Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 48



Заведующий продовольственным отделом Белогрудов докладывал Донпродкому, что уже в феврале для товарообмена округ может отправить более 20 ООО пудов пшеницы.

Для оплаты реквизированных у казаков хлеба и продуктов, а также для оплаты оставленных проходившими воинскими частями расписок за взятые продукты и одежду Белогрудов просил выслать не менее 15 миллионов рублей.

«На этой почве, – писал он в Донисполком, – возникают недовольства со стороны населения к Советской власти»21.

Денег ему не прислали, казакам за хлеб и продукты не заплатили. После этого от добровольной сдачи излишков продовольствия они стали уклоняться. В ответ на «саботаж» продагенты стали «выкачивать» хлеб с помощью вооруженной силы, в принудительном порядке. Казаки, не знавшие доселе таких мер принуждения, заволновались, хлеб стали прятать.

В окружной исполком поступали жалобы и заявления о ранее реквизированных продуктах и угоне скота проходившими полками 14-й и 23-й дивизий; мобилизованные для подвоза вооружения и боеприпасов подводы с подводчиками задерживаются в полках и длительное время не могут возвратиться домой. В связи с подготовкой к весенним полевым работам исполком настаивал на скорейшем возвращении командованием этих дивизий подвод и хотя бы части рабочего скота, который к полевым работам надо еще подкормить.

«Учитывая огромные трудности для укрепления и понятия политики Советской власти в недрах трудового казачества», окружной исполком считал неотложным делом расширить организационно-пропагандистскую работу среди казаков, уделив главное внимание разъяснению «отсталому, забитому белогвардейской ложью казаку политики Советской власти по отношению к трудовому казачеству». С этой целью при каждом посещении станиц и хуторов члены окружного исполкома и инструктора в обязательном порядке устраивали с народом встречи, проводили митинги, выступали с докладами на разные темы.

Большую работу развернул окружной отдел народного образования. До установления советской власти в округе насчитывалось 365 приходских училищ и одна гимназия (Вешенская). После гражданской войны осталось 130 начальных, 13 высших начальных и три средних училища. Из 130 училищ для проведения занятий были пригодны только 80, остальные требовали ремонта. Большинство опытных и грамотных учителей ушли с казаками в отступление, многие жили в глухих хуторах и не изъявляли желания работать в советских школах. К концу февраля в округе на учет было взято около 60 школьных работников. Многие из них учителями не работали, а кто работал, не был знаком с новой программой обучения по принципу Единой трудовой школы.

Свою главную задачу отдел народного образования видел в организации внешкольного образования среди отсталых масс казачества, их распропагандирования, в необходимости воспитания детей в духе идей коммунизма. Казаков надо было привлечь на свою сторону, приохотить к чтению книг, советских газет; так легче было справиться с задачей постановки обучения по принципу Единой трудовой школы с классовым педагогическим уклоном.

15 февраля в Вешенской состоялся первый съезд учителей округа. Из-за непогоды многие учителя не смогли приехать, поэтому съезд решал чисто информационные и инструкторские задачи. На съезде была выражена общая озабоченность отсутствием инструкторов по дошкольному обучению; признано необходимым открыть в округе показательные школы первой и второй ступени, обеспечить их достаточным количеством учебников, наглядных пособий и принадлежностей. Все присутствовавшие на окружном съезде были снабжены руководством – «Положение о Единой трудовой школе РСФСР» и «Наказом школьным работникам».

В середине марта началась перепись детей школьного возраста, стал вопрос об открытии в некоторых станицах школ первой ступени. Жители станиц и особенно отдаленных хуторов к открытию советских школ отнеслись пассивно, детей в школу посылали неохотно, в большинстве своем ссылались на трудности жизни, отсутствие одежды, обуви.

Это была, конечно, серьезная причина, но не главная. Главная причина, по мнению окружных руководителей, заключалась в неприятии коммунистического воспитания и недовольстве устранением в школах «изображения религиозного культа» – икон. Церкви были открыты, служба в них шла, а в школах, как это было раньше, священников-учителей не было, новая власть учить детей закону Божьему не разрешала.

Ликвидация неграмотности среди взрослого населения сдерживалась не столько отсутствием помещений, букварей, карандашей, бумаги и жалобами на постоянную занятость в домашнем хозяйстве, сколько «нечувствительностью населения к этому мероприятию».

После отступления казаков на Кубань в хуторах и станицах осталось много богатых хозяйств и пустых бесхозных домов. По решению окрисполкома имущество таких домов и хозяйств конфисковывалось и использовалось на общественные нужды.



Конфискация имущества в первую очередь коснулась офицеров и «крупной буржуазии». К ней относили владельцев паровых и водяных мельниц, ветряков, магазинов, почтосодержателей, бывших помещиков и дворян и всех живущих, по мнению руководителей, на нетрудовые доходы.

От конфискации имущества у трудовых казаков предлагалось воздержаться, за исключением реквизиции излишков хлеба и продуктов. Само определение «излишки» носило чисто условный характер и являлось поводом для обысков. Кто мог с достаточной точностью определить, какова потребность семьи в 6–8 душ в хлебе и других продуктах, какова должна быть норма их хранения в закромах, сколько следует держать домашнего скота и птицы, если хлеб для казака – средство существования: без него ни пищи, ни обуви, ни одежды, ни средств для обработки земли не будет.

На местах каждый руководитель по своему желанию и отношению к хлеборобу определял, сколько ему оставить хлеба на пропитание, а сколько отобрать. Под реквизицию попадали в первую очередь старательные казаки, трудившиеся на земле от зари до зари.

Широкое распространение получили самовольные обыски. Под видом поиска и конфискации оружия попутно забирали вещи домашнего обихода. Иной «комсомолист», исполкомовский «активист» заходил в дом казака и, высмотрев висевший на крючке полушубок, говорил:

– Ты, дед, при атаманах шубу носил? Носил! Будя! Теперича я буду носить, Советская власть тоже хочет ходить в тепле!

Забирал полушубок и уходил.

Такие действия вызывали протест и недовольство, в Вешенскую шли многочисленные жалобы на произвол местных властей. Окружной исполком вынужден был обсудить и принять специальное постановление, запрещающее без согласия «сверху» (то есть партийных органов и окрисполкома) производить самовольные обыски, реквизицию имущества, кроме изъятия огнестрельного оружия.

После декабрьского отступления казаков на военных складах в Каргинской остались невывезенными большие запасы кожевенного сырья, продовольствия и военного обмундирования. Конфискованное имущество и реквизированное зерно были свезены в сараи, принадлежавшие отступившему на Кубань Тимофею Каргину, и оприходованы земотделом.

На заседании станичного исполкома рассматривались заявления бывших красноармейцев, инвалидов войны, многосемейных и отдельных граждан, крайне нуждавшихся в одежде, продуктах питания и топливе. Помощь оказывалась бесплатно, а также за наличный расчет, под расписку. Бродивший по полям приблудный скот также оприходовался и распределялся по нуждающимся семьям.

Председатель исполкома знал нужды каждого жителя и весьма придирчиво рассматривал заявления тех, кто в общем-то и не очень нуждался в помощи.

К трудностям восстановительного периода прибавились такие явления, с которыми надо было вести не менее решительную борьбу. Стало развиваться самогоноварение, пьянство, воровство, в хуторах появлялись неизвестные люди, спекулянты, предлагавшие в обмен на продукты соль, табак, спички и другие товары. Были среди них явные мошенники.

Председатели исполкомов на заборах и видных местах вывешивали плакаты и объявления, призывающие: