Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 94 из 106

Марианна хотя и не понимала, о чем идет речь, но, подбадриваемая взглядом Соколова, в знак согласия кивнула головой. Партизаны поспешили увести ее. Когда они проходили по пустынному переулку, Соколов посвятил девушку в свои планы. Узнав, что ее уведут в ту часть Варшавы, где нет немцев, Марианна попросила захватить и свою мать, которая осталась на улице Плоцкой, 29, в доме графа Бернацкого. Партизаны согласились, но пройти туда оказалось делом нелегким. Фашисты повсюду проводили массовые расстрелы, подрывали дома, поэтому приходилось то сворачивать на соседние улицы, то возвращаться назад. К намеченной цели они добрались только во второй половине дня. К этому времени дом Бернацких уже догорал, поблизости никого не было видно. Соколов хотел уже увести своих друзей, как вдруг из соседнего двора показались два власовца — старший лейтенант и рядовой. Они несли вдвоем свернутый в трубку огромный ковер. Партизаны старались пройти мимо, но старший лейтенант остановился и внимательно посмотрел на Соколова.

Никак, капитан Астахов! — удивленно воскликнул, он. — Какой черт занес тебя в этот ад?

Тот самый, который занес и тебя, — не вынимая руку из кармана, где у него лежал пистолет, ответил Соколов.

Но ты же был в штабе армии, а не в бригаде Каминского?

Мало ли где я был... Начальство послало меня сюда, посмотреть, чем вы занимаетесь. Вот и хожу с этим гаупштурмфюрером и любуюсь вашей работой, — сказал Соколов, взглянув на дымящиеся развалины дворца Бернацкого.

Дело рук моих ребят, — показал власовец на развалины. — Правда, ведь неплохо потрудились, канальи?

А не знаешь, куда делись жильцы этого дома? — поинтересовался Соколов.

Мы их расстреляли в саду. Вон лежат! — махнул тот в сторону чугунной ограды.

Вот оно что! А мы ищем одну графиню. Пойдем посмотрим!

— Зачем?

— Говорят, при ней были драгоценности.

-— Были, да сплыли. Мои ребята обшарили все карманы, поснимали кольца и сережки, выдернули золотые зубы. Так что ничего не найдете.

Найдем. Графиня свои бриллианты носила не в карманах и не на шее. Она прятала их в более надежное место. Бросай этот ковер и пойдем искать!

Но ковер-то не простой, а настоящий, персидский. Любой торгаш заплатит за него тысячу марок, — возразил власовец.

Плюнь ты на него! За бриллианты графини мы выручим больше ста тысяч. Получишь свою долю, если покажешь, где лежит эта женщина, — предложил Соколов.



У власовца загорелись глаза. Он бросил ковер и повел партизан в сад. В центре сада была огромная клумба. Когда-то здесь росли цветы, а сейчас она была завалена трупами. Тела лежали и на газонах, и за зеленой оградой из аккуратно подстриженных кустов боярышника, посаженных вдоль аллеи. На полу беседки, густо обвитой плющом, лежал труп девочки лет шестнадцати, видимо, изнасилованной перед смертью. В груди ее торчал нож с красивой наборной ручкой. Соколов подозвал власовца.

Ах, вот, оказывается, где я забыл его! — воскликнул тот, увидев нож. — Думал, потерял. Весь день ищу. Жалко ведь: в Минске по заказу сделал один знакомый слесарь за пятьдесят рублей. Слава богу, нашелся! Очень хороший нож!

А девочку не жалко? — еле сдерживая себя, спросил Соколов.

Признаться, и ее жаль. Совсем маленькая, а какая прелесть! Годика через два-три могла бы обслужить целый взвод солдат, а тут одного не выдержала: вскрикнула и лишилась чувств. Пришлось прикончить.

С этими словами садист нагнулся, чтобы извлечь из груди мертвой девочки нож. Соколов ударил его по затылку прикладом автомата. Тот даже не пикнул, сразу упал и застыл.

— Подыхай, мерзавец! — процедил сквозь зубы Соколов и на всякий случай всадил ему в горло его же нож, а затем вынес девочку из беседки и осторожно уложил на зеленую траву.

Пока Соколов расправлялся с власовцем, Марианна нашла свою мать. Пани Матильда была убита выстрелом в затылок. Марианна обнимала мать и плакала навзрыд. Партизаны где-то раздобыли лопату, вырыли могилу, положили туда графиню и засыпали землей.

Уже вечерело, когда разведчики дворами выбрались на соседнюю улицу. Повсюду полыхали пожары. Взрывы сотрясали воздух, дома раскалывались пополам. Подобно раскаленной лаве, вырывающейся из кратера вулкана, в небо взлетали брызги пламени, клубы дыма и пыли, а на том месте, где стояли здания, оставались кучи щебня, искореженного железа и битого стекла. В нос бил отвратительный, едкий запах. Оказалось, это рабочие команды возле костела святого Войцека, под бдительным надзором эсэсовцев, складывали трупы расстрелянных в огромные штабеля, обливали керосином и поджигали. На площади перед костелом уже горели шесть таких штабелей, распространяя тяжелый смрад, а люди с белыми повязками на рукавах со всех сторон подносили все новые и новые трупы.

О боже! Как ты терпишь это? — прошептала Марианна, воздевая руки к небу.

Мне стыдно, что я немец, — тихо проговорил Кальтенберг, потрясенный увиденным.

— Успокойся, друг! — положил ему на плечо руку Соколов. — Не все же немцы такие... А этим скоро наступит конец. Тогда они ответят за все свои злодеяния...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Польские паны в своей политике исходили из концепции «двух врагов». В XIX веке такими врагами они считали Россию и Пруссию, а в XX веке — Россию и Германию. По их мнению, от столкновения двух великих держав поляки могли только выиграть. После первой мировой войны, в общем, так и получилось. Поляки разоружили остатки немецких армий и создали свое независимое государство. Но это государство просуществовало всего двадцать лет. В тридцать девятом году немецкие фашисты оккупировали его и часть польских земель присоединили к Германии, а остальную часть объявили генерал-губернаторством, целиком и полностью зависимым от своего создателя. Концепция «двух врагов» снова стала руководящим принципом польской буржуазии. Особенно широкое распространение она получила после нападения гитлеровской Германии на СССР. Помещики и капиталисты, высшие офицеры и духовенство, все сторонники санации воспылали желанием повторить опыт 1919 года, причем в более хитром и коварном варианте: они приступили к созданию своей, подпольной армии, которая должна была, с одной стороны, не мешать фашистам воевать против Советского Союза, а с другой стороны — уничтожать революционно настроенных граждан самой Польши. Когда же два гиганта обескровят друг друга, этой подпольной армии предназначалось выступить на сцену и продиктовать свои условия «двум врагам». Таким образом, Армия Крайова была создана не для партизанской борьбы против немецких захватчиков, а для осуществления корыстных целей правящих классов.

Начиная Варшавское восстание, командование Армии Крайовой во главе с генералом Тадеушем Бур-Коморовским меньше всего думало об интересах своего народа. Исходя из концепции «двух врагов», оно хотело захватить всю власть в столице раньше, чем туда придут советские войска. Однако эмигрантское правительство в Лондоне и доморощенные стратеги в Варшаве допустили явный промах со сроками начала восстания. Когда передовые соединения 1-го Белорусского фронта вышли к Висле, командование АК, легкомысленно полагая, что немецкие войска разгромлены и русские вот-вот ворвутся в Варшаву, отдало приказ о начале восстания, чтобы, взяв власть, поставить Красную Армию перед совершившимся фактом. Тогда бы они заявили, что на территории Польши функционирует законное правительство, признанное союзниками. Это было бы большим козырем в руках Миколайчика, который тогда выехал в Москву для переговоров с Советским правительством. Однако эта безответственная политическая игра обернулась настоящей трагедией для столицы Польши и ее миллионного населения. Обо всем этом Турханов догадался, но для подобного вывода у него еще не было достаточно фактов, а в военном деле не принято руководствоваться догадками. Поэтому он еще не представил генералу Барсукову отчет о положении в Варшаве, а передавал лишь сообщения об отдельных событиях. Но скоро он получил весьма ценные материалы, подтверждающие правильность его предположений. Как-то ночью, уже после разгрома повстанцев в районе Воли и их отступления в центр города, Кальтенберг со своими разведчиками доставил в штаб подполковника вермахта. Как выяснилось, он являлся работником оперативного отдела штаба дивизии генерала Штагеля и направлялся к обергруппенфюреру фон дем Баху с последними оперативными данными. Увидев за письменным столом человека в форме советского полковника, немецкий офицер изумился.