Страница 13 из 50
Но сегодня Воронина была мрачной и не очень-то вдавалась в тонкости дел, по которым ее подчиненным надлежало в скором будущем выступать в судах государственными обвинителями.
Уединившись в своем кабинете, она снова подумала о дочери. С утра накрасилась, как на свидание… С кем? Неужто снова поехала во Владимир? Вдруг стало ясно, что хотела понравиться не парню, подвозившему ее на иномарке, могла бы так старательно краситься вчера, ведь он подвозил ее из института, после празднования Дня милиции! Вместе учатся, значит… А она вчера ушла в академию с минимумом косметики на лице, во всяком случае, не такой, какая была сегодня утром… И для чего же так старалась? Вернее, для кого? Ответ был один, но чтобы убедиться в своей правоте, следовало позвонить ректору академии. Что она и сделала.
— Добрый день, Петр Петрович, Воронина вас беспокоит. Как там моя дочь?
— Любовь Георгиевна, очень приятно, так сказать, очень, да. Ваша дочь радует преподавателей отменными знаниями. Она у нас отличница и даже получает…
— Я рада, что она учится именно в вашем вузе, Петр Петрович. Простите за некую странность моего вопроса, но… не могли бы вы узнать, была она сегодня на лекциях или нет.
— Светлана — очень аккуратная студентка, уважаемая Любовь Георгиевна.
— Я объясню. Она приболела, температура поднялась, я напоила дочь лекарствами и попросила не ходить сегодня на учебу. Но она же упрямая. Домой звонить не хочу, может, уснула, зачем же тревожить. Но все беспокоюсь, а вдруг убежала? Тогда сейчас же заеду за ней на машине и увезу домой.
Ректор заверил ее, что немедленно все выяснит и тотчас же перезвонит ей. Он понимает и разделяет ее тревогу, здоровье детей — самое важное, у него самого…
Откинувшись на спинку кресла, Воронина минут пять сидела совершенно неподвижно, глядя на стол, где лежали папки с делами, которые вела она или ее подчиненные. А потом нервно сжала сухие губы. Работа всегда была для нее на первом месте, но сегодня… Могла бы и раньше задуматься, почему дочь так тщательно готовится к лекциям. Особенно тщательно! Могла бы что-то предпринять! Остановить ее, уговорить…
Она уже не сомневалась, что дочь поехала во Владимир.
Через пять минут зазвонил телефон.
— Любовь Георгиевна, это Васютин, Петр Петрович, — послышался в трубке радостный голос. — Все, так сказать, нормально. Светлана послушалась вас и не была сегодня на лекциях. Мы будем считать этот пропуск уважительным, так что лечите Светлану, желаю ей скорейшего выздоровления.
— Спасибо, Петр Петрович.
Идиот! Студентка не приходит на лекции, а он доволен и даже без справки от врача считает пропуск уважительным! Да ведь она сама спровоцировала такую реакцию. Сколько времени прошло, а дочь не забывает этого наглеца! Может, и трахается там с ним, потом принесет в подоле… от бандита! Который отбывает срок в колонии!
Нужно что-то делать, но что? Создать этому поганцу такие условия, чтобы он и думать забыл о Светке? Нет, это уже явный перебор. И так достаточно много сделала для него, вернее, для того, чтобы отправить туда, где его истинное место. Уничтожить его там — это уж слишком. Она все же не бандитка, а прокурор. Хотя… с этими поганцами честными методами не справиться. И все равно, большее давление исключается. Значит, нужно давить на дочь, на… папашу поганца, в конце концов, этого дворянина чертова! Она сняла трубку, быстро набрала номер. Как ни странно, в трубке раздался вполне нормальный голос.
— Владимир Сергеевич? Добрый день, Воронина вас беспокоит. Не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора о наших детях?
— Добрый день, Любовь Георгиевна. А зачем вам спрашивать у меня разрешение? Приходите, как обычно, с автоматчиками и разговаривайте в привычной обстановке.
— Владимир Сергеевич, я к вам с автоматчиками не приходила! Меня волнует судьба моей дочери, она, между прочим, единственный родной человек для меня.
— Мой сын для меня — тоже.
— Вы сами виноваты во всем! — не сдержалась она.
— Любовь Георгиевна, если я отвечу так же, возможно, оскорблю ваши светлые чувства. Почему же вы позволяете себе так говорить с незнакомым человеком?
— Извините. Не возражаете, если приду к вам в семь вечера? Придется задержаться — перезвоню.
— Пошлите автоматчика, я дам расписку о невыходе из дома, — язвительно ответил Малышев.
Она болезненно поморщилась, но ничего не сказала. Вечером придет, тогда и скажет. Сдерживая себя, попрощалась, тяжело вздохнула, положив трубку.
Дворяне они, черт возьми! Даже если никчемный пьянчуга, пустое место — все равно дворянин! Лучше б разозлился, обматерил — проще было бы разговаривать, да и привыкла она к таким разговорам. А этот культурно — мол, с автоматчиками… Ничего плохого не сказала, а понятно, что без автоматчиков, то есть без должности, она пустое место.
И наверное, прав…
Глава 9
«Икарус» мчался по шоссе сквозь плотную пелену осеннего дождя. Шипела вода под колесами, с шипением проносились встречные машины, с шипением сквозили мысли в голове, яркие, как фары встречных машин, и такие же тревожные.
Она окончательно поняла, что расстроила Саню. Накрасилась… как будто кукла, вырядилась, да еще и брякнула, что ее на иномарках домой подвозят. Он не осудил ее, ни единым словом не выдал своего разочарования, но глаза… Они не умели лгать. Что бы он ни говорил, они были грустными, его глаза. И так Сане трудно, а еще и она своим приездом не облегчила его состояние, а напротив… Вот ведь дура!
А дома ждет мать, наверное, уже прознала, что она не была в академии, устроит допрос… Ушла бы к Владимиру Сергеевичу, если бы… у него была жена. А то что же получится? Девятнадцатилетняя студентка живет в одной квартире с холостым журналистом, довольно-таки привлекательным мужчиной. И хоть точно знала, что Владимир Сергеевич ничего плохого ей не сделает, но решится на этот шаг не могла.
С таким настроением, да к злой мамаше… Куда она возвращается? В какую-то кошмарную действительность.
Зачем же мать сделала ее жизнь кошмаром? Ведь могла помочь Сане, а значит, и родной дочери. Не такое уж большое преступление он совершил — отлупил своего наглого начальника, все могло бы закончиться условным сроком. Не захотела. У нее, видите ли, свои принципы, все отца, убитого бандитами, вспоминает. Она тоже чтит память отца и точно знает — он бы помог Сане и ей, вернее, он бы сделал так, чтобы ничего не случилось, они с Саней жили бы счастливо вместе… Не мать, а прямо монстр какой-то!
Могли бы жить счастливо… Могли бы…
— Сань, а если я тебе рожу ребеночка?
— Попробуй роди и тогда увидишь, что будет.
— А что будет?
— Ничего особенного. Я буду носить его на руках, целовать пухлые щечки, буду гулять с ним и ждать, когда его ручонки обнимут меня и он скажет: «Папа…» А еще я разобьюсь в лепешку, чтобы его мама, любимая моя женщина, была счастлива и всем довольна.
— Это ничего особенного?
— Да. Нормальный расклад, а разве может быть что-то другое?
— Ну ты даешь, Санька! Это пока я тут голая лежу перед тобой?
— Если будешь лежать одетая и даже в тулупе и ватных штанах — ничего не изменится. Ты такая красивая, Светланка… Просто фантастика. А какой малыш у нас будет красивый!
— А ты кого хочешь, мальчика или девочку?
— Знаешь, моя хорошая, на язык просятся прописные истины. Ты поступила в институт, тебе нужно учиться. А я буду обеспечивать этот процесс. Но если родится… хотел бы девчушку, похожую на тебя. Уж она-то будет любить меня так…
— А я, выходит, не ТАК люблю тебя.
— Светланка… Но это же совсем другая будет любовь. Знаешь, мне даже страшно подумать, каким счастливым человеком я стану, когда меня будут любить две самые прекрасные дамы в мире. И каждая — по-своему.
— Ах так, да? Ну хорошо, сейчас я покажу, как умею любить тебя, дурака такого!