Страница 33 из 38
Умелой пропагандой и решительным переводом всех сил флота в Моонзунд и к передовой позиции, можно было покончить с засильем начавшихся вмешиваться даже в оперативные вопросы судовых комитетов. Адмиралы имели на это полное моральное право — флот и армия с катастрофической скоростью утрачивали боеспособность.
Надеяться на спасительную роль флота позволяла его весьма благоприятная для консолидации сил специфика. Флот не имел в войне значительных потерь. Флот обеспечивал несравненно лучший, чем в окопах, устроенный гарантированный быт. Более высокие требования к образованию и уровню развития предъявляла к матросам и повсеместно окружавшая их на кораблях сложнейшая техника.
Флот уже имел примеры истинно боевой консолидации, когда некоторые корабли, подобно появлявшимся в береговых частях "батальонам смерти", объявляли себя "кораблями смерти". В них, с согласия рядовых, восстанавливались уставные дисциплина и порядок, такие, какие вскоре были введены в Добровольческой армии Л.Г. Корниловым и его сподвижниками по белому движению.
Так 21 июня команда крейсера "Адмирал Макаров" приняла "оборонческую" резолюцию и объявила крейсер "кораблем смерти". Истинной элитой флота стал в те же дни Ревельский "батальон смерти". Его организовал и взял под свою команду легендарный (не боясь этого выражения) капитан 2 ранга П.О. Шишко (1881–1967, Гротон, США). Тот самый, кому в несостоявшейся операции 1916 г. поручали командовать самым ответственным ее участком — базой высадки.
Словом, наберись адмиралы решимости генерала Корнилова и вспомни они завет адмирала С.О. Макарова ("не пресмыкаться рутинно в пыли, но смело подняться умом до облаков"), и флот мог не только дать отпор начавшейся 29 сентября/12 октября 1917 г. германской операции "Альбион", но, может быть, и повернуть судьбу России прочь от большевистского переворота.
Но адмиралы, по-видимому, заранее смирились с потерей Моонзундских позиций и оборонять их собирались лишь в меру имевшихся на этом театре ограниченных сил. Безразличны оказались они даже к судьбе ключевой для всей обороны Церельской батарее (четыре 305-мм одиночных установки). Это подлинное чудо инженерной мысли (их стрельба позволяла "доставать" цели даже на захваченном немцами берегу и накрывать германские дредноуты с недосягаемых для них расстояний) составляло особую заслугу русских инженеров, рабочих, солдат и матросов, которые в неимоверно тяжелых зимних условиях, работая на совершенно до того не оборудованном берегу, менее, чем за год создали мощный узел береговой обороны.
В Гельсингфорсе
По каким-то необъяснимым причинам — в спешке, или от экономии — но погреба боеприпасов были снабжены лишь деревянными дверьми, и массовый ночной налет германской авиации 17/30 сентября увенчался для противника феноменальной удачей. От взрыва погреба батарея понесла непоправимые и как вскоре оказалось, имевшие фатальные последствия, потери. Погибли полковник К.В. Ломан, лейтенант Н.А. Тимофеев (1889–1917), подпоручик Максютин и около 50 рядовых. Ранения получили мичман В.И. Григорьев, лейтенант Н.С. Бартенев (1887–1963), прапорщик Манихин.
Принявший на себя командование лейтенант Бартенев сумел дать отпор появившимся немецким дредноутам, но положение в команде оставалось неустойчивым. Батарея оказалась брошенной на произвол судьбы. Офицеров ожидали с дредноутов, но восполнить потери (хотя бы временно) за счет того же "Гражданина" или "Славы" адмирал Бахирев почему-то не решился. Не вняли и радиопризывам батареи о поддержке, в которой нуждалась оказавшаяся в трудном положении ее команда. Странную нерешительность проявил М.К. Бахирев в прерванном на полпути походе на "Баяне" 1/14 октября 1917 г. Ведь сколько бы немецких миноносцев ни прорывалось на Кассарский плес (отчего адмирал и повернул от Домеснеса обратно), там для отпора хватало и сил. и начальствующих лиц.
"Гражданин" 2/15 октября, посланный к Церелю в сопровождении миноносцев, уже не успел, как ему поручалось, поднять моральный дух команды батареи. Не слушая немногих оставшихся на батарее молодых офицеров (тут же велась агитация за их истребление), команда бросила свою батарею и ее пришлось взрывать. "Гражданин" оказался лишь свидетелем ее агонии. Успей он сутками раньше, передай на батарею офицеров — ход событий в Моонзунде также мог оказаться иным. Теперь же "Гражданину" своим огнем обставалось лишь довершить разрушение батареи. Ни дредноутов, ни даже додредноутов (их ведь готовились ввести в залив еще в 1916 г.!) вблизи не оказалось. Не назначив или не потребовав от командующего флотом должных сил для защиты минных заграждений, М.К. Бахирев по существу без сопротивления "сдал" немцам вход в Ирбенский пролив.
Героический бой 4/17 октября 1917 г. во множестве деталей и даже схемой маневрирования напоминал бой "Варяга" у Чемульпо. Бой начался в 10 час. 05 мин… В 11 час. 10 мин. немцы прекратили стрельбу и отошли на расстояние 130, а затем и 160 каб. В 12 час. 15 мин. совершив обходной маневр у минного заграждения, немцы вновь открыли частый огонь, он по признанию М.К. Бахирева "отличался большой меткостью и кучностью".
Главная тяжесть боя легла на "Славу", но и она не всегда имела возможность добрасывать свои снаряды до германских дредноутов. "Гражданину" же и возглавившему отряд (под флагом М.К. Бахирева) "Баяну" приходилось вести огонь в основном по пытавшимся прорвать минное заграждение тральщикам и миноносцам.
Одновременно отражали атаки немецкой авиации. В этом бою "Цесаревич", вспомнив былую доблесть, еще раз подтвердил свою репутацию "оптимистического корабля". Как свидетельствовал командир "Баяна" капитан 1 ранга С.Н. Тимирев (1875–1932), "Цесаревич" в бою действовал безукоризненно, а когда "Слава", не ожидая сигнала командующего, вдруг начала отступать. "Цесаревич" продолжал бой.
Вода вокруг него "буквально кипела от рвущихся снарядов", но командир капитан 1 ранга Д.П. Руденский, несмотря на тесноту рейда, искусно выводил корабль из-под накрытия залпов германских дредноутов. С пожаром, вызванным попаданием в среднюю часть корабля, быстро сумели справиться и ни на минуту не прекращали стрельбу. Временами удавалось "доставать" и пытавшиеся сближаться дредноуты. Только после сигнала с "Баяна" корабль, не прекращая огня, начал отходить к о. Шильдау.
Это был высокий момент подлинной доблести флота, додредноуты выдержали огонь неизмеримо превосходящих их в силе огня дредноутов. Героем боя был, бесспорно, командир Руденский. Мичманом на крейсере "Громобое" он участвовал в боевых действиях оставшегося непобедимым для противника Владивостокского отряда крейсеров, был награжден орденом Анны 4 степени "За храбрость". Опыт службы в должности помощника старшего офицера "Цесаревича" в 1911–1912 гг., в штабе бригады линейных кораблей Балтийского моря, старшего офицера "Цесаревича" в 1912–1913 гг. и командование эсминцем "Финн" в 1916–1917 гг. позволили ему с полным искусством справиться и с "революционизировавшейся" командой своего корабля.
Воинский и гражданский подвиг, совершенный командиром и его офицерами — еще одно свидетельство возможности альтернативных действий флота в невиданно трудной для него моонзундской операции. В исходе боя, начавшегося в 10 час., получив тяжелые повреждения, и оставаясь еще под защитой заграждений, корабли отошли на рейд Куйваст.
В отличие от Чемульпо, где русские корабли оказались запертыми в ловушке, здесь, у Куйваста за спиной Морских сил Рижского залива стоял весь Балтийский флот. Он мог гарантированно прийти на помощь и не дать немцам закрепиться на островах. Наступление на Моон уверенно отбивал "батальон смерти" капитана 2 ранга П.О. Шишко. В руках русских оставался целый ряд имевших стратегическое значение береговых батарей, включая и подобную Церельской батарею № 39 на северной оконечности о. Эзель.