Фельдмаршал Румянцев

Глава 6

Пышные сборы на войну

Беспокойно стало в Европе. Никогда-то здесь не стихали острые разногласия в политических делах, а к середине 1750-х годов противоречия резко обострились. Война за австрийское наследство, стычки между французскими и английскими колонистами в Северной Америке, политические интриги Англии, Франции, Австрии, Турции, России с Пруссией, вновь возникшим могущественным государством в центре Европы, – все это и многое другое способствовало переменам в европейской политике; рвались традиционные дружеские связи и союзы, возникали новые.

Фридрих II затеял игру с Англией. Австрия пошла на сближение с Францией, своим извечным неприятелем, и надеялась на поддержку России. Россия, в свою очередь, заключила субсидный трактат с Англией. Фридрих II тоже установил прочные отношения с Англией. В испуге Версаль через несколько месяцев пошел на оборонительный союз с Австрией, что перепугало Англию. Короли Фридрих, Людовик, Георг, императрица Елизавета и эрцгерцогиня Мария-Терезия столкнулись в неразрешимом конфликте в надежде выиграть и добиться пользы для своих государств, но нередко ошибались в своих предположениях.

Когда английский посланник Кейт выразил свое недоумение относительно дружественных отношений Австрии и Франции, австрийская эрцгерцогиня сказала ему:

– Не я покинула старую систему; но Англия покинула и меня и систему, когда вступила в союз с Пруссиею. Известие об этом поразило меня как громом. Я и король прусский вместе быть не можем, и никакие соображения в мире не могут меня побудить вступить в союз, в котором он участвует. Мне нельзя много думать об отдаленных землях, пришлось ограничиться защитою наследственных владений, и здесь я боюсь только двух врагов: турок и пруссаков. Но при добром согласии, которое теперь существует между обеими императрицами, оне покажут, что могут себя защищать и что нечего им много бояться и этих могущественных врагов.

К государственным противоречиям примешивались личные неприязни. Так, прусский король Фридрих II, при всех своих выдающихся способностях, неосторожно высказался о русской императрице, и эти слова стали ей известны. Могла ли дочь Петра Великого простить такое поношение? Неприязненные отношения возникали и между государственными чинами меньшего ранга, но от которых зависела европейская политика. Мог ли великий канцлер Бестужев-Рюмин, узнавший об англо-прусском союзе и настаивавший на субсидном трактате с Англией, испытывать симпатии к правителям Англии, ведущей столь двурушническую политику? Конечно нет! Столько печального для него было в этом известии…

Значит, подумала Елизавета Петровна, не так уж прозорлив ее великий канцлер, если не мог предвидеть сближения Пруссии и Англии. И она вновь стала больше внимания уделять графу Воронцову, противнику Бестужева.

По предложению Бестужева был учрежден тайный военный совет, получивший название Конференция*, на первом заседании которого, 14 марта 1756 года, присутствовали: великий князь Петр Федорович, граф Алексей Бестужев-Рюмин, брат его граф Михаил Бестужев-Рюмин, генерал-прокурор князь Трубецкой, сенатор Бутурлин, вице-канцлер Воронцов, сенатор князь Михаил Голицын, генерал Степан Апраксин, братья Александр и Петр Шуваловы. Председательствовавшая императрица объявила, что учрежденная Конференция должна собираться два раза в неделю, в понедельник и четверг, и решать самые неотложные дела, исполняя ее повеления.

Россия и Австрия начали подготовку к войне, главной целью которой должно было стать «обуздание прусского короля».

Австрия и Россия только готовились к войне, а у Фридриха II было уже готово сто тысяч войска, и он говорил английскому посланнику Митчелю:

– Для меня нет другого спасения, как предупредить врага. Если мое нападение будет удачно, то этот страшный заговор исчезнет как дым. Как скоро главная участница так будет снесена, что не будет в состоянии вести войну в будущем году, то вся тяжесть падет на союзников, которые, конечно, не согласятся нести ее. Австрия хочет напасть на меня.

– Но вы, ваше величество, можете потребовать от нее объяснений.

– Из этого ничего не выйдет хорошего, – недовольно сказал прусский король. – Я получу только оскорбительный ответ.

– Чем высокомернее будет ответ, тем лучше. Вы на нем не успокоитесь, только Европа должна будет убедиться в мирных расположениях с вашей стороны и враждебных со стороны австрийской.

– Нет, – резко возразил король. – Это не поможет, а только испортит дело. Вы не знаете этих людей: они еще больше загордятся, а я им не уступлю.

Король прусский верно разгадал политические интриги Австрии, неподготовленность к войне России, хитрую осторожность Франции и решил первым напасть на своих неприятелей. «Было вероятно, – признавался он в своих мемуарах, – что в этом году враги Пруссии не начнут войны, ибо петербургский двор хотел отложить ее до следующего года, и было очевидно, что императрица-королева будет дожидаться, пока все ее союзники приготовятся напасть на прусского короля соединенными силами. Эти соображения повели к вопросу: что выгоднее – предупредить неприятеля, напавши на него сейчас же, или дожидаться, пока он кончит свои великие сборы. Как бы ни решен был этот вопрос, война была одинаково верна и неизбежна; итак, надобно рассчитать – выгоднее ли ее отложить на несколько месяцев или начать сейчас. Король польский был одним из самых ревностных членов союза, который императрица-королева образовала против Пруссии. Саксонское войско было слабо, в нем – около 18 тысяч человек; но было известно, что в продолжение зимы это войско должно было увеличиться и что хотели его довести до 40 тысяч человек. Что касается страшного названия зачинщика войны, то это пустое страшило, пугающее только робкие умы. Не следовало обращать на него никакого внимания в таких важных обстоятельствах, когда дело шло о спасении отечества, о поддержании Бранденбургского дома. Задерживаться пустыми формальностями в таком важном случае было бы в политике непростительной ошибкой. При обычном течении дел не надобно удаляться от этих формальностей, но нельзя подчиняться им в случаях чрезвычайных, где нерешительность и медленность могли все погубить и где можно было спастись только быстротою и силой».

И прусское войско вторглось в Саксонию… Так началась война, которая продолжалась семь лет и получила в истории название Семилетней.

5 сентября 1756 года императрица в день своих именин пожаловала Алексея Разумовского, князя Трубецкого, генерал-аншефов Бутурлина и Апраксина в генерал-фельдмаршалы, главнокомандующим назначила Степана Федоровича Апраксина. Ни одного сражения не выиграли «молодые» фельдмаршалы, но преуспели в придворных «баталиях».

Тяжко приходилось главнокомандующему, совсем не подходила ему эта роль. Но Елизавета Петровна благоволила ему, канцлер Бестужев был с ним в дружеских отношениях, в молодые годы он участвовал под командованием Миниха в русско-турецкой войне. И долго главнокомандующий Апраксин не выезжал к армии из Петербурга в надежде на перемены при дворе. А перемен действительно ждали, потому что болезнь императрицы могла все круто повернуть в европейской политике: всем было известно, что наследник российского престола Петр Федорович был ярым сторонником Пруссии и Фридриха II, преклонялся перед его военным гением. Так что стоило ли спешить, если вот-вот должна была скончаться императрица. Но ей стало лучше, и к концу года стало ясно, что пора отбывать в Ригу, откуда предполагалось начать военные действия против прусского короля.

Апраксин оказался в положении между двух огней: императрица Елизавета Петровна требовала решительных действий против Пруссии, а малый двор, великокняжеский, был против этой войны, а значит, и против решительных действий. И ловкий царедворец попытался угодить и тем и другим и в итоге потерпел сокрушительное поражение. Но об этом в свое время. А пока…