Страница 1 из 2
ИЗ ПИСЕМ АЛЕКСЕЯ ПАРЩИКОВА
"Инсайдаут" — книга чистой поэзии. От научного мира она сразу же отгорожена заявкой о снятии неприкосновенности с цитаты, т.е. документа. Получилась книга стихотворений с комментариями, где последние имеют свойство ещё одного голоса, и это важно, потому что просто сборник стихотворений теряет в достоверности, если всё написано на едином "другом" языке. Традиция комментариев обширна, и я люблю именно такое преподнесение текста, с контекстуальной игрой прямо на глазах, а не "между строк" только. Эта книга основывается на вашем органичном видении другого источника, который — книга звёздного неба. И я этот источник целиком принимаю как любимый и необходимый. Для меня, однако (хотя эта моя установка не обязательна), изначально были две книги, не одна. Кроме древней книги звёзд существовала и другая, с другими приключениями, это книга наземная, книга следов и охотников. Обе книги взаимосвязаны, но вторая дала иной дизайн мысли, создала условия для выводов о целом по части, от Аристотеля до Шерлока Холмса и в конце концов благодаря ей Хавкинс занял кафедру Ньютона. Об истории этой книги лучше всего написал Карло Гинсбург, медиевист и культуролог, исследовавший значение следов и улик, логику диагноза, в частности. Это, конечно, европейская книга со всеми преимуществами, внезапностями дара наблюдательности и отлова соотношений, открывающихся в деталях окружающего, отнюдь не чуждая качеств иллюзорности данного. Выдавать месмерические образы на разрыве, возникающем при использовании этих книг и есть моя тяга, иногда — предназначение. Если говорить об этом в связи с тропами как мировидением, то мета-метонимия занимает здесь не меньшее положение, чем метаметафора, а если еще точнее следовать моему индивидуальному видению, то анаморфоза (мета-анаморфоза?) подошла бы мне ещё больше, потому что она собирает общий вид из разрозненных частей, использует иллюзию и создаёт нелинейный узел текста, зависшую глобулу.
"Инсайдаут" — это именно то, что надо преподавать тому, кто пишет и развивает воображение, пишущий будет спорить с этой книгой (признак насущности, включённости книги). Подбор стихотворений— великолепен и достигнута естественность "перехода" от текста к комментарию, м.б., потому что комментарий не непосредственно к конкретным стихам и употреблению слов, а к "психосоматике" автора. Вот как. Во время вашего комментирования меняется масштаб обзора, возникает новая карта, не более подробная как принято в случае забуравливания в текстовой элемент, в буквенную крошку, а наоборот — расширяющая действие (хор). Когда я говорю "преподавать", это совсем не мнение, сужающее чтение, функцию книги, а пространство, в котором подразумевается готовность другого к восприятию, ведь учение это всякий раз решение о свободе своего состояния и открытости. Учитель допускает ученика в своё психологическое пространство, в этом смысле я говорю о преподавании. Но вы он и есть.
Страница на паутине оч. хороша. Это особый арт, и в данном случае, ничего не нарушено: лаконично, красиво и легко (т.е. нет обычных для наших электронных перегрузок). Отличные статьи о Мандельштаме и Павиче. И энциклопедия, конечно. Нравится, что метаметафора присуща почти всем хорошим поэтам. Значит, ещё предстоит только обсуждать индивидуальные особенности видения. Здесь я не могу отключиться от практического отношения, т.е. от частностей почерка и возможностей голоса, а так же истории как одного из измерений. О Христе — гениальная глава, тут без всякой иронии говорю, что это великая проповедь и разъяснение. "Нищета Духа" — одна из самых непонятных для сегодняшней цивилизации.
К эйнштейновской теории сейчас добавилась струнная, там и сами термины метафоричны. И полная гармония у меня со статьёй о языке.
В современном мире бессмертие больше не является ни общим делом, ни прерогативой Бога, это есть частное дело и случай научных конвенций. Воскрешение и преображение это другое. И это связано с образом, а вот в какой мере образ связан с действием и достоверностью, вопрос не наших только предпочтений. Достоверность — это континуум гармонизированных реакций, именно поэтому поэзия включает и букашку, и небесное тело, т.е. микро- и макрокосмос. Но образ неописуем, а только обозначаем точками, обещающими воспламенение материала. Ваш макрокосм опредмечен конкретными персоналиями — это и русские святые, и Ваш личный опыт и Хавкинс с его теорией Big Banda, а ваш микрокосм — конкретная русская фонетика, в экстреме — музыка.
Вопрос о "Допотопном Евангелии". Почему Вы считаете, что его не воспринимают? И
что значит воспринимать в данном случае? Это замечательное и мелодичное стихотворение, но ведь это же не само Евангелие. В последнем есть реальные лица, биография, встречи с учителем, молодыми единомышленниками, присутствие оккупационных властей, истории с Иродиадой, история с Иудой, резоны и масса деталей: враги, пейзажи, география, линейное натянутое ожидание и т.д. и т.п. и масса вещей, пронизанных вселенским единством на всех уровнях, — что перечислять! В "Допотопном Евангелии" Боги из разных культурных слоев, а точнее их имена, смешиваются, отражаясь в русском звучании. Но боги не герои, они как химические знаки, и превращения их вполне естественны. В принципе получается sound track возможной истории, но что требовать ещё от этого маленького изящного отрывка? "Верфьлием" гораздо сложнее и глубже по столкновению состояний. Конечно, проступающий топос этой поэмы не евклидовский, а лобачевский, однако, и Лобачевский не отменял Евклида, а отказался от доказательства пятого постулата как теоремы, включив его в виде частного случая более общей системы. Мне нравится ваш текст его обморочным, невидимым, блуждающим синтаксисом, "децентрованными" местоимениями и сменой точек возникновения голоса. Сноски "Допотопного Евангелия" в "Верфьлиеме" превращены в эпиграфы, т.е. работают наоборотно первым и поддерживают среду обитания внутреннего говорения, переживания, наполненного и сопоставлениями и диссонансами не только на уровне фонем.
Ваш коан "Я вышел к себе через-навстречу-от и ушёл под, воздвигая над" — безупречный определитель и камертон, ясно ощутимый пространственно, т.е. визуальный "заочно" в прямом смысле. Здесь как раз пространственный план найден. Делёзовские понятия "складки", например, тоже представимы, хоть не менее абстрактны, но он так умеет написать! И это высокий уровень визуальной модели, так что Вы наговариваете на себя, что визуальность — не Ваше. Звук это другое... ...
“Ангелическая по-этика” мне напомнила настоящие средневековые книги, всё более насыщающиеся информацией. Книга просто огромна, она настолько не совпадает со своими физическими параметрами, что трудно сказать, когда можно предположительно закончить чтение. Насыщенность палиндромами увеличивает объём, поэтому от последней страницы отбрасывает вспять, к началу и середине, от черепахи к Ахиллесу, потрясающему копьём-Шекспиром.
Из стихотворений "Ферзь", первая часть и далее небольшой текст с его "вознесением", пока что засели в меня. Ужасно, что я говорю сейчас о двух только вещах, да их там во много раз больше! Просто я цепляюсь за то, где есть призрак объективизма. Где "под землёй никто не ходит конём" в метро, например. Это конечно, правда, и великолепно само мышление с представлением пространственных возможностей — оставляет светящийся след. Я меньше переживаю абстракции, но я понимаю, что они для чего-то нужны. Иногда ритмика, построенная на записи синтагмами, кажется упрощением более сложных возможных синтаксических рисунков. Хотя синтаксис — дело психологии, немного другое. Где у Вас палиндром, всегда текст напряжён, в тех же "палиндромных шахматах".
Статья (или лекция) К.А. о Флоренском совершенно необходима для всякого организма, гениальная речь об этом Леонардо. И о линии мировых событий, и о выворачивании в который раз по–новому и снова по–настоящему.