Страница 5 из 15
С ранних лет вокруг мальчика звучали по меньшей мере три языка, и он легко освоил старый тюркский язык его родины, а также персидский диалект городских улиц и литературные персидский и арабский языки, свойственные образованным людям. Игра слов зачаровывала его. Глубоко интересуясь всем, что происходило вокруг, он стремился донести до жителей родной долины сказания религиозных мудрецов, ходжей, и красноречивые творения поэтов. Он декламировал строки из великой «Шахнаме», – ему казалось, что она воспевает совсем недавние события: победы и поражения героических царевичей, так же, как и он сам, живших в маленьких долинах.
Юный Тигр обладал практическим умом и стремился познать все загадки, с которыми ему приходилось сталкиваться. Среди книг, хранившихся в крепости Андижана, лишь немногие были недоступны его пониманию. Стихи провидца Руми намекали на то, что под звездным небом все находится во власти таинственных существ, – Они, Не имеющие имени, являлись человеку во сне. Его отец умел чудесно декламировать Руми, но обливался потом, когда пытался объяснить эти тайны. Бабур сумел выяснить у своего отца единственное – все тайны бытия известны некоему Ахрари, Учителю святых людей. Но Ахрари никогда не заглядывал в далекий Андижан, в крепость с обвалившимися стенами. Лишь странствующие звездочеты приходили туда, чтобы получить еду и несколько серебряных монет за свои предсказания.
Прислушиваясь к вечерним разговорам, мальчик заключил, что домашний уклад его далеких дядей во многом схож с укладом его семьи. Несмотря на всю свою сноровку в играх и любовь к дорогим винам и коврам, ни один из четырех сыновей Абу Саида не мог похвастаться богатствами; а поэтов, слагавших в их честь хвалебные оды, нельзя было даже сравнивать с Руми; великодушные и беспечные, они грелись в лучах заимствованной славы, – обычные искатели удачи, снедаемые желанием превзойти и ограбить один другого.
Свои надежды, связанные с Самаркандом и наследным престолом, Омар Шейх возложил на сына, рассчитывая впоследствии захватить и сам Ташкент. Хотя Омар Шейх был плохим стрелком и неуклюжим наездником, именно он настоял на том, чтобы Бабура начиная с десятилетнего возраста обучали владению оружием. Однако, отданный в руки наиболее искусных воинов, Бабур все равно не расставался со своими книгами. Тренировками для него служили регулярные выезды на охоту, а также эпизодические военные рейды за реку. Распри с горцами не ограничивались отдельными стычками; нападения следовало опасаться в любую минуту, и наставники Бабура внушали ему, что он должен быть готов к нему постоянно, особенно в самый неподходящий для себя момент – когда спит или собирает яблоки. Воин по прозвищу Живодер, отличавшийся замечательной храбростью, но недалекий умом, учил мальчика облачаться в свободную кольчугу и легкий стальной шлем сидя на спине лошади, поскольку пеший человек ни на что не годится. Живодер показывал Бабуру, как управляться с короткой изогнутой саблей, как пользоваться круглым щитом и делать обманные движения в седле; он учил его стрелять из короткого тюркского лука по цели, движущейся впереди или позади него. Перед тем как попасть к Омар Шейху, опытный Живодер состоял на службе у Юнус-хана.
Седеющий Касим, полновластный вельможа, не придавал большого значения искусству поединка, говоря, что в голове у овечьего пастуха Давида было больше здравого смысла, чем у вооруженного мечом Голиафа, и что Бабур должен первым наносить врагу сокрушительный удар с помощью стрел. Этих слов Бабур не забыл, но не был уверен, заслуживает ли Касим такого же доверия, как скудоумный, но испытанный Живодер. Для него было очевидно, что на господ высокого ранга, поглощенных собственными амбициями, нельзя полагаться в той же степени, как на обычных слуг. Еще один вельможа, Ибн-Якуб, обучил его приемам, позволяющим управлять лошадью с помощью коленей. Двигаясь быстро, говорил Якуб, ты становишься неуязвимой целью. Якуб был храбрым и воинственным; он принимал участие в спортивных развлечениях мальчиков, подбадривая их во время игры в конное поло или чехарду. Если царственный орел, говорил он Бабуру, не расправит над тобой свои крылья, то твои кости достанутся черному ворону. Этим он хотел сказать, что без надлежащей протекции и царевич может погибнуть, как обычный бродячий попрошайка. Якуб был склонен к иносказаниям.
Неграмотный Касим выражался без околичностей. Несмотря на то что летом 1494 года пастбища были тучными, а в полях созревал хороший урожай, опасения Касима вызывало то, что было скрыто от их глаз. Он сообщил, что султан Ахмед, старший из дядьев Бабура, добился взаимопонимания с Махмуд-ханом, первым сыном Юнус-хана, и что кони этой парочки пасутся на подступах к Фергане. Это, заявил Касим, означает войну, а Омар Шейх, правитель Ферганы, которому следует призвать своих подданных к оружию, просто уехал полюбоваться своим урожаем и голубями, бросив Андижан на попечение судьи – достойнейшего человека, но отнюдь не воина.
Преподобный кади, род которого славился своей праведностью даже в Самарканде, не соглашался ни с весельчаком Якубом, ни с опытным Касимом. Судья утверждал, что не существует лучшей защиты, чем помощь Всевышнего; нет никаких законов, кроме священных заповедей. Рано или поздно Тигр сам в этом убедится, заверял он. Бабур недоумевал: возможно ли, что его отцу, человеку широкой души и обаятельному в общении, по-прежнему тешившему себя запретным одуряющим напитком, нардами и костями, тоже было доступно нечто подобное?
Однажды, ясным летним днем, когда Омар Шейх отбыл в скальную крепость Ахси для инспекции голубятни, Бабур, прихватив своих соколов и веселых приятелей, отправился в сад, расположенный на холмах в предместьях Андижана, где собирался отдохнуть в прохладном павильоне после соколиной охоты. (Омар Шейх не позволял заниматься этим поблизости от своих голубей.) В этом саду и застал его гонец. Все произошло в понедельник.
«Случилось удивительное происшествие, – рассказывает Бабур. – Голубятня упала со скалы вместе с голубями и Омар Шейхом, который совершил таким образом перелет в мир иной… В месяце рамазане года 899[7] я стал государем области Ферганы на двенадцатом году жизни».
«Как галька, выброшенная на берег»
Поддавшись первому побуждению, Бабур помчался во дворец. Он всегда был порывист и обычно не тратил времени на размышления. Поручив своего сокола одному из спутников, он вскочил на коня и пустил его галопом; остальные устремились следом. На первой же улице города его перехватил полновластный вельможа и, схватив коня за узду, отговорил Бабура от возвращения во дворец, где его могла ждать засада. Ферганская долина осталась без защитника; со смертью Омар Шейха любой высокородный бек, имевший при себе надежное войско, мог забыть о своей преданности его роду. Всадники промчались по городу, направляясь к Воротам Молитв, обращенным к террасам южных склонов. Скрывшись в этом направлении, Бабур мог бы выждать некоторое время, наблюдая за развитием событий с безопасного расстояния.
Однако возле самых ворот их перехватил пожилой слуга с поручением от судьи, в котором тот просил Бабура немедленно прибыть во дворец. Бабур не стал медлить и застал почтенного кади и горстку преданных вельмож в момент жаркого спора о том, что следует сделать для мальчика, поскольку тот не способен взять на себя управление страной. «В те дни, – как позднее написал индийский историк, – он был как галька, выброшенная на берег».
Оставалось надеяться лишь на то, что беки, получившие земли из рук Омар Шейха, не изменят своей клятве верности. В противном случае ситуация складывалась настолько скверно, что хуже и представить себе невозможно. Слабовольный отец Бабура оставил ему в наследство все свои междоусобные распри с более могущественными родственниками. Один из них, Ахмед, уже выступил из Самарканда, и западные области открыли перед ним ворота своих городов. Войско Ахмеда приближалось к городу, в то время как старший сын Юнус-хана, бывший на тот момент его союзником, пересек реку Сыр и продвигался к Ахси, грозя отрезать находившуюся там мать Бабура и его младшего брата. На перевалах восточных гор, где проходил караванный путь, ведущий в Китай, были замечены и другие враги.
7
Дата приводится по летосчислению хиджры, принятому у мусульман.