Цветок на камне

Молодой человек поймал себя на мысли, что в последнее время не часто ходит в церковь, хотя прежде не пропускал ни одной службы. С некоторых пор он ощущал слишком сильную вину перед Богом и чересчур много Божьей вины за то, что случилось с ним, его жизнью и жизнью близких ему людей.

— Ночи напролет я думаю о том, что мне делать, святой отец, и не нахожу никакого выхода, — говорил Вардан.

— Ты не хочешь оставлять этого мальчика у себя?

— Хочу или нет, не имеет значения. Я не могу разлучить его с сестрой, и у Тиграна нет других родственников, которые взяли бы его к себе.

— Проблема в твоей жене? — спросил священник. — Если так, я поговорю с Гаянэ.

Вардан мотнул головой.

— Не только. Да, она не любит детей Асмик, и ее можно понять. Гаянэ известно, что Сусанна моя дочь, и она не может справиться с ревностью. Впрочем, я надеюсь, это пройдет, ибо Гаянэ знает, что я никогда не брошу девочку. Но Тигран… Я не могу усыновить мальчика, потому что у меня есть собственный сын и наследник. И я не знаю, как объяснить Тиграну, что, когда он вырастет, ни один человек из нашего селения не отдаст за него свою дочь!

— Ты не любишь Тиграна за то, что Асмик родила его от другого мужчины, от человека не нашей веры?

— Он хороший и умный мальчик, — поспешно произнес Вардан и добавил: — Но… он чужой. Чужой для меня и для всех остальных. Я вынужден в этом признаться, хотя в свое время согласился стать его крестным отцом.

Священник немного помолчал, потом промолвил:

— Ты стал крестным отцом этого ребенка, потому что пожалел не его, а Асмик. А еще хотел быть поближе к ней.

— Да, потому что у нее не осталось близких. Ее все сторонились, ее не пускали в церковь.

— Еще не родился человек, которого я не пустил бы в церковь, — заметил отец Саркис. — В знак верности нашему Богу нам положено беречь и любить друг друга. Даже самая бедная церквушка — открытое окно, через которое человек видит Небеса. Беда в том, что эта женщина никогда по-настоящему не раскаивалась. Если б она пришла и попросила о помощи…

Услышав это, Вардан подумал об Анахите, осуждаемой отцом Саркисом за то, что она занималась гаданием. В отличие от других односельчан она не пожелала укрыться в церкви и погибла в собственном доме.

— Не попросила. И мы остались безразличны к ней, зная, что безразличие — не менее тяжкий грех, чем все остальные.

Священник смущенно кашлянул и сказал:

— Ты всегда стремился к тому, чтобы взять на себя ответственность за судьбу Асмик. Продолжай делать это в отношении ее детей, ибо смысл жизни на земле в вере, которая проявляется в добрых делах.

— Иногда мне кажется, что я принес Асмик только несчастье! — воскликнул Вардан, не в силах справиться с внутренней болью.

Отец Саркис тронул его за рукав.

— Ты был грешен, но ты любил ее, а настоящая любовь оправдывает все — в том числе и в глазах Иисуса.

Вардан отправился домой. В арыках журчала вода, омывая молодые саженцы, тени, лежавшие у подножия гор, манили прохладой, по берегам вытекавшего из-под нависшей скалы ручья голубели незабудки. Природа жила и цвела, и мало что напоминало о землетрясении, исковеркавшем столько судеб! Молодой человек с горечью думал о том, что раны земли затягиваются куда быстрее, чем раны человеческих душ и сердец.

Возле дома Вардан обнаружил Тиграна: мальчик сидел на корточках под забором, опустив голову. Мужчина досадливо передернул плечами; он еще не отошел от разговора с отцом Саркисом и от нелегких дум. Вардан старался полюбить сына Асмик, но не мог; возможно, и впрямь потому, что мальчик был похож не на мать, а на своего отца.

— Что ты здесь делаешь?

Тигран поднял голову, и Вардан увидел, что на его лице красуются две багровые ссадины, а под глазом чернеет синяк.

— Ничего. Просто сижу, — уныло произнес ребенок.

— Откуда это?

— Я подрался.

— С кем?

Мальчик вздохнул.

— С мальчишками. Я хотел познакомиться с ними и… поиграть, но они стали меня дразнить. Они называли меня арабчонком. Я полез в драку, но их было много…

Вардана охватили странные чувства. Этот мальчик не так давно потерял мать, но он был ребенком, а потому ему хотелось играть и общаться со сверстниками.

Мужчина не видел иного выхода, как рассказать Тиграну о его происхождении. Чем раньше мальчик узнает правду, тем больше времени у него будет для того, чтобы осознать свое положение и примириться с судьбой.

— Пойдем домой, — сказал Вардан и подал Тиграну руку.

Войдя во двор, они увидели горько плачущую, мокрую и грязную Сусанну. Оказалось, Аревик толкнула девочку и та упала прямо в лужу. Вардан выбранил старшую дочь, а Сусанну взял на руки и понес в дом.

— Что за крики? — спросила Гаянэ, которая возилась у очага.

— Аревик толкнула Сусанну, и она испачкалась.

Женщина подняла взор.

— А почему Аревик плачет?

— Я ее отругал.

— Иди сюда, — позвала Гаянэ свою дочь. Она прижала девочку к себе и принялась утешать.

— Ты показываешь детям плохой пример, — холодно произнес Вардан.

Гаянэ запальчиво тряхнула головой.

— А ты?! Ты всегда любил Асмик, а не меня и теперь защищаешь ее дочь, а не ту, которую родила я!

Мужчина ничего не ответил. Он сам переодел и успокоил Сусанну, а потом обратился к Тиграну:

— Я хочу с тобой поговорить.

Вардан провел мальчика в комнату, где стоял узорчатый деревянный шкаф на низких ножках, а вдоль стен тянулись обитые досками и завешенные коврами ниши, в которых хранились постельные принадлежности, инструменты и различная утварь. Здесь приятно пахло какими-то травами и царило древнее, казавшееся нерушимым спокойствие.

Тигран сел, сложил руки на коленях и замер, не представляя, что ему придется услышать.

— Мать говорила тебе об отце? — спросил Вардан, чувствуя, насколько ему нелегко начинать этот разговор.

— Нет. Только о дедушке.

— Да, — кивнул мужчина, — ты вправе гордиться своими предками по материнской линии. Что касается твоего отца… Мне тяжело говорить об этом, но… он был мусульманином, арабом. Этого не следует стыдиться, просто ты должен об этом знать.

— Не может быть! — вырвалось у Тиграна. — Почему мама мне ничего не сказала?!

Лицо Вардана было напряженным, бледным; он страдал от невидимой раны.

— Наверное, не знала, как объяснить.

Мальчик опустил голову.

— Я понимаю. Мой отец был плохим человеком. Она стыдилась и его, и… меня.

— Я не знаю, каким он был. Наверное, не таким уж плохим, если твоя мать связалась с ним вопреки нашим обычаям и вере, — пересилив себя, мягко произнес Вардан. — А тебя она никогда не стыдилась. Асмик очень любила и тебя, и твою сестру.

— Что мне теперь делать?

— Жить дальше. Не обращать внимания на злые слова.

— Я бы взял Сусанну и ушел, только не знаю, куда мне идти, — угрюмо произнес мальчик и опустил голову.

— Ты должен остаться здесь, — сказал Вардан и протянул было руку, чтобы коснуться головы ребенка, но потом отдернул. Раньше незримая тень проклятого араба стояла между ним и Асмик, а теперь — между ним и ее сыном.

Той же ночью у Сусанны начался жар. Ребенок задыхался и бредил. Каринэ, в чьей комнате ночевала девочка, пыталась справиться в одиночку, но под конец не выдержала и разбудила сына.

— Это началось около полуночи, — сказала она, когда Вардан зашел в ее комнату. Посмотрев в лицо сына, женщина добавила: — Она все время зовет мать.

Девочка стонала и металась по подушкам. Ее щеки пылали, полузакрытые глаза лихорадочно блестели, тщедушное тельце содрогалось от приступов кашля. Каринэ удалось напоить Сусанну целебной настойкой, а затем она приложила к ее ногам нагретые камни, но девочке не становилось легче.

— Если б Анахита была жива, я позвала бы ее, а так… я не знаю, что делать! — сокрушенно промолвила мать Вардана. — Попробую сходить за Сатеник. Она не столь искусна, как Анахита, но больше мне не к кому обратиться.

То ли от отчаяния, то ли еще по какой-то причине мужчина решил разбудить жену. Когда Гаянэ вошла в комнату, в ее взгляде не было и намека на сочувствие. Непроницаемое лицо, равнодушный взгляд.