Ришелье

Перейдем теперь к гугенотской знати, которая возглавляла все мятежи, направленные против королевской власти. Целью всей жизни Ришелье было сделать их всех покорными слугами короля.

Безусловно, среди них главной фигурой был герцог де Буйон. Остается только гадать, как сложились бы события, если бы Анри де Буйон возглавил военные силы гугенотов под Ла-Рошелью. Он владел княжеством на северо-востоке Франции, в центре которого находилась крепость Седан. Эта крепость не только в то время, но и спустя двести пятьдесят лет имела важное стратегическое значение для обороны Франции. Было бы интересно знать, к чему привело бы столкновение двух сильных личностей, де Буйона и кардинала, но герцог де Буйон избегал военных конфликтов, оставаясь советником и главой всех протестантских сил Франции.

По тому положению, которое занимало его княжество, оно тяготело, с одной стороны, к Франции, с другой — к Германии, как и рейнская область, которая и соединяет, и разделяет их.

Происходя из древнего рода Ла-Тур де Овернь, он обладал разносторонностью интересов, целеустремленностью и таким чисто французским качеством, как ясность мышления. В век, когда национализм впервые открыто заявил о себе, он не был заражен горячкой французского шовинизма. Это был крепкий, мускулистый человек с властными жестами. Его лицо дышало умом и энергией, глаза смотрели строго, но с едва заметной хитринкой. Курчавые, коротко стриженные волосы и острая бородка довершали портрет.

Граф де Тюренн — таковы были его имя и титул до брака с наследницей древнего рода де Буйон, известного еще со времени первого крестового похода, прожил со своей женой всего два года, когда она умерла, оставив ему в наследство княжество Седан и титул герцога де Буйон. Так получилось, что он стал одним из самых видных представителей знати, мало в чем уступающей королю. Все привыкли повиноваться ему, и даже Генрих IV немного побаивался его.

Де Буйон не был ни глубоко верующим протестантом, исповедующим догматы, завещанные Кальвином, ни протестантом вроде Генриха IV, для которого протестантизм был средством отнять у католической церкви ее земли и богатства. Он был всего лишь отступник, ренегат, в самом прямом смысле этого слова. Он порвал с католицизмом уже в зрелом возрасте и стал кальвинистом, преследуя далеко идущие цели. Его княжество занимало очень выгодное положение между протестантскими княжествами Германии и Нидерландами с одной стороны, и Парижем — с другой.

После смерти своей первой жены де Буйон заключил брак с принцессой из дома Оранских, династии Штатгальтеров, правившей кальвинистскими Нидерландами. Так он породнился с графом Пфальцским — его мать также происходила из дома Оранских, — кальвинистом, женатым на дочери английского короля Иакова I. Де Буйон опекал молодого графа, чьи владения с крепостью Гейдельберг в центре являлись оплотом кальвинизма в Германии,

Так обстояли дела перед началом великой смуты, охватившей Германию и получившей название Тридцатилетней войны. Вождю кальвинистов де Буйону и молодому графу Пфальцскому противостоял император из дома Габсбургов, твердо решивший подчинить своей власти всю Германию и обратить в католицизм всех протестантов. Во Франции Ришелье готовился расстроить эти планы.

Его отношения с Францией заключались в том, что он вел переговоры в таких туманных и скрывающих подлинный смысл выражениях, что всегда оставался хозяином положения. В этом с ним был схож Людовик XIV, который иногда разражался потоком слов и который, словно падающий со скалы водопад, скрывал главное, но он также умел убеждать и направлять людей с помощью меткого и вовремя сказанного слова. Ришелье внимательно следил за болтливым красноречием де Буйона и прекрасно понимал, что тот просто воздерживается от какого-либо мнения по данному вопросу.

Итак, занимая положение между Францией и Германией, де Буйон не имел ни смелости, ни желания порвать ни с той, ни с другой стороной. Будучи признанным главой французских протестантов и, следовательно, находясь в оппозиции к королевской власти, он ни разу не дал повода обвинить его в действиях против французской короны. С другой стороны, с ним постоянно советовались другие гугенотские князья, многим из них он помогал деньгами. Но он всегда старался быть в стороне от схватки, преследуя свою собственную цель.

В чем она состояла?

У меня нет ни малейшего сомнения, что он желал возродить древнюю Бургундию, государство, занимавшее долину Рейна и окрестности.

Но он ни разу не высказал такого пожелания, так что мое предположение может показаться взятым с потолка. Однако необходимость создания такого государства очевидна. Оно могло бы ослабить вражду между Францией и Германией, и даже сегодня его существование имело бы смысл.

Я убежден, что это была сокровенная мечта умного, скрытного, постоянно думающего о своей выгоде и очень красноречивого человека. Как жаль, что его имя почти не запечатлелось на страницах истории. Между прочим, известный полководец Тюренн был его младшим сыном.

Анри де Роан был второй по значению фигурой среди протестантских вождей. Вместе со своим братом Субизом он пролил свою кровь, как говорили гугеноты, под Ла-Рошелью. Он происходил из древнего бретанского рода. Даже в конце средневековья герцоги де Роан были лишь номинальными вассалами французской короны, фактически же оставались независимыми. Анри де Роан получил титул герцога Бретани от Генриха IV незадолго до его смерти. Людовик XIII относился к нему с уважением.

Но своим высоким положением он был обязан не своему древнему бретанскому роду, а своей матери, происходившей из семьи Партене, жившей в Пуату, где, кстати, жила и семья кардинала Ришелье. Род Партене был ветвью древнего великого рода, представители которого принимают участие в мятежах баронов против английского короля Иоанна Безземельного, а затем в занявшем несколько веков конфликте английской и французской короны, начавшемся в эпоху первых крестовых походов и закончившемся битвой при Форминьи (1450).

Как и многие женщины-гугенотки, мать Анри и Субиза была железной женщиной. Находясь в осажденной Ла-Рошели — ее сыновья руководили обороной крепости, — она ела крыс вместе со всеми осажденными, но требовала сражаться до последнего солдата и не сдаваться войску короля и кардинала. Простые гугеноты на юге и западе Франции ставили Анри де Роана выше других протестантских князей. В его рыжей голове было не слишком много мыслей, зато он был бравый вояка, которого никто не мог обвинить в двурушничестве. В те времена это была большая редкость; каждый тогда думал о своей выгоде, и переходы полководцев от одной воюющей стороны к другой были самым распространенным явлением. Он был женат на дочери Сюлли, которая была гораздо моложе его. Говорят, она наставляла ему рога при каждом удобном случае.

Буржуазия, ремесленники, консистория, пасторы и прихожане, не очень-то доверявшие другим гугенотским вождям, были всецело ему преданы. Именно поэтому Ришелье вынужден был считаться с ним: если бы во Франции опять началась религиозная война, Анри де Роан играл бы в ней видную роль.

После того как мы рассказали об окружении кардинала, начав с короля и кончив Анри де Роаном, вернемся ненадолго к Ришелье. Вероятно, он иногда уставал следить за кознями врагов, подкупать одних, преследовать других, и тогда в его душе появлялось горькое чувство одиночества. Ни одной души вокруг, к которой он испытывал бы теплое чувство, кроме племянницы, выданной им замуж за герцога де Эгийона, да еще одного человека.

Одиночество было той дорогой ценой, которую ему пришлось заплатить за восхождение на вершину власти; благодаря этому для него стало возможным диктовать свою волю всем, кто находился внизу. Но на этой вершине было холодно и одиноко, потому что политические и государственные интересы чужды каждому горячему человеческому сердцу. Он один стоял на вершине, и рядом с ним не было никого.

Для короля он был просто слуга, который добился блестящих успехов, но именно это раздражало его. Людовик XIII понимал умом необходимость и полезность его деятельности, но как монарх он не мог смириться с тем, что есть кто-то другой, смеющий повелевать. Королеве-матери хотелось сделать его своим любовником, но он отверг ее и в конце концов изгнал из страны; Анна Австрийская видела в нем врага, постоянно преследующего ее; для Гастона, герцога Орлеанского, он был выскочка, захвативший власть, принадлежащую членам королевской семьи; для де Буйона он был противником, с которым надо вести переговоры; для де Роана — врагом, которого надо победить; для множества подчиненных и многочисленных сотрудников секретной службы он был суровым руководителем; для чиновников парламентов он был тираном, нарушающим законность; для миллионов крестьян, городских ремесленников, купцов и торговцев он был хищник, душивший их налогами, и грабитель, нахапавший миллионы, — всем он был ненавистен.