Страница 59 из 106
— Смотрите, что я нашел! — воскликнул он.
Его окружили товарищи. Листок извлекли из фляги и начали читать. Это было письмо Колпакова.
«Дорогие товарищи! Кто найдет это наше письмо, просим переслать в Советский Союз или передать его советским воинам.
Все погибшие здесь — бойцы и командиры третьей роты Интернационального отряда советских партизан. Нас предал командир роты майор Айгашев. Вчера вечером без особой необходимости он завязал бой с немецкими карателями, чьи силы в несколько раз превосходили наши силы, а ночью, когда понял всю безнадежность положения, покинул роту, приказав нам держаться до подхода подкрепления, за которым он якобы отправляется. Никакого подкрепления мы, конечно, не дождались и сегодня с утра ведем кровопролитные бои с немцами. Теперь нас в живых осталось всего двадцать человек. Многие ранены. Немцы нас окружили. У них самоходные пушки. Вот-вот начнут штурмовать. Будем биться до последнего. Вместе с этим письмом кладу во флягу список роты. Все они либо уже погибли, либо скоро погибнут смертью храбрых. Сообщите об этом нашим родным и близким. Прощайте, товарищи! Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует наша социалистическая Родина!
- Временно исполняющий обязанности командира роты старшина Колпаков».
В списке было и имя Эсфири. «Значит, она тоже погибла... — опустил голову Зденек. — Что ж... надо найти ее...»
Партизаны продолжали разгребать обломки и скоро вытащили тело Эсфири.
Лицо ее было мертвенно-бледным, глаза закрыты, но она еще дышала. Партизаны осторожно перенесли ее на траву. Каменная глыба, упавшая ей на ноги, раздробила правую берцовую кость, осколок пробил спину и застрял, по всей вероятности, в легких. Рану перевязали, но что делать с ногой, никто не знал.
Надо как можно скорее доставить ее в отряд! — сказал Яничек. — Может, Алина спасет ее...
А далеко до отряда?
— Километров десять-пятнадцать. Если сейчас же отправимся, к утру будем там.
А как быть с похоронами?
Пятнадцать человек останется здесь. Я пойду с остальными и понесу Эсфирь.
С ним согласились. Проводник остался помочь партизанам хоронить товарищей. Яничек с друзьями отправились в путь.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Весть о трагической гибели третьей роты потрясла партизан. За сутки отряд лишился трети всего личного состава. Бойцы погибли смертью храбрых, но все понимали, что гибель эта не была неизбежной. Она явилась следствием преступной деятельности Айгашева.
Я сам виноват, — с горечью признался Турханов. — Давно надо было отстранить его, а я все ждал, сомневался, хотел испытать его в бою. Вот к чему привела моя нерешительность!
Виноваты мы с начальником штаба, — покачал головой Комиссаров. — Если бы Айгашева арестовали сразу, как только он попытался узурпировать власть в отряде, ничего подобного не произошло бы.
Да, мы проявили беспечность, — согласился с ним Савандеев. — Что же теперь делать? Может быть, провести в отряде траурный митинг и осудить Айгашева?
Подождем Соколова. Может, он приведет его? — предположил полковник.
Где его найдешь? Небось ушел за сто километров, — махнул рукой замполит. — Однако давайте подождем...
Ожидания Турханова оправдались. В тот же день Соколов доставил в отряд связанного Айгашева. Лицо его, грязное, заросшее бородой, напоминало физиономию бандита, как ее рисуют карикатуристы. Он старался изобразить из себя несправедливо оскорбленного, обиженного, но ни у кого не вызвал сочувствия. Это разозлило Айгашева. Не зная о возвращении Турханова в отряд, он попытался командовать.
— Ты еще ответишь мне, — прошипел он, глядя на Соколова. — Говорят тебе — развяжи руки! Какое ты имеешь право связывать своего начальника? Скажите, командир я ваш или нет? — спросил он, обращаясь к партизанам.
— Нет! Ты не командир, а трус! — громко крикнул кто-то.
Партизаны одобрительно загудели. Ничего подобного, конечно, Айгашев не ожидал.
— Разве вам не зачитали мой приказ? Полковник Турханов перед смертью назначил меня своим преемником. Вы должны исполнить его последнюю волю! — продолжал он играть сбою роль.
В это время из землячки вышли руководители отряда. Увидев Турханова, живого и невредимого, Айгашев опешил. Теперь он понял, что надеяться ему не на что, но сдаваться все еще не хотел.
— Товарищ полковник! — обратился он к командиру отряда. — Прикажите развязать мне руки. Я ведь офицер, а насилие и издевательства, чинимые надо мной, могут подорвать авторитет не только мой, но и других офицеров. Да, и других офицеров.
Турханов не удостоил его ответом, повернулся к Соколову: Где вы нашли его?
В селении Сходня. Выдали местные крестьяне. Они его приняли за атамана бандитской шайки — он со свои ми тремя бойцами, угрожая оружием, отнимал у них деньги. Увидев нас, его телохранители убежали в лес, а самого мы схватили, связали и привели сюда, — доложил Соколов.
Правильно сделали, — одобрил полковник. — Сдайте его дежурному, а сами идите в столовую. После ужина мы все вместе приступим к делу...
Допрос Айгашева продолжался всю ночь. Командование отряда тщательно расследовало все его преступления. На следующее утро созвали партийное собрание. Коммунисты единогласно исключили Айгашева из партии и постановили предать его суду.
По рекомендации партийного собрания полковник Турханов утвердил партизанский военный трибунал в следующем составе: председатель — Комиссаров, члены — Громов и Байдиреков.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Весь день Яничек не отходил от постели Эсфири. Во время операции ему пришлось исполнять обязанности хирургической сестры. К счастью, операция оказалась несложной, рана была не тяжелая. Алина Вольская извлекла осколок величиною в столовую ложку, застрявший в мягкой ткани спины. Правда, девушка потеряла много крови. Нужны были доноры. По просьбе врача в санчасть прибежали партизаны. Их оказалось больше тридцати человек, но первая группа крови была всего у троих, в том числе и у Зденека.
Бедная Эсфирь! Как она обрадовалась, когда, придя в сознание, увидела вокруг знакомые лица! С какой нежностью глядела она на Зденека, спасшего ее... Но радость ее омрачилась, когда Яничек рассказал ей об исходе последнего боя. Погибли ее товарищи, которых она успела горячо полюбить. Погибли Пуяндайкин и Колпаков, всегда проявлявшие к ней самые добрые чувства. Известно, что плохой человек быстро забывает о доброте, но всегда помнит обиду, а хороший, наоборот, не помнит обиды, а доброту запомнит на всю жизнь. Эсфирь была из тех, кто умеет ценить доброту. Поэтому она не смогла скрыть слез, когда поняла, что больше не увидит своих товарищей.
Оплакивая других, Эсфирь забыла о себе. А ее положение, хотя и не было безвыходным, все же внушало весьма серьезные опасения. Еще когда девушка находилась в бессознательном состоянии, Алина высказалась за ампутацию ноги. Яничек не согласился.
Мы еще не все сделали, — возразил он. — Я уверен, можно избежать ампутации! Вы представляете, что значит для девушки на всю жизнь остаться калекой?
Конечно. Но войдите и в мое положение! У меня же нет ни гипса, ни рентгена... А ей угрожает не только омертвение ткани, но и общее заражение крови.
— У вас будет все, что нужно. Подождите до завтра... После операции Яничек пошел к Турханову и рассказал об Эсфири.
— Да, ее надо спасти, — сказал полковник. — Что для этого необходимо?
— Прежде всего, деньги. На них можно приобрести Медикаменты даже у самих немцев.
Посоветовавшись с замполитом и начальником штаба, Турханов выдал Зденеку значительную сумму денег и немного золота, после чего тот отправился в путь...
В штабе отряда имелись сведения о некоторых участниках подпольных антифашистских организаций. Зденек тщательно просмотрел их. Были тут коммунисты, социалисты и сочувствующие им. Со многими из них партизанские разведчики успели познакомиться лично, а об остальных знали со слов других подпольщиков. Но, к сожалению, среди них не нашлось ни одного врача или аптекаря. «Ну что же, если нет, то мы их разыщем сами», — решил Яничек и на попутной машине отправился в город Кельце. Шофер высадил его на площади Жеромского. Город этот Зденек знал хорошо, так как, работая шофером в немецкой армии, не раз посещал его, однако среди жителей у него не было ни одного знакомого. Это, разумеется, затрудняло задачу Яничека. Побывал он в двух аптеках, но, кроме аспирина, ничего не купил. Проходя по улице Мельчарского, Зденек случайно обратил внимание на медную дощечку, прикрепленную к входной двери двухэтажного особняка, на которой была выгравирована следующая надпись по-польски и по-немецки: «Доктор Зенон Ягельский. Врач-стоматолог. Лечение и протезирование зубов. Прием больных с 10 ч. у. до 5 ч. в. ежедневно».