Страница 4 из 54
Но сходство политических биографий того и другого государственного деятеля имеет гораздо меньше смысла, чем преемственность между ними: первый начал то, что завершил второй, о чем я уже говорил. И как первый не предвидел того, что будет следствием его деятельности, так и второй ошибся в своих расчетах, — и тот и другой были орудиями в руках силы, превышающей слабые силы человеческие.
Вслед за созданием во Франции единого и хорошо организованного государства, руководимого и направляемого волей Ришелье, в Англии последовало изгнание династии Стюартов и почти полное искоренение католического меньшинства. С тех пор два вида национализма — британский и французский — стали образцами для подражания. Так, великий преобразователь России Петр I воспользовался примером Ришелье.
Этот пример был перед глазами тех, кто мечтал в XVIII и XIX веках об объединении Германии или Италии. В отлично организованной Пруссии национализм стал краеугольным камнем политической системы.
После французской революции искры националистической идеи начинают зажигать пожары — «борьбу за самоопределение наций» — там, где никакого горючего материала раньше не было. Во второй половине XIX века была образована единая Италия, Венгрия добилась автономии, и только Польша, лелея мечту об объединении, оставалась разделенной.
Когда Бисмарк пришел к власти, идея национального единения была всеобщей. Однако никто не думал, что он понимает эту идею как гегемонию Пруссии и ее столицы Берлина над остальной Германией.
Бисмарк приложил огромные усилия и много политической ловкости, чтобы создать из множества княжеств и свободных городов единую Германию. Но это не была Германия, о которой мечтали немцы, а «рейх» под властью Гогенцоллернов. Насаждая повсюду — в школах, в университетах, в рейхстаге, через прессу — религию национализма, он добился еще при своей жизни того, что из лоскутного союза государств возникла империя, за которую спустя пятнадцать лет после его смерти положили свои жизни молодые поколения немцев. Своей жесткой политикой по отношению к побежденной Франции и унижениями и преследованиями поляков, живущих в Германии, он подлил масла в костер национализма как на западе, так и на востоке.
Нечто похожее мы можем наблюдать во внутренней политике Ришелье в религиозных вопросах. Позволив довольно большому числу богачей-гугенотов отправлять церковную службу в своих молельнях, он посеял семена сомнения в умах верных католиков, которые начали задумываться над тем, какая из служб больше угодна Богу? Затем появились скептики с их антирелигиозными сочинениями, которые стали широко распространяться в обществе. В результате появились люди, считавшие господство католической церкви бессмысленным, а церковную иерархию ненужной. Революционные якобинцы просто стали закрывать и грабить церкви. После революции церковь навсегда оттеснена на задний план. После франко-прусской войны и объединения Италии — папская область больше не принадлежит римскому первосвященнику — моральный престиж католической церкви очень низко падает, потому что она больше ничем не может помочь преследуемым католикам в других странах.
В Великобритании XVIII века католиков почти не осталось, они есть лишь в Ирландии, нищей стране, население которой эмигрирует или вымирает, находясь в рабстве у англичан. В Голландии довольно большая часть населения католики, но они подчиняются власти протестантов. Какую бы страну Западной Европы XIX века мы не взяли, повсюду мы замечаем подавленное настроение среди католиков, самодовольное упоение силой среди протестантов, держащих в своих руках власть.[1]
Когда Германия стала наконец империей, «рейхом», Бисмарку удалось привлечь к себе довольно большую часть немцев-католиков. Таким образом, оставшиеся уже не могли оказывать ему морального сопротивления, и в результате получилось так, что, хотя треть населения «рейха» католики, а половина немецких семей бывшие католики — эти факты не так хорошо известны, — в «рейхе» всем заправляли протестанты, и слово «немец» для многих иностранцев означает протестант.
Итак, мы проследили, в чем сходство двух государственных деятелей и почему второго мы считаем в каком-то смысле завершателем дела первого.
Но между ними есть и различие. Оно сразу заметно в характерах того и другого, бросается в глаза, когда обращаем внимание на благоприятные и неблагоприятные обстоятельства, сопутствовавшие политической карьере того и другого.
Стоит взглянуть на их портреты, чтобы сразу сказать: в их внешнем облике нет ничего общего. У Бисмарка тупое выражение налитого кровью лица, мощные плечи, похожий на бочку корпус; Ришелье бледен, у него тонкое лицо с острой как кинжал бородкой, узкие плечи и тощая фигура. Худое лицо Ришелье спокойно, но мы чувствуем, что эти черты скрывают всепожирающий огонь, готовность к немедленному действию; лицо Бисмарка с грубыми, словно застывшими чертами всего лишь маска, простота которой обманчива. Напрашивается сравнение: один — бык, другой — леопард.
У Бисмарка под грубой маской и грубыми выражениями — они естественны для помещика-юнкера, родившегося к востоку от Эльбы, — скрыт гибкий, расчетливый ум. Точный и строгий ум Ришелье виден в сдержанных, красивых жестах, в его манере держаться бездна изящества. Кто-то уже сказал, что первый похож на крепленый эль, а второй — на выдержанное бренди. Вкусовые сравнения весьма поверхностны, но одно можно сказать наверное: в том, что касается изобретения и проведения в жизнь своих планов, они действовали так, как действует на организм старое дорогое вино. Если первый, кажется, сама несдержанность, а второй закован в броню молчаливой выдержки, то это всего лишь видимость, — и тот и другой были люди дисциплинированные и волевые, любившие все поставить на своем.
Кажется, и тому и другому сильно везло. Оба они, верно служившие своим повелителям, получали от них полную поддержку. И в первом и во втором случае их повелители были совершенно некомпетентны в государственных делах. Эта отрицательная черта была на руку верным слугам, в руках которых находилось управление государством. И в первом и во втором случае их повелители сознавали свою некомпетентность — качество, конечно, положительное. Во время кризисов удача сопутствовала обоим, но к Бисмарку фортуна, кажется, была благосклоннее. Ришелье стоило многих трудов, чтобы во время кризисов весы склонялись на его сторону — так было в знаменитый «День одураченных» или в споре из-за Казаля, — Бисмарка счастье не покидало ни на минуту. Так было, например, с Баварией, король которой сошел с ума, и вопрос о ее включении в «рейх» решился сам собой; так было и во время франко-прусской войны, когда Великобритания объявила нейтралитет, хотя Бисмарк не пошевелил даже пальцем для этого. Ришелье приходилось покупать нейтралитет и неустанно следить за союзниками, преследовавшими свои цели.
Бисмарк, так же как и Ришелье, создал не имеющую себе равных секретную службу. Оба широко использовали государственную казну для политических целей, но чтобы пополнить ее, Ришелье вынужден был увеличивать и без того тяжелое бремя налогов. Оба умело пользовались географическим положением в целях стратегии и не жалели денег для развития науки и техники.
Обоим помогали умные, компетентные сотрудники. По-видимому, Ришелье был более счастлив в этом отношении, так как пользовался услугами таких людей, как Шарнасе или несравненный Жозеф дю Трамбле. Среди ближайших помощников Бисмарка мы не видим людей столь яркой одаренности. Оба пользовались безграничным уважением и преданностью своих помощников.
Таковы были благоприятные обстоятельства, сопутствовавшие им. Посмотрим теперь, как они преодолевали трудности.
Обоим пришлось бороться с враждебной партией придворных, но в XVII веке победить их силу и влияние было гораздо труднее, чем в XIX веке. И того и другого ненавидели многие из числа их соотечественников как в силу политических, так и религиозных взглядов.
1
Еще один пример этой хитроумной системы разделения, вероятно, последний по времени, мы видим в образовании «шести графств Северной Ирландии». Католическое меньшинство здесь систематически угнетается протестантским большинством.