Страница 49 из 106
Какой Турханов? — спросила Ева.
Как какой? — вспылил Дубовский. — Да тот советский полковник, который прилетел с нами!
Ах, этот? Я уже забыла его фамилию... До утра мы сидели с ним у костра, а когда рассвело, он ушел по своим делам. С тех пор я о нем ничего не слыхала.
Так и не слыхали? — впился глазами в лицо девушки Дубовский. — Нет уж, извините, милая Ева! Я вам выложил правду о себе, теперь и вы говорите правду.
Я говорю такую же правду, как и вы, пане поручик.
Начальник полиции больше не мог сдерживаться.
Последний раз спрашиваю! Скажешь правду или нет?
Не понимаю, о какой правде вы говорите, пане полицай, — на немецкий лад, чтобы подчеркнуть, кому он служит, назвала его Ева.
Ах, ты еще и оскорблять меня? — закричал начальник полиции. — Сука большевистская! Думаешь, мы не знаем, где ты была все это время? Не слепые мы и не глухие! Ты была не только радисткой партизанского отряда, но и любовницей его командира Турханова.
Если знаете, чего спрашиваете? — вскочила со стула Ева. — А если уж говорить правду, то вот она: вы были и остались цепным псом санации <Санация — наименование фашистского режима, существовавшего в Польше в 1926—1939 гг.>, а теперь — немецкого фашизма, залившего нашу родину кровью...
Молчать! — заорал поручик. — Я польский офицер! За оскорбление чести мундира — получай, что заслужила!
И поручик дал девушке пощечину.
— Мужчина, поднявший руку на женщину, не может называть себя не только офицером, но и вообще человеком. Запомни мои слова: тебе еще придется ответить за эту пощечину. Ох и посмотрю же я тогда на тебя, как змеей будешь извиваться, просить пощады у моих друзей! — воскликнула Ева.
— Нет, этого ты никогда не увидишь. Я тебя передам немцам, а они расправятся с тобой скорее, чем твои друзья доберутся до меня...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Угроза Евы подействовала на Дубовского. Он знал, что партизаны рано или поздно узнают об аресте своей радистки и постараются отомстить. Не зря же их называют народными мстителями. Предателям они не дают пощады. Поэтому прежде всего он выставил круглосуточную охрану не только в здании полицейского отделения, но и возле своего дома. Потом написал немецкому уездному коменданту подробный доклад, в котором высказал предположение, что Турханов при переправе отряда через Вислу был ранен, подобран жителями деревни Камень-гура, где и находится в настоящее время на лечении. Комендант связался с местными органами гестапо, где на Турханова уже было заведено досье. Там имелось донесение одного из агентов, проникших в партизанский отряд. В нем тоже говорилось об отсутствии в отряде командира. Поэтому с Дубовским согласились и решили провести в Камень-гуре повальный обыск.
Рота эсэсовцев численностью почти в двести человек окружила деревню рано утром. Солдаты согнали мужчин в центр деревни. Командир роты объявил, что кто-то, из них скрывает у себя партизанского главаря — советского полковника Турханова — и предложил выдать его добровольно. На размышление он дал тридцать минут. По истечении этого срока, если партизанский вожак не будет выдан, во всех домах произведут тщательный обыск.
— Если найдем полковника, те, кто его укрывал, будут расстреляны на месте, а все жители деревни, как враги рейха, отправлены в концентрационные лагеря. Засекаю время. Разойдитесь по домам и к указанному сроку приведите Турханова или укажите место, где он скрывается!— оповестил штурмбанфюрер.
Все почувствовали, какая страшная угроза нависла над деревней. Подобные массовые репрессии давно проводились немцами, и крестьяне об этом знали. Теперь, значит, наступила и их очередь. Спасения не было. Разве только человек, который скрывает у себя партизанского командира, ради своих односельчан выдаст его немцам. На это нельзя было рассчитывать. И действительно, прошли назначенные тридцать минут, а местопребывание раненого партизана оставалось неизвестным. Тогда эсэсовцы приступили к обыску. Они разбились на три группы и пошли по домам. Первая группа во главе с командиром роты подошла к крайнему дому.
— Здесь живет семья нашего полицейского Станислава Славинского. Люди вполне благонадежные. Можно не обыскивать, — сообщил поручик Дубовский.
Но штурмбанфюрер СС с ним не согласился.
— Знаю я эту вашу синюю полицию, — отмахнулся он, — За исключением отдельных преданных нам работников, вроде вас, все там либо аполитичные чистоплюи, либо скрытые противники рейха. Обыскать!
Одни эсэсманы <Эсэсман—рядовой войск СС> заняли все входы и выходы, другие вошли в дом, третьи начали осматривать все надворные постройки. Особенно усердствовал командир взвода, голубоглазый верзила в звании унтерштурмфюрера СС, до войны работавший в строительных организациях инженером. Он обошел все четыре комнаты дома Славянских, Пересчитал окна и двери, выстукал стены, а потом тщательно измерил длину дома снаружи и изнутри, после чего огорошил всех, заявив:
— В доме имеется еще одна комната. Надо только разыскать вход в нее.
Сначала никто ему не поверил, но, когда произвели соответствующие измерения, убедились в его правоте. Эсэсовцы насторожились. Офицеры выхватили пистолеты, Солдаты взяли автоматы. Подозрение пало на кухню. Одна стена была там загорожена огромным шкафом. Штурмбанфюрер приказал открыть его. Пани Франтишка — а дома она была одна — дрожащими руками, то и дело путаясь в связке ключей, открыла дверцы шкафа. Сначала ничего подозрительного там не обнаружили. Все полочки шкафа сверху донизу были заставлены посудой, но, когда убрали эту посуду, выяснилось, что задняя стенка шкафа одновременно служила дверью, ведущей в пятую комнату.
Теперь уже никто не сомневался, что в этой комнате прятались люди.
Сколько их там? — спросил командир роты.
Хозяйка с минуту молчала, потом опустила глаза и ответила жалобно:
— Тринадцать.
Услышав это, немцы всполошились. Солдаты наставили на потайную дверь оружие, некоторые приготовили ручные гранаты, встали по обе стороны.
Штурмбанфюрер сделал знак, чтоб открыли дверь, Франтишка поспешила выполнить приказание.
— Выходи по одному! Руки вверх! — крикнул командир роты.
В ответ не раздалось ни звука. Тишина.
Видно, там русские, не понимают по-немецки, — предположил Дубовский. — Разрешите, я переведу вашу команду на русский.
Пожалуйста! Скажите им, что я буду считать до трех, а затем открываем огонь.
Поручик перевел слова штурмбанфюрера, но и на этот раз из темной комнаты не последовало ответа. Тогда немец начал считать:
Раз...
Подождите, не стреляйте! — закричала пани Франтишка. — Перебьете всех! Сейчас я их сама выгоню.
Она зажгла лампу и вошла в дверь. Послышалась какая-то возня, — видимо, кто-то не хотел идти, упирался.
— Иди, иди! — подгоняла Франтишка. — Выходи, ми лая, всех-то не съедят. И ты тоже!
В дверях появилась корова. Помотав головой, она выскочила на кухню. За ней выбрался из темной комнаты теленок. Должно быть, он впервые видел столько людей сразу и с недоумением оглядывался вокруг.
Пани Франтишка продолжала гонять скотину.
— Идите, идите! — ладонью шлепала она кого-то. — Покажитесь и вы господам хорошим.
Послышалось ленивое похрюкиванье свиньи, и скоро из двери высунулось свиное рыло. Тут только все вспомнили, что давно уже почувствовали резкий, запах навоза. Теперь штурмбанфюрер смело подошел к двери и заглянул в потайную комнату, оказавшуюся обыкновенным хлевом. Свинья, только что высунувшая рыло, отступила назад. Кроме нее там еще была одна свиноматка, кормившая маленьких поросят, и огромный хряк килограммов на двести — такой раскормленный, что, несмотря на удары пани Франтишки, никак не хотел вставать и на пинки отвечал только ленивыми вздохами и тихим хрюканьем.
Ладно, не трогайте, хозяйка, — махнул рукой немецкий офицер. — От кого вы так спрятали эту скотину? Не от нас ли?
Да что вы, пане начальник, разве от своих хоронят? — расплылась в улыбке пани Франтишка. — Прячем мы их здесь от партизан. Весною вот нагрянули в деревню, отняли весь скот. Только тут и удалось сберечь немного...