Остров Z

Охотник попытался обогнуть лужу, потом сообразил, что это нереально, и бросился напрямик, поднимая тучи брызг, увязая в донной грязи, падая, поднимаясь и снова падая. Десять секунд форы растаяли, как туман, но преследователи не схватили Охотника. Более того, он не слышал за спиной плеска. Не рискнули соваться в воду? У них водобоязнь, как бывает у бешеных собак?

Охотник обернулся. Так все и было. Нелюди даже близко не подошли к луже. Метров за двадцать до водной преграды они разделились и побежали в обход двумя группами. Охотник собрался с силами и поднажал. Вскоре он был уже на другом берегу, и ему оставалось сделать лишь несколько шагов до забора из серого гнилого штакетника. А там еще немного – и ближайший дом!

В самый неподходящий момент Охотник вдруг споткнулся и упал. Он тут же поднялся и побежал было дальше, но щиколотку пронзила острая боль, и Охотник снова рухнул в грязь.

Отбегался. Больше сказать было нечего. Да и не нужно.

Охотник торопливо перезарядил ружье и сел поудобнее. Четыре выстрела по тварям, последний – себе. Охотник не сомневался, что ему хватит смелости. Лучше уж так закончить жизнь, чем продолжить ее в облике вечно голодного нелюдя. Да и жизнь ли это будет? Существование, и только.

Когда в поле зрения вновь появились нелюди, Охотник поднял ружье, но не успел даже прицелиться. Несколько тварей его перехитрили: подкрались сзади и навалились разом. Охотник почувствовал, как острые зубы впиваются в шею, в плечи… и вдруг забыл о боли в щиколотке, о намерении героически погибнуть в бою, обо всем на свете, кроме мизерного шанса. Его яркое пятнышко нарисовалось посреди залитого лунным светом, но все равно безрадостного фона. Это пятнышко-шанс было бликом на поверхности воды.

Охотник собрал все силы и, стряхивая с плеч нелюдей, ринулся обратно к луже. Когда до кромки воды оставалось пять шагов, не больше, твари притормозили, но и самому Охотнику стало вдруг очень тяжело двигаться дальше. И дело было не в усталости после неравной схватки. Неимоверный, просто космический холод вдруг сковал все тело, а в голове начала пульсировать страшная боль, которая многократно усиливалась при одной мысли о воде.

Понять, что происходит, было нетрудно. Охотник подцепил от нелюдей заразу. Гораздо труднее было это принять и попытаться с этим бороться. Какая-то смутная, неоформленная, но все равно вдохновляющая мысль отчаянно боролась с новыми инстинктами и заставляла Охотника ползти к воде. Через силу, пульсирующую боль, крошево стиснутых зубов и кровь прокушенных губ. Ползти, ползти и ползти. Чтобы выжить и отомстить. За себя, за своих родных, за всех. Нет, не этим несчастным, которые теперь не могут ни жить, ни умереть по-человечески. Тому, кто на самом деле во всем виноват. Найти его и отомстить!

Охотник поднял мутнеющий взгляд. До уреза воды оставалось еще три метра. Целых три метра! Охотник попытался заставить себя двигаться, но сумел сделать лишь пару движений. Секундой позже все его тело пронзила мощная судорога, а затем он забился в припадке. Охотника трясло, как под током, он извивался, корчился, ерзал в грязи, строил нечеловеческие гримасы, но издал при этом лишь один звук – в самом начале он протяжно выдохнул и больше не вдохнул.

Какое-то время спустя он затих.

Прошло не меньше часа, прежде чем Охотник вдруг поднялся на четвереньки и преодолел оставшиеся метры до воды. Столпившиеся поодаль нелюди тоже зашевелились, подались было вперед, но замерли, не сделав и пары шагов. А Охотник тем временем остановился у края лужи и уставился на свое отражение в воде. Вернее – просто на воду. Ведь никакого отражения в ней не было.

Так, на четвереньках, Охотник простоял довольно долго. Поначалу его взгляд был стеклянным. Он не видел и не чувствовал ровным счетом ничего. Но постепенно в глубине зрачков стала появляться некая осмысленность, телу начали возвращаться чувства, а разум наполнился обрывками мыслей. Сумбурных, примитивных, но все-таки мыслей.

Прошло еще около часа, на востоке занялась заря, и Охотник спиной ощутил тепло первых солнечных лучей, пробивших легкую облачность над горизонтом. Возможно, это и стало последним толчком. Охотник за неуловимо короткий миг вдруг осознал, что вновь чувствует тело, опять может нормально мыслить и видеть, а главное – он теперь понимал, что же он видит.

Он снова видел свое отражение в воде. Оно странно двоилось и колебалось в такт движению волн, было искажено страшной гримасой, но больше не напоминало ужасную маску, столь характерную для лиц нелюдей. Да и сам факт наличия отражения говорил о многом. Теперь Охотник знал это точно.

Охотник шумно вдохнул и выдохнул, издав при этом утробный звук вроде рычания.

Он вернулся! Случилось нечто невероятное, возможно, уникальное, но это случилось. Он вернулся из небытия! Более того, он вернулся, прихватив с собой из запредельного мира полезное знание. Очень полезное знание, как все исправить. Пока это был не путь, ведущий к источнику сошедшего на Землю зла, но это была подсказка, как найти этот путь. Уже хорошо.

Охотник осторожно поднялся на ноги. Никакой боли в щиколотке или в шее он не ощутил. Нога была как новенькая, а раны от укусов зажили. Что ж, парой странностей больше или меньше – теперь без разницы.

Охотник обернулся и смерил взглядом замершую поодаль толпу нелюдей. В дневном свете они выглядели вовсе не так страшно, как в лунном. Скорее они выглядели жалко. Охотник сочувственно кивнул и вдруг невольно дал отмашку: «уходите». Нелюди тут же зашевелились, немного потоптались на месте и… побрели прочь! Невероятно, но снова факт.

Дождавшись, когда на пути к деревне не останется нелюдей, Охотник подобрал брошенное ночью ружье, закинул его на плечо и уверенно двинулся к ближайшему двору. Ему больше не требовалось укрытие, отныне он не боялся наводнивших местность нелюдей. Но бурная ночь, проведенная по уши в грязи, все-таки не прошла для него бесследно. Ему нестерпимо хотелось помыться, поесть и отдохнуть, как любому нормальному человеку. Пусть теперь Охотник и не был уверен, остался ли он нормальным и остался ли он вообще человеком. А есть ли разница? Каким ты себя ощущаешь, такой ты и есть. Факт!..

…Наблюдать за странными метаморфозами человека, стоящего на четвереньках у обширной лужи, было страшновато, да и противно, честно говоря, но любопытство оказалось сильнее отвращения и страха. Притаившийся в зарослях на опушке ближайшего перелеска Наблюдатель дождался финала, проводил Охотника задумчивым взглядом, а затем осторожно двинулся к тому месту, где в грязи остались глубокие отпечатки. Приблизившись, Наблюдатель внимательно осмотрел место, а после заглянул в воду.

Поначалу ничего, кроме собственного колеблющегося отражения, он не увидел, но потом ему показалось, что под толщей воды что-то блеснуло. Красноватый блик на мгновение ослепил Наблюдателя и тут же исчез. Наблюдатель присел, закатал рукав и пошарил рукой по дну. Блестящая вещица отыскалась почти сразу. Наблюдатель ополоснул ее в воде и удивленно уставился на свое новое отражение, но теперь не в воде. Вещица оказалась зеркальцем. Небольшим, квадратным, со стороной около двенадцати сантиметров, но что самое интересное, не стеклянным, а металлическим. Неизвестный легкий металл имел красновато-медный отлив и был отполирован до зеркального состояния.

Наблюдатель перевернул зеркальце. С другой стороны вещица была точно такой же, но… черт побери! От неожиданности Наблюдатель едва не выронил странную вещицу. Эта сторона зеркальца не отражала своего нового владельца! Словно его не было! Наблюдатель видел заболоченное поле, деревню, лес вдалеке, небо, солнце, но не видел себя!

Он торопливо перевернул зеркальце и выдохнул с облегчением. Другая сторона, как, впрочем, и полагается нормальному зеркалу, исправно отражала изумленную физиономию Наблюдателя. Одна проблема – эту сторону пересекали несколько глубоких царапин, образующих геометрическую фигуру – трапецию. Причем пропорции фигуры были такие, что можно вставлять в школьный географический атлас. Подобными значками обозначаются месторождения нефти или газа. Из-за этой насечки отражение в «медном» зеркальце как бы дробилось на фрагменты, но это не мешало Наблюдателю увидеть себя, а значит, все было в порядке. Наблюдатель не сошел с ума и, что более важно, не начал перерождаться в мистическую тварь, не имеющую отражения и не отбрасывающую тень.