Страница 14 из 36
Поезд «Москва — Мурманск» отправляется без десяти час, когда жара уже спала и в сгустившемся сумраке вокзала перемигиваются светофоры, на перронах вспыхивают и гаснут огоньки сигарет, зелеными светодиодами маячит сквозь пыльное стекло расписание. Похоже, что один из последних стареньких дальнобойных поездов столица выпускает из депо только под покровом ночи. Медленно уплывают вдаль характерные, не раз перекрашенные темно-зеленые вагоны с деревянными окнами, угловатыми полками, обшарпанными стенами и натертыми до блеска миллионами рук поручнями и рычагами. Рано утром он проскочит дремлющий Петербург и в одиночестве полетит по рельсам Октябрьской железной дороги дальше на север, когда в его окна ворвется золотым огнем рассвет и заставит щуриться просыпающихся пассажиров. Одна за другой поползут вниз створки окон, и встречный ветер принесет в вагоны запахи хвойного леса, тянущегося по обеим сторонам путей.
Кемь. Один из немногих городов севера на пути к Мурманску. На перрон небольшого вокзальчика, обычно в спешке, выпрыгивает множество людей с чемоданами или обычными туристическими рюкзаками. Это те, кто все-таки приехал на Соловки. Они недалеко от цели: всего два с половиной часа на автобусе до унылого поселка Рабочеостровск с покосившимися деревянными бараками, стоящими без фундамента прямо на скале, огромной лесопилкой, отголоски которой повсюду — улицы Рабочеостровска посыпаны толстым слоем опилок. Во время отлива обнажается дно Белого моря, катера и лодки мягко садятся на дно — илистую поверхность из гнилых опилок и досок. Путники переночуют в единственной перевалочной гостинице, где никто не задерживается дольше одной ночи, а ранним утром их встретит катер, один из монастырских кораблей. И через три, а может быть, четыре часа, они будут у стен великого монастыря, который, как снежная шапка, сначала забрезжит на горизонте, а потом, как откроется вид на остров, покажется чудным городом из сказки про царя Салтана.
Хорошо приезжать на Соловки на поезде! Уже в пути любуешься неповторимой, не сравнимой ни с чем природой русского севера, вдыхаешь ароматы хвойных лесов под успокаивающий размеренный стук колес.
Вам не приходилось замечать, что в России вид из окна автомобиля очень отличается от, казалось бы, аналогичного, но из окна поезда? Что вы видите, въезжая на автомобиле в крупные города — Москву, Петербург, Казань? Парадные подъезды. Повсюду подкрашенные фасады окраинных панельных домов, флажки, аккуратные рекламные плакаты, огромные магазины. Такие дороги приведут вас в центр. Рельсы же ведут на вокзалы, а что такое привокзальная обстановка больших городов, знает каждый, потому что каждый хоть раз въезжал в такие города по железной дороге. Это покосившееся бараки, дырки в бетонных заборах, исписанных граффити и политическими лозунгами, отвалы рынков, прилегающие полузаброшенные промзоны, сгрудившиеся на запасных путях старые вагоны, ставшие прибежищем для нелегальных эмигрантов — все, что не вписывается в парадный и горделивый облик таких городов, все это можно увидеть из окон поездов и электричек. Но центрами многих маленьких городов России являются как раз вокзальчики и станции железной дороги, особенно на севере, где безраздельное господство железных дорог над автомобильными еще очень долго будет неоспоримым. Выглядывая из окон купейного вагона, видя, как мимо проносятся маленькие города и крохотные городишки, успеваешь только удивиться аккуратности и порядку, царящему рядом с путями. Но попробуйте въехать в такой город по автомобильной дороге, даже если рядом проходит какая-нибудь крупная трасса… все то, что в Москве и Петербурге скапливается на периферии железной дороги, все это, но в меньших масштабах, открыто встречает машины в маленьких городах. Целые северные регионы выстраиваются вереницами чистых деревень вдоль железнодорожных путей, только там еще можно увидеть ночью свет в окнах деревенских домов, не отдавая себе отчета в том, что тут живут стрелочник или путевые обходчики, судьбою привязанные к путям. Дороги, частично покрытые асфальтом, переходящие в грунтовки, расползающиеся в болотах ответвления от более-менее обитаемых междугородних трасс, забытые деревни, в несколько рядов зияющие пустыми окнами, зарастающие бурьяном; заброшенные поля, медленно становящиеся лесами, руины взорванных зачем-то церквей, — все это кроется за лесными полосами, не пропускающими взглядов пассажиров поезда, идущего на север.
2
Максим и Александр Андреевич ехали в разных «уазиках» по полузабытым дорогам, стараясь не светиться на трассах. После Петрозаводска тень цивилизации больше не затмевала обзора. По карте на пути были только населенные пункты, обозначенные общими названиями: «бараки», «избы» или просто «изба». За окном было пусто, редко возникали пустые бараки бывших лагерей, окруженных и сегодня полусгнившими столбами с обвисшей ржавой колючей проволокой и призраками башенок по бокам. Дорога была грунтовой и, главное, — сухой, то есть проходимой, такие обозначаются тоненькими желтыми нитками на картах. Существуют ли они? Такой вопрос иногда задают себе автопутешественники, удивляющиеся состоянию даже основных дорог. Существуют. Ради интереса можете как-нибудь проехаться и испытать эстетический шок. Удовольствие не для слабонервных.
Ночью они приехали в Кемь. Окраина одного из районов, лежащих в стороне от основной массы домов, была практически необитаема и в большей степени напоминала вымершие северные деревни. В одном из крепких еще домов жила древняя старуха, чьей личностью люди из серого особняка под Москвой заинтересовались за несколько месяцев до ареста в тоннеле системы «Д6». У старушки не осталось в живых никаких наследников, что существенно упрощало проблему. Когда выяснилось, что ради осуществления нового «дела» придется часто наведываться на архипелаг, стало ясно, что необходима база поблизости — перевалочный пункт. Прямо на острове невозможно было остаться незамеченным. Зато неподалеку от Кеми — сколько угодно. Поэтому бабка вскоре отошла в мир иной, оставив после себя рукописное завещание на одного человека из Москвы. Он появился сразу как только произошла трагедия, хотя его никто не предупредил, просто вырос как из-под земли. Этот-то человек и жил в этой отдаленной от комфорта больших городов избе и ждал гостей из столицы. Пытались грабить — он умело отстреливался из автомата. Дом поросенка должен быть крепостью, как гласит небезызвестная детская книжка. Поэтому на обширном прилегающем участке была произведена тотальная ревизия. Элиминированными оказались все элементы огорода. На чердаке была найдена в полной сохранности трехлинейная винтовка системы Мосина и коробка патронов. Кто же не делал в деревнях таких запасов в лихие двадцатые годы? Куча антиквариата была рассортирована, и вещи, наиболее заслуживающие уважения, аккуратно разместились на полках прибранной избы. Тут же в этих хоромах появился мощный тепловентилятор, обновлена проводка, а главное, заново построен глухой забор из опалубных досок. Сверху обильно клубилась блестящая колючая проволока. Обитатель не показывал носу из дома. Но, впрочем, все это мероприятие было воспринято как сумасбродство богатого москвича, унаследовавшего дом в деревне и жаждущего экзотики провинциальной жизни. Кстати, к тому моменту, как серые «уазики» в составе двух «козликов» и одной «буханки» въехали в приморский городок Кемь, молодой обитатель избы раздобыл разрешение на перепланировку: все-таки раз планировалась крепость, то она должна быть как минимум из кирпича.
Кортеж, прибывший в забытый деревенский район города, остановился под этим глухим забором. Было около трех ночи. «У-у, — протянул Александр Андреевич своим сопровождающим, — а у нас все проще гораздо было. В Рабочеостровске часть барака сняли, и все. И никаких огораживаний». «Завтра в гости к вам зайдем», — ехидно ответил ему пассажир на переднем сидении. Массивные деревянные ворота открылись, и участок поглотил три автомобиля. После чего створки так же быстро захлопнулись. Город спал. Никто ничего не заметил. Из багажников появилось какое-то оборудование, альпинистское снаряжение, продукты, спальники… как будто был запланирован большой поход. Через час машины покинули перевалочный пункт и направились в сторону Рабочеостровска. Две моторные лодки, представляющие собой обычные деревянные скорлупки, правда, довольно большого размера, с установленными моторами от «Жигулей», поджидали высадившихся у берега. Отправлялись опять же не из бухты и не от причала — все было спланировано, как в кино про разведчиков. Александр Андреевич и Максим снова оказались рядом — все время их старались держать порознь: пленники, как-никак. На этот раз их посадили в одну лодку бледно-зеленого цвета, резко переходящего ближе к ватерлинии в густую черную смолу, как старая машина российского производства, добротно покрытая антикором аж на треть дверей.