra portas, dispessis manibus patibulum quom habebis. – Plaut., Mil. glor., 359. – Bracchia patibuli expleicerunt. – Seneca, ad Mare, de consol., XX, 31. – Patibulo suffixus, in crucem erigitur. – Fi

932

Renan, Vie de Jesus, 1925, p. 431.

933

Keim, III, 401.

934

Seneca, De ira, I, 16: centurio supplicio praepositus. – Tacit., A

935

Sueton., Calig., 32; Domit., 10. – Dio Chrys., 54, 3.

936

– <В ожидании – (греч.)>, Euseb., Vita Constan., XI, 22, 59; III, 26. – Socrat., H. E., I, 17. – Sozomen., H. E., II, l. – Hieron., Epist. XLIX, ad Paulin.

937

Hippol., Syntagma, ар. Ps.-Tertul., V. – Philast., 42.

938

M. Goguel Vie ее Jesus., 57.

939

Quintil., Declam., 275. – Plin., H. N. XXXVI, 24, 3: ad spectanda civibus <на усмотрение граждан – (лат.)>

940

Tit. Liv., Epist., 55.