Страница 40 из 40
Во Франции правительство действовало решительнее. В своих выступлениях перед палатами 19 и 24 мая по вопросу об отношении правительства к Стокгольмской конференции Рибо решительно заявил, что вопрос о мире не может быть делом партийным, а должен быть делом правительства, олицетворяющего волю народа; что вредно и опасно «внушать стране мысль, что мир уже близок, — мысль, которая может быть вызвана этого рода совещаниями», и что «мир может быть достигнут только путем победы». «Правительство выдаст паспорта для поездки в Петроград только в том случае, если при проезде через Стокгольм французские представители не подвергнутся помимо своей воли опасности встретиться с агентами неприятельских стран». Как Бонар Лоу, так и Рибо определенно намекали на то, что «соблазнительные формулы», «всеобъемлющие и двусмысленные», являющиеся «ловушкой» и отвергнутые палатой, «возникли не в Петрограде, а ввезены извне, и происхождение их слишком ясно».
Фиаско внешней политики Совета. При таком настроении, выяснившемся к концу мая, союзные правительства решили настоять на опубликовании своих официальных ответов на ноту Терещенко от 3 мая, возвещавшую новый курс русской внешней политики. Ответы эти лежали в министерстве уже давно — английский с 11-го, американский с 12-го и французский с 13 мая. Попытки М. И. Терещенко внести в них изменения, которые сделали бы их приемлемыми для Совета рабочих и солдатских депутатов, увенчались лишь очень слабым успехом для английской и французской нот и не имели никакого успеха с американской, лишь на день отсрочив ее опубликование. 27 мая были опубликованы первые две, 28 мая — последняя. Английская нота заявляла, что британское правительство «сердечно разделяет чувство» русской ноты; «оно вступило в эту войну не как в завоевательную», а для того чтобы «побудить к уважению международных обязательств», к чему «прибавлено ныне освобождение народностей, угнетенных чужой тиранией». Но нота осторожно напоминала, что ведь «свободная Россия объявила намерение освободить Польшу», не только Русскую, но и Германскую. Она напоминала и то, что «мы должны искать установления такого порядка, который... откинет всякие законные поводы к будущей войне». «Объединяясь с русским союзником в принятии и одобрении» принципов послания Вильсона к конгрессу, британское правительство заявляло, что в «общих чертах соглашения, заключавшиеся время от времени союзниками, сообразуются с указанными рамками». Однако же, «если русское правительство того желает, британское правительство совершенно готово исследовать со своими союзниками и, если нужно, пересмотреть эти соглашения». Французская нота была еще определеннее. Сославшись на декларацию 27 марта, которую правительство республики «приняло с чувством глубокого удовлетворения», и умолчав о новой ноте 3 мая, французская нота и в дальнейшем отвечала, собственно, на ноту П. Н. Милюкова от 19 апреля. «Правительство республики разделяет веру Временного правительства в восстановление политической, экономической и военной мощи страны. Оно не сомневается, что провозглашенные меры, имеющие целью улучшить условия, при которых русский народ намерен продолжать войну до победы над врагом, более чем когда-либо угрожающим его национальному достоянию, позволят ему прогнать врага из своей земли... и тем принять деятельное участие в совместной борьбе союзников. Таким образом, будут сведены на нет усилия, постоянно возобновляемые нашими противниками, с целью посеять раздор между союзниками и укрепить ложные слухи об их взаимных решениях». Далее делался ряд оговорок по поводу русской формулы. «Франция не помышляет притеснять ни одного народа, ни одной национальности, даже находящейся ныне в числе ее врагов. Но она желает, чтобы гнет, тяготевший над миром, был, наконец, уничтожен и чтобы были наказаны те, кто содеял поступки, покрывшие позором наших врагов в этой войне». Франция «предоставляет своим врагам захватные и корыстные помыслы», сама она «вступила в войну только для защиты своей свободы и национального достояния и для обеспечения в будущем всему миру уважения к независимости народов». К упоминанию о «независимости Польши, провозглашенной Россией», нота присоединяла восторженное приветствие «усилиям народов, делаемым в разных частях мира, народов, еще находящихся в оковах зависимости, осужденной историей». Прямо и определенно нота заявляла, что ко всем этим задачам, преследующим «победу права и справедливости», Франция «сама» присоединяет одну: «она желает возвращения верных и преданных ей областей — Эльзаса и Лотарингии» и «возмещения убытков за столь бесчеловечные опустошения, а также необходимых гарантий для предупреждения в будущем несчастий, причиняемых непростительной провокацией нашего врага». Высказав уверенность, что «только проникнутая этим принципом русская внешняя политика достигнет цели» и что «только после победной борьбы союзники могут создать прочный и длительный мир на основе права», нота заканчивалась очень осторожным «уверением», что французское правительство «преисполнено желания прийти к соглашению не только по вопросу о способе продолжения войны (это составляло обычную задачу союзных конференций).., но также и об ее окончании» путем изучения и установления с общего согласия условий, при которых союзники могут рассчитывать на достижение окончательного решения, согласно с теми идеями, которыми они руководствовались при ведении настоящей войны.
Всего неприятнее для М. И. Терещенко оказался текст американской ноты, в которой Френсис не согласился изменить ни одного слова. Имя Вильсона у наших радикалов внешней политики пользовалось особым почетом. Разве не заявил президент Соединенных Штатов, что он желает «мира без победы» и что перевес одной из сторон неизбежно сделает мир несправедливым и непрочным? Поклонники Вильсона закрывали глаза на тот несомненный факт, что своим вступлением в войну Америка окончательно признала справедливым дело одной из борющихся сторон и тем самым покинула позицию «мира без победы». Американский ответ на русские отвлеченные формулы должен был выяснить это до конца и, разрушив последние иллюзии, окончательно отнять почву у нового курса внешней русской политики. Вильсон был в этом отношении безжалостен и сразу, в самом начале своей ноты, ударил в самое больное место этого нового курса. «Приближается к России американская делегация, чтобы... обсудить наилучшие способы сотрудничества», — так начиналась эта нота; а между тем «в течение нескольких последних недель» сами задачи этого сотрудничества «значительно затуманивались ошибочными и неправильными утверждениями». Вильсон тут же указал с обычной своей прямотой источник этих «неправильных утверждений». Война стала складываться против Германии. Германские правящие круги проявляют отчаянное желание спастись от неизбежного поражения. Для этого они применяют решительно все средства, какие находятся в их распоряжении». В частности, «они прибегают даже к пользованию влиянием тех групп и партий немецких подданных, к которым сами никогда не относились справедливо, прилично или хотя бы терпимо. Через их посредство они налаживают пропаганду по обеим сторонам океана, с целью сохранить за собой влияние дома и власть за границей, на пагубу тех самых людей, которыми они пользуются».
Чего добивается Германия? Американская нота отвечает точно и правильно: она «ищет залога, чтобы война окончилась восстановлением status quo ante[7]. Можем ли мы допустить восстановление status quo ante bellum[8]? Нет. Ведь «именно из status quo ante возникла настоящая неправедная война — именно из мощи германского правительства внутри империи и из широко распространенного господства и влияния его вне этой империи». «Правящие классы в Германии... несправедливо приобрели для своих частных властолюбивых планов своекорыстные преимущества по всему пути от Берлина до Багдада и далее. Иностранные правительства одно за другим оказались благодаря этому влиянию, хотя и без открытого завоевания их территорий, запутанными в сеть интриг, направленных не против чего-либо меньшего, как мир и свобода мира. Вот тот status quo, который «должен быть изменен таким способом, который помешал бы когда-либо снова произойти такой чудовищной вещи», и для этого «петли интриги должны быть разорваны... путем исправления уже причиненных зол, и меры должны быть приняты для предотвращения возможности когда-либо снова сплести или починить эту сеть».
7
Существующего порядка вещей.
8
Порядка вещей, существовавшего до войны.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.