Петербургская Коломна

Во второй половине XIX века Офицерскую улицу застроили полностью, и после частичной надстройки и перестройки более ранних зданий ее облик сформировался окончательно.

Прямая, общей протяженностью в 1618 метров (от Вознесенского проспекта до берегов реки Пряжки), улица сохранила в себе признаки своеобразного колорита старой Коломны. Время не властно над ней. Она не отличается обилием великолепных общественных зданий и особыми архитектурными красотами, но в ее биографии и характерных чертах запечатлена интереснейшая страница истории нашего города.

Ансамбль Театральной площади долго делил Офицерскую улицу примерно на две равные, но не равнозначные части, их общественный вес менялся по мере ее формирования и перестройки. Примерно до начала 1860-х годов ярко блистала роскошная аристократическая половина улицы от Вознесенского проспекта до Театральной площади, в то время как ее вторая половина (от Офицерского моста до набережной реки Пряжки) оставалась захолустной городской окраиной с невыразительными строениями и огромными непроходимыми лужами на проезжей части.

Вот как описывал в 1864 году Офицерскую улицу в своем замечательном романе «Петербургские трущобы» писатель В.В. Крестовский: «Крюков канал служит границей между нарядной, показной частью города и тою особенною стороною, которая известна под именем Коломна… Впрочем, и здесь есть обитатели весьма комфортабельных бельэтажей, даже красуются пять-шесть барских домов, напоминающих „век нынешний и век минувший“… Чуть перевалитесь вы через любой из горбатых, неуклюжих мостов Крюкова канала, особенно вечером, как разом почувствуете, что вас охватывает другой мир, отличный от того, который оставили вы за собой. Вы едете по Офицерской: улица узкая, сплошные каменные громады, в окнах газ, бездна магазинчиков и лавочек, по которым сразу видно торговлю средней руки: посередине улицы то и дело снуют извозчики; по нешироким тротуарам еще чаще сталкивается озабоченный разночинный народ – и это вечное движение ясно говорит вам про близость к городскому центру, про жизнь деятельную, всепоглощающую, промышленную – одним словом, про жизнь большого, многолюдного города.

Но вот узкая улица с ее шумом и суетней впала в окраину громадной площади. Тут движение еще сильнее, еще быстрее. Огни газовых фонарей пошли еще чаще.

Ярко освещенные подъезды и еще ярче залитые светом ряды окон двух огромных театров, быстрый топот рысаков, отовсюду торопливое громыхание карет, ряды экипажей, „берегись" и, пади“ кучеров да начальственный крик жандармов – все говорит вам, что элегантный Петербург торопится убивать свое многообильное праздное время. Но чуть перевалите вы за горб Литовского моста, как вдруг запахло не центром, а близостью к окраине города. Офицерская улица, кажись, и та же, – да не та. Пошла она гораздо шире, просторнее; дома, в общей массе, менее высоки и громадны, инде виднеются сады, инде – постройки деревянные. Свету вдесятеро меньше, народу тоже, и нет ни этого снованья, ни этого грохота экипажей.

В самом деле, какой резкий контраст!

Там, за вами, – шум и движенье, блеск огней и блеск суетной жизни, балет и опера, все признаки веселья и праздности; а здесь – тишина и мрак, и безлюдье; здесь первое, что встречает вас за мостом, – это казенно-угрюмое здание городской тюрьмы, которую вечером, подъезжая к одному из двух театров, и не заметите вы в окутавшем ее мраке…

Одна и та же улица, но по одну ее сторону – жизнь многолюдного столичного города, а по другую сторону от Офицерского моста – столица умеренности и спокойствия. В бельэтажах ее домов не бывает раутов; на кухнях нет ни метрдотелей, ни поваров; есть лавки, но нет магазинов; по улице не гуляют, а ходят пешком. Здесь встают, когда по другую сторону улицы еще спят; обедают, когда там начинаются утренние визиты, и ложатся спать, когда там только собираются к вечерним визитам».

Историки Петербурга справедливо считали, что чем дальше отдалялась Офицерская улица от Театральной площади, тем больше она походила на городскую окраину. И действительно, долго еще, почти до начала ХХ столетия, здесь можно было видеть старые одноэтажные строения с колоннами, мезонинами, палисадниками и подслеповатыми деревянными флигелями. В праздной тишине этих заповедных уголков города люди свято берегли унаследованную старинную мебель и даже любимые часы-кукушки, продолжавщие мерно отсчитывать уходящее в Лету время.

По сравнению с элегантным участком Офицерской улицы ее последующая часть всегда выглядела значительно скромнее и беднее. Здесь сновали торговцы с лотками на головах, мещанки, рабочий люд, чиновники и их жены. Люди одевались небогато и пестро. Преобладали байковые платки на головах, салопы и жакетки. Мелькали жилетки купцов и русские сапоги, поддевки, крылатки, тальмы, кацавейки, демисезонные пальто с узкими бархатными воротниками и ватерпуфы с маленькими буфами на плечах местных красавиц. Кое-где в толпе поблескивали светлые пуговицы форменных шинелей и офицерские кокарды на околышах фуражек.

По мере приближения улицы к набережной реки Пряжки здания делались постепенно ниже и беднее, дома выглядели более мрачными и безликими. Улица наполнялась кустарными предприятиями, меблированными комнатами, распивочными, часовыми мастерскими, портновскими заведениями и даже кошерными еврейскими магазинчиками.

Да, именно кошерными, так как в конце XIX – начале XX века в Коломне, между Торговой и Офицерской улицами, сформировался район компактного проживания евреев. Историк-этнограф Наталия Юхнева отмечала, что еврейская колония появилась здесь во времена царствования императора Александра I, разрешившего своим указом евреям-фабрикантам и ремесленникам приезжать в столицу на короткий срок. До этого никто из евреев не имел права даже на короткое, временное пребывание вне «черты оседлости». На Офицерской улице появились мелкие еврейские лавочки, сапожные и портновские мастерские, принадлежавшие евреям. Места пребывания евреев в Коломне и на Офицерской улице сохранили некоторые черты «местечкового» быта, связанные с народными традициями и обычаями, а также свой родной язык. Поэт Осип Мандельштам писал об уникальном своеобразии и оригинальности этих мест, с еврейскими вывесками с быком и коровой, женщинами с выбивающимися из-под косынки накладными волосами, семенящими в сюртуках до земли многоопытными и чадолюбивыми стариками.

Чем дальше от Театральной площади уходила Офицерская улица, тем больше становилось магазинов помельче – лавок и лавчонок. В них часто совсем не было приказчиков, хозяин со всем семейством жил при магазине. Над входной дверью подобного торгового заведения висел колокольчик, который давал владельцу знак о приходе покупателя. Подобные торговые заведения особенно часто встречались на улице после ее пересечения с Крюковым каналом, в районе Коломны. Особый вид имели так называемые мелочные лавки, прототипы современных универсамов и супермаркетов. В них можно было приобрести хлеб, селедку, овощи, крупы, конфеты, мыло, керосин, швабру, метлу, почтовые открытки, конверты и марки к ним, лампадное, постное, сливочное и топленое масло, дешевую посуду, пироги с различной начинкой, мясные продукты, предметы одежды и постельное белье, кнуты для извозчиков и предметы лошадиной сбруи. Всего не перечесть. При некоторых лавках существовали небольшие пекарни, там кроме хлебобулочных изделий по просьбе покупателей можно было запечь ароматный окорок или баранью ногу, нашпигованную чесноком, к рождественскому или пасхальному праздничному столу.

Для своих постоянных покупателей хозяин мог открыть кредит. В таких случаях клиенту мелочной лавки выдавалась заборная книжка, куда педантично вписывались приобретенные товары и их стоимость. Подобная форма торговли, основанная на доверии к постоянным жителям Коломенской части, была выгодна не только для покупателя, но и для хозяина торгового заведения, ибо доверительный кредит прикреплял жителя к определенной лавке, превращая его в постоянного клиента. Вряд ли хозяин мелочной лавки знал о всех секретах и деталях европейского торгового бизнеса, но его смекалка и опыт позволяли использовать некоторые эффективные приемы торговли магазинов Франции, Англии и Швейцарии. В частности, своим постоянным клиентам и исправным плательщикам владелец торговой точки к празднику даже мог выдать премию – коробку конфет, предмет домашней утвари, почтовый набор и прочие приятные безделицы.