Страница 88 из 102
Не радуйся, брат. Они не такие простачки. Взяли письменную гарантию. За себя не беспокоюсь, я выполню свои обязательства. А тебя предупреждаю самым серьезным образом: они не потерпят повторения обмана.
А что они мне сделают? Я не подписывал никаких обязательств. С меня, как говорится, и взятки гладки. –
Не храбрись! Они и без письменных обязательств доберутся до кого угодно. Пока мне удалось отстоять тебя, но во второй раз не надейся. Людей, подобных тебе, они включают в черные списки.
– И что же?
и – Говорят, таким после войны не будет места под солнцем. Подумай об этом, заранее подумай!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Тринадцатого февраля 1945 года Советская Армия окончательно очистила столицу Венгрии Будапешт от немецких войск. «Очередь за Веной, – с горечью подумал профессор Вагнер.– Враг подбирается к границам Германии. Армии фюрера отступают. Рушится мечта о тысячелетнем рейхе. Неужели Гитлер не оправдал доверия нации?»
Как ученый, Вагнер знал, что спады и подъемы возможны в истории любого народа. Они испокон веков чередовались друг с другом. Но рано или поздно наступал такой момент, когда нация не могла оправиться после очередного спада и навсегда исчезала с исторической арены. «Так было с Древним Египтом, Ассирией, Вавилоном, – прошептал он, вспомнив еще школьные занятия.– Эти народы навсегда исчезли с лица земли, хотя история сохранила их имена. Не случится ли то же самое с Германией? – спросил он и сам же ответил: – Вполне возможно, если мы не примем необходимые меры, пока не поздно. Эту войну мы можем проиграть, но непримиримые противоречия, которые существуют между русскими с одной стороны и англичанами и американцами с другой, позволят нам пока сохранить немецкий народ. Этому униженному и ослабленному народу в будущем предстоит еще раз попытаться восстановить свое могущество. Тогда разразится еще одна война. Она пройдет по всему земному шару как очистительная гроза. Победителем выйдет та сторона, которая обладает особым оружием, таким, как «анархии» и «дьявольский цианид». С их помощью немцы сначала осилят в бою своих врагов, а потом потенциальных конкурентов в борьбе за мировое господство. Вот тогда и осуществится указание фюрера о создании нации господ и нации рабов. Господами во всем мире будут немцы, рабами – остальные народы. Что мы должны сделать для этого? Прежде всего сохранить в тайне секретное оружие." Сделать все, чтобы результаты моего, труда не стали достоянием наших врагов, – их надо передать в руки будущего фюрера, который несомненно придет на смену Гитлеру лет через двадцать – тридцать, когда следующей поколение– немцев снова возьмется за оружие. К сожалению, сам я не доживу до этих счастливых дней. Значит, секреты «анархина» и «дьявольского цианида» надо доверить кому–то из молодых. Кому же?»
Вагнер начал перебирать в уме всех, кого он знал. Из своих наиболее надежным был бы его сын Рихард, но его убили. Старшая дочь Магда, возможно, и дожила бы до появления нового фюрера, но политика ее не интересует. Еще меньше надежды на Фанни. «Она не немка, а русская, и если когда–нибудь узнает правду о своем происхождении, то мои секреты передаст не будущему фюреру, а русским, – с раздражением подумал он.– Остается еще Рунге. Хотя он пока не связан с Вагнерами семейными узами, но в будущем подобная связь не исключается. Чего они медлят? – недоумевал профессор.– Магда не скрывает от мен"я своих чувств. Альфред ей нравится. Нравится он и мне. Скромный такой, добрый, но далеко не простак. Надо будет попристальнее приглядываться к нему. Кто его знает, может быть, он заменит нам не только Гельмута Крамера, но и Рихарда».
Приняв какое–либо решение, профессор Вагнер всегда проявлял исключительную настойчивость при его реализации. Изучение Рунге он начал с обстоятельных расспросов дочери. Магда рассказала об истории своих отношений с бывшим адъютантом мужа, ничего не скрывая, охарактеризовала его с наилучшей стороны. «Придет время, и мы с ним непременно обвенчаемся, – заверила она.– О лучшем муже я и не мечтала. Ты увидишь, папа, мы будем счастливы».
Отец не сомневался в этом. Он знал, что вдова с двумя детьми в условиях войны, когда молодых мужчин с каждым днем становилось все меньше и меньше, о таком муже, как Альфред, действительно могла только мечтать. Если бы он заботился только о счастье дочери, ему оставалось бы лишь благословить их. Но профессор в данном случае преследовал иные цели. Ему хотелось больше услышать о политических настроениях будущего зятя. Но тут отец с дочерью разошлись во мнениях.
Жизнь убедила меня в том, что политика вовсе не служит надежной опорой семейному счастью. Хватит с меня и одного политикана в жизни. Намучилась с ним вдоволь. Не дай бог еще раз хлебнуть такого горя.
Дочка, ты путаешь политику с политиканством.– Это – разные понятия. В наше время политика – это самое благородное занятие для мужчин, – попытался урезонить дочку профессор.
Для других мужчин пусть будет так, но не для моего мужа. Он должен заниматься своей семьей, а не словоблудием. К счастью, Альфред меньше всего думает о карьере, о славе. Он не увлекается мишурой.
Пусть будет так, – недовольно отмахнулся отец.– Но как–то он должен реагировать на происходящее в мире события. Скажи хоть, как он относится к национальному вопросу. Как смотрит на немецкий народ?
С него довольно и того, как он смотрит на меня и на моих детей, – улыбнулась Магда.– В этом отношении, у нас нет к нему претензий. Впрочем, немцев он любит не меньше, чем другие австрийцы.
Ответы дочери не вполне удовлетворили отца. Для то– го чтобы еще ближе узнать Рунге, надо было поговорить с ним самим. Для этого профессор сначала хотел при– гласить его к себе, но, поразмыслив, решил сам поехать к нему. «Непринужденная обстановка больше располагает к откровенности, – подумал он.– Послушаем его дома, в отсутствие посторонних свидетелей». I На следующий день Вагнер обедал у дочери. Рунге не был предупрежден о предстоящей встрече с профессором , поэтому не сразу уяснил себе цель этого неожиданного визита. Невольно настораживало его и поведение Магды. Она все время старалась оставить их вдвоем. «Что–то затевается, – догадался Альфред.– Надо быть начеку. Меньше говорить, а больше слушать».
Разговор за столом не клеился. Эрика, по обыкновению, начала было рассказывать о своих уроках, но под многозначительным взглядом матери замолчала на полуслове. Затем молчание нарушил Макс.
После обеда дядя Альфред поведет нас кататься, – заявил он.
Дядя Альфред вас сегодня никуда не поведет, – обрезала мать.
– Но он обещал, – настаивал на своем маленький Макс.– Он говорил нам, что обещание надо выполнять. Дядя, вы говорили ведь? – обратился Макс к Рунге, явно надеясь на его поддержку.
– Перестань! – крикнула Магда.– Не приставай к взрослым.
Мальчик замолчал, но, когда встали из–за стола, подошел к Альфреду, обнял и заговорщически прошептал на ухо:
Когда дедушка уедет, мы все равно поедем кататься. Не правда ли?
Если разрешит мама, – шепотом же ответил Альфред.
Разрешит. Она добрая. Она любит меня.
Мать слышала их разговор. Дружба ребенка и взрослого была трогательной. Сердце ее переполнилось радостью, и от полноты чувств она чуть не заплакала.
– Опять у мужчин секреты. Ох, доберусь же я до вас! – с деланной строгостью погрозила она пальцем, а у самой в глазах блестели слезы радости.– Папа, вы с Альфредом побудьте вдвоем, а я немножко позанимаюсь с детьми.
Макс на прощанье чмокнул дядю в щеку и подбежал к матери, а взрослые мужчины молча удалились в кабинет.
Как часто повторяются у вас подобные сценки? – спросил профессор.
Почти каждый день, – улыбнулся Рунге.– Я люблю детей.
Старик внимательно посмотрел на собеседника.
И чужих? – спросил он, немножко подумав.
Какой же он чужой? – притворился обиженным Альфред.– Ведь его мать и я...
Рунге внезапно запнулся, отвернулся к окну и замолчал.