Страница 64 из 102
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Исчезновение колонны заключенных вместе с конвоем явилось для фашистов полной неожиданностью. Тревогу по этому поводу забили с опозданием на восемь часов, когда эсэсовцы, входившие в состав конвоя, в установленное время нё явились на обед. Командир части запросил комендатуру концлагеря, оттуда ответили, что в тот день из гестаповской тюрьмы города Линца к ним доставлен только один заключенный. Штабной офицер, которому было поручено расследование этого происшествия, выяснил, что конвой из шести эсэсовцев во главе с ротенфюрером Урбахом в семь часов утра принял для доставки в лагерь Маутхаузен пятнадцать заключенных, построил их в колонну по два и повел к– месту назначения. Дежурный по контрольно–пропускному пункту подтвердил, что такая колонна в сторону концлагеря проследовала форсированным маршем ровно в 7.15. Он же показал, что после этого неоднократно слышал звуки выстрелов, но не обратил на это внимания, так как одиночные выстрелы и даже автоматные очереди являются обычным явлением. Конвоиры всех отстающих пристреливают в пути следования. В то утро, по словам дежурного, на дороге было подобрано четыре трупа заключенных. Дальнейшая проверка показала, что колонна к месту назначения не прибыла, опросы местных жителей ничего не дали. Многие из них утром слышали выстрелы, но не придали этому значения, так как к выстрелам они давно привыкли.
Штабной офицер пришел к выводу, что заключенным каким–то образом удалось совершить побег, о чем он и доложил командиру части. Тот с ним согласился и поставил в известность органы местной власти и гестапо. Был объявлен розыск беглецов.
В гитлеровской Германии того времени бегство антифашистов из мест заключения стало распространенным явлением, поэтому случай с исчезновением одиннадцати заключенных не вызвал у работников карательных органов особого беспокойства. Однако фашисты не могли оставаться равнодушными к судьбе пропавшего конвоя. Как сам начальник конвоя ротенфюрер Урбах, так и его пятеро подчиненных давно зарекомендовали себя отличными служаками. Особенно ценилась в них звериная ненависть к хефтлингам. За несколько месяцев несения конвойной службы каждый из них собственноручно расстрелял и изувечил не один десяток узников. С точки зрения фашистского начальства, исключалась возможность их сговора с беглецами. В то же время трудно было допустить, чтобы одиннадцать измученных и вконец обессилевших от голода и пыток заключенных голыми руками расправились с шестью до зубов вооруженными эсэсовцами и их волкодавами. Но именно к такому заключению пришла комиссия, занимавшаяся расследованием этого загадочного происшествия.
Правду о происшествии знали только советские десантники, но им была неизвестна судьба Турханова. Причем одни предполагали, что человек, ради спасения которого они находились в Шумавских лесах, стал жертвой фашистских палачей и оказался в числе тех четырех хефтлингов, которые были расстреляны по дороге в лагерь смерти. Такого мнения придерживались прежде всего десантники–иностранцы. Тщательно расспросив непосредственных участников нападения на фашистский конвой, Комиссаров тоже пришел к такому же выводу и предложил командиру сообщить об этом генералу Барсукову, но тот не согласился.
Все люди смертны,– сказал Соколов, вспомнив известный силлогизм. – Турханов – человек. Значит, он то же смертен. Но если ему придется умереть, то он умрет смертью храбрых, а не так, как погибли эти безвестные мученики. К тому же всякий человек считается живым, пока не обнаружен его труп. Поэтому о свертывании нашей операции не может быть и речи. Мы должны искать новые пути.
А что ты конкретно намерен делать в дальнейшем? – спросил Комиссаров.
Искать Турханова, найти его и освободить. Товарищи, находящиеся в Линце, помогут нам в этом деле,– уверенно ответил командир.
– Не приведет ли это к напрасным жертвам? Может быть, лучше запросить Барсукова,– продолжал сомневаться Комиссаров. – Может быть, он изменит наше задание или поставит перед нами новую задачу.
Соколов чувствовал, что Комиссаров никогда до конца не доверял ему. Так было, когда его направили к начальнику абвергруппы 505 полковнику Планку с особым заданием, не скрывал он своего мнения о нем и когда стоял вопрос о назначении командира десантников. Но, считая его подозрительность только проявлением излишней осторожности, до сих пор Соколов не давал ему отпора. Теперь он понял, что излишняя осторожность замполита может стать серьезной, помехой в выполнении основной задачи, поставленной перед десантом. Поэтому он решил на сей раз проявить твердость.
– Конечно, генерал Барсуков сегодня же узнает правду о наших делах, но это не значит, что в деятельности, десанта наступит какая–то пауза. Боевая задача нам известна, и мы с удвоенной энергией продолжим ее выполнение. Все должны четко выполнять мои указания. Как командир приказываю...
И Соколов зачитал товарищам боевой приказ, в котором поставил перед десантниками конкретные задачи применительно к новым обстоятельствам, сложившимся после первого открытого столкновения с немецкими фашистами.–; Согласно этому приказу Альфреду Рунге поручалось со–; брать исчерпывающие сведения о судьбе Турханова. Такие сведения он мог получить от Фанни, но та не показывалась на глаза. Только через неделю, когда тревога, поднятая.удачным бегством арестантов, заметно улеглась, девушка появилась в доме сестры. :
Добрый день! – приветствовала она Альфреда, I встретившего ее у ворот. – Надеюсь, все живы и здоровы. Где сестра?
Дома я один, остальные ушли в церковь,– ответил Рунге.
А вам не захотелось покаяться в своих грехах перед иконой божьей матери?
Нет,– покачал головой Альфред. – Пока за собой не чувствую никаких грехов, а когда почувствую, обязательна помолюсь.
Напрасно притворяетесь праведником,– укоризненно покачала головой девушка. – Все мы в этом мире не безгрешны, а из–за ваших грехов я чуть не пострадала: мы поссорились с Рудольфом.
Рунге насторожился, но, чтобы не обнаружить своего; беспокойства, продолжал беседу в том же шутливом тоне.
Милые – бранятся – только тешатся,– улыбнулся он. – Уверен, что вы уже помирились.
Кое–как. Но он учинил мне форменный допрос. Я была на краю гибели.
Расскажите.
Только без свидетелей. Пойдемте в сад. Там никто нам не помешает.
Они вошли в сад, прошли по дорожке к площадке для игр, остановились у качалки. Альфред смахнул рукой пушистый снежок с сиденья и усадил девушку, а сам устроился напротив.
Вам понравился советский полковник? – тихо спросила Фанни, внимательно глядя на собеседника.
Какой полковник? – спросил Рунге, притворившись забывчивым.
Тот, за которым вы поехали на станцию Маутхаузен,– ответила девушка, продолжая сверлить его глазами.
Ах, этот как его, Турчанов, что ли?..
Не Турчанов, а Турханов,– нервно перебила его Фанни. – Вы видели его?
К сожалению, нет. В тот день ваш отец пригласил меня на рыбалку, и мы встретили утреннюю зарю на Тиферзее.
Что вы говорите? – искренне удивилась девушка. – Профессор никогда не увлекался рыбной ловлей. И долго вы там пробыли?
До вечера.
Поразительно! Чем же вы там занимались?
Я блеснил щук, а профессор измерял глубину озера.
Для чего? Вы не спрашивали его?
Спросил, но он, по–моему, не сказал правду.
Что же он сказал?
Говорил, что перед смертью некоторые наиболее ценные вещи собирается спрятать на дне озера.
Скряга проклятый! Пусть прячет. Нам не нужны его капиталы. Проживем и без них. Меня волнует другое.
Что именно?
Отсутствие доверия между людьми. Даже близкие родственники боятся друг друга. Вот мы, например, благодаря моей сестре породнились с вами, а не доверяем друг другу.
Я не понимаю вас,– развел руками Рунге.
Поймете,– нахмурилась Фанни. – Скажите, кому вы сообщили о предстоящем переводе Турханова из тюрьмы в концлагерь?