Страница 24 из 25
И это почти уже все. Мы с Соней договорились встретиться на аэродроме: не случайно ее любимейшим фильмом был «Касабланка». Я взял два билета на последний самолет. Ей — в первом классе, себе в целях конспирации — в экономическом. Кто-то мне сказал, что видел ее в аэропорту задолго до отлета, кто-то утверждал, что она давным-давно улетела, и только потом мне сообщили: ничего она не улетела, а, вспомнив о чем-то важном, вернулась домой. Однако в этом жутком хаосе никто ничего не знал наверняка.
Остальное вам известно. Я долго не мог допустить даже тени этой мысли, но настал час взглянуть правде в глаза. Эта шлюха меня надула. Наверняка она улетела на предыдущем самолете. И с драгоценностями в брюхе теперь отплясывает самбу на карнавале в Рио. Но я ее из-под земли достану!
Рассказ Кубы
О святая Дева Мария, как я в душе благодарил Бога, что кухарка не подала, как намеревалась, для украшения стола свинячье рыло. Если бы Педро узнал его, мне бы несдобровать. В конце концов, что ни говори, это был эквадорец, способный на все! А так Педро встал из-за стола, ничего не заподозрив, да как заорет — кухарка с детворой, которые уже видели десятый сон, приоткрыли глаза, правда ненадолго.
А Педро как ни в чем не бывало сорвал с себя и швырнул на пол пиджак, разодрал на груди черную рубашку, чуть ли, кажется, не из шелка, и тут обнаружилось, что все это время он был обмотан железной цепью. Одним махом размотав ее (размазав попутно остатки холодца), он треснул кулаком по столу. А потом повторил еще раз, только совсем тихо да так страшно, что меня мороз продрал по коже:
— Ну, погоди, — я тебя из-под земли достану. Найду, хоть всю жизнь придется искать. — И не попрощавшись и не поблагодарив за ужин, двинул, пошатываясь, похоже, снова в сторону бывшего аэропорта. Я даже пожалел его — ну как он мог ее найти? Однако какой смысл что-то объяснять молодому да вдобавок влюбленному мужчине, у которого каша в голове и ни одной реальной идеи. Еще раз издалека донесся звон цепи, хриплый возглас «Соня!», и только я его и видел.
Отогнав грустные мысли, я попытался растолкать спящую кухарку, чтобы по случаю бракосочетания исполнить свои супружеские обязанности. Но куда там, она храпела как убитая. Я было примерился, чтоб взвалить ее на плечи и доставить на супружеское ложе. Но она оказалась тяжеловата, и я махнул рукой — ладно уж, впереди целая прекрасная совместная жизнь, еще натаскаюсь. Неуютно, правда, было лежать одному, но особо долго я не горевал: глядя, как все сладко спят, почувствовал, что меня самого разбирает, и вскоре провалился в глубокий сон.
Сколько я спал, точно сказать не могу, но разбудил меня такой силы грохот, будто весь мир разлетался на куски. Лачугу мало что трясло — она еще скрипела и визжала как резаная. В одних трусах я кинулся к двери и вступил с ней в борьбу, потому что снаружи напирал ветер. Наконец открыл, и, о боже, — нам крупно повезло, что домик стоял на пригорке, иначе пиши пропало. На дворе бушевала буря, какой я отродясь не видывал, а поскольку вихрем снесло и так во многих местах продырявленный купол замка, то дождь лил сверху как из ведра, а в двух шагах от меня несся, растекаясь и смывая все вокруг, бурный поток, в котором кружились диваны, сталкивались шкафы, бились друг о дружку чемоданы, напольные часы и разные другие вещи. Гремел гром, сверкали молнии, ветер свистел и неистовствовал, не давая вздохнуть. В том месте, где вчера был забор, на ящике из-под водки сидел, а точнее, плавал пудель с проволокой на шее, изо всех сил стараясь держать голову над поверхностью. По колено в воде я шагнул к нему и схватил в охапку, увернувшись в последний момент от врезавшихся в ящик стола с рулеткой и вывески «Макдоналдса». Ну, замку конец, подумал я, глядя, как вода бушует между античными колоннами, пенясь и вскипая. И вытаращил глаза: в самом центре бурлящего водоворота плясало, то погружаясь, то всплывая, самолетное кресло с Жан-Пьером и бесштанным пилотом. Ага, значит, бассейн тоже залило, и он вышел из берегов. Одним словом, чистый катаклизм, а мою должность черти взяли. Одно утешение — чек, но кто знает, не фальшивый ли он.
Из-за того, что ветер раз за разом хлопал дверью домика, я бросился обратно, подпер дверь стулом, порасставлял в тех местах, где капало с потолка, подвернувшиеся под руку посудины и подумал, что ничего не остается, кроме как сдаться на божескую милость. Может, как в Египте, праведники спасутся. Духу мне придало то, что кухарка и вся ребятня, положа голову на стол, словно овечки, доверчиво и крепко спали сном, который дает только и исключительно чистая совесть. Я тоже влез под перину, ну и что с того, что на дворе свищет и гудит, когда вокруг меня разливается благословенное тепло. Раз-другой зевнув, я рассмеялся: теперь у меня есть собственная жена, согнал пуделька, который, весь мокрый, норовил залезть на кровать, и, забив на все, заснул.
Кухарка не дала мне отоспаться, растолкала и принялась накладывать на тарелку, одетая в модную блузку — в такой только позировать. Я недолго думая попытался вместо завтрака затащить ее под перину, но она дала мне по рукам — мол, двенадцать на часах, белый день, не время для баловства. Надо как следует подкрепиться и подумать о будущем. А я ей на то: чего там думать? Будущее так и так никуда не денется — и опять тяну ее в постель. Но она отбилась, тогда я влез в свадебный костюм, снова аккуратно отутюженный — вот что значит женщина в доме. Закусил ветчинкой с прожилочками сала, заел свиным рулетом, припрятанным от Педро, запил «Абсолютом» и, жмуря глазенапы, выполз на двор.
А было от чего зажмуриться. На лазурном, аж сердце заходилось от радости, небе светило яркое солнышко, издалека доносилось что-то вроде а-ля птичий гомон. В том месте, где курсировал по насыпи поезд, текла прозрачная речка, а на бережку шустрые сорванцы в надежде наловить рыбки повтыкали самодельные удочки, смастерив их из прутиков и веревок с крючками. Я бросил взгляд вдаль, но долго и смотреть не хотелось. О самом замке лучше не говорить. Из земли торчала занесенная илом остроконечная верхушка вроде бы пирамиды, а дальше куда хватало глаз то здесь, то там из ила или из тины чего только не выглядывало. Как, например, мраморный лев без передней лапы, стоявший у казино, банковская вывеска или ресторанный столик, кстати сильно обгоревшие — из-за аварий в электросети ночью, должно быть, полыхнул огонь, пока его не притушило водой. В общем, тяжко было глядеть на эту разруху, ниспосланную самим Провидением, и тут меня словно толкнуло. В метрах двадцати сразу за львом в илистой грязи торчало что-то знакомое. Я скинул ботинки, стянул носки, подвернул штанины, вооружился лопатой и, босиком прошлепав по чавкающей грязи, принялся откапывать. Вскоре никаких сомнений не осталось. Из-под завалов болотной грязи на божий свет появился железный плуг во всей своей красе. Водоворотом взбесившейся реки, ночью, наверно, пронесшейся по музею старинной техники, его прибило сюда, к самому дому. Вот вы, уважаемый, что бы подумали на моем месте, как не то, что это перст божий? Ясно как день: Провидение, покарав здешние Содом и Гоморру, появлением этого плуга как бы подавало мне знак, чтобы я начинал все от начала. У меня прямо гора с плеч свалилась, потому что, честно говоря, в голове не было ни одного готового ответа на вопрос, что и как делать дальше. Выходило, что я в этом месте в качестве ночного сторожа ни богу свечка, ни черту кочерга. А коли так, то перед глазами у меня как зачарованные встали родные поля со жнивьем и уроки катехизиса.
Подготовив плуг для работы, я, как сумел, смастерил из кожаных ремешков упряжь. Кухарка поначалу крутила носом, но потом дала себя запрячь. Запустив лемех поглубже в паркет, я присвистнул, и кухарка потянула. Пахал я пока без семян, только чтобы на чужой стороне добраться до земли-матушки, взрыхлить все наново. А пахал я, отдаваясь этому делу и телом и душой. Отвалил первый пласт паркета, потом второй. И знаете что? Пуделек вдруг как прыгнет в борозду — задрал хвост, напружинился, начал тужиться так, что больно было смотреть, и тявкнул каким-то не своим, не собачьим голосом. Я было подумал, подыхает, но нет. Пуделек начал облегчаться прямо в борозду, совсем как лошади в родимой сторонке. А теперь внимание: из задницы у него поперло что-то блестящее.