Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 42

Уилсон переступил порог – видно было, что ему трудно расстаться с тенью и с опорой, – и, тяжело дыша, стал отвинчивать крышку бензобака. На солнце лицо у него было совсем зеленое.

– Я не думал, что помешаю вам завтракать, – сказал он. – Мне сейчас очень нужны деньги, и я хотел знать, что вы решили насчет той машины.

– А моя новая машина вам нравится? – спросил Том. – Я ее купил на прошлой неделе.

– Эта желтая? Хороша, – сказал Уилсон, налегая на рукоять.

– Хотите, продам?

– Вы все шутите. – Уилсон криво усмехнулся: – Нет уж, вы мне лучше продайте старую, я и на ней сумею заработать.

– А на что это вам так спешно понадобились деньги?

– Хочу уехать. Слишком я зажился в этих местах. Мы с женой хотим перебраться на Запад.

– Ваша жена хочет уехать? – в изумлении воскликнул Том.

– Десять лет она только о том и говорила. – Он на миг прислонился к колонке, ладонью прикрыв глаза от солнца. – А теперь, хочет не хочет, все равно уедет. Я ее отсюда увезу.

Мимо в облаке пыли промчался «фордик», чья-то рука помахала на ходу.

– Сколько с меня? – отрывисто спросил Том.

– Дошло тут до моих ушей кое-что неладное, – продолжал Уилсон. – Потому-то я и решил уехать. Потому и насчет машины вам докучал.

– Сколько с меня?

– Доллар двадцать центов.

От несокрушимого напора жары у меня мутилось в голове, и прошло несколько неприятных секунд, прежде чем я сообразил, что подозрения Уилсона пока еще никак не связаны с Томом. Просто он обнаружил, что у Миртл есть другая, отдельная жизнь в чужом и далеком ему мире, и от этого ему стало физически нехорошо. Я посмотрел на него, затем на Тома – ведь часу не прошло, как Том сделал совершенно такое же открытие, – и мне пришло в голову, что никакие расовые или духовные различия между людьми не могут сравниться с той разницей, которая существует между больным человеком и здоровым. Уилсон был болен, и от этого у него был такой непоправимо виноватый вид, как будто он только что обесчестил беззащитную девушку.

– Хорошо, машину я вам продам, – сказал Том. – Завтра днем она будет у вас.

Всегда для меня в этой местности было что-то безотчетно зловещее, даже при ярком солнечном свете. Вот и сейчас я невольно оглянулся, словно чуя какую-то опасность за спиной. Гигантские глаза доктора Т. Дж. Эклберга бдительно несли свою вахту над горами шлака, но я скоро заметил, что за нами напряженно следят другие глаза, и гораздо ближе.

В одном из окон над гаражом занавеска была чуть сдвинута в сторону, и оттуда на нашу машину глядела Миртл Уилсон. Она вся ушла в этот взгляд, не замечая, что за ней наблюдают; разнообразные оттенки чувств постепенно проступали на ее лице, как предметы на проявляемой фотографии. Мне и раньше приходилось подмечать на женских лицах подобное выражение, но на этот раз что-то в нем было несообразное, непонятное для меня, – пока я не догадался, что расширенные ревнивым ужасом глаза Миртл устремлены не на Тома, а на Джордан Бейкер, которую она приняла за его жену.

Нет смятения более опустошительного, чем смятение неглубокой души. Том вел машину, словно подхлестываемый обжигающим бичом паники. Еще час назад его жена и его любовница принадлежали ему прочно и нерушимо, а теперь они обе быстрее быстрого ускользали из его рук. И он все сильней нажимал на акселератор, инстинктивно стремясь к двойной цели: догнать Дэзи и уйти от Уилсона. Мы мчались к Астории со скоростью пятьдесят миль в час, пока впереди, в стальной паутине ферм надземки, не замаячил неторопливо катящий синий «фордик».

– В районе Пятидесятой улицы есть большое кино, где довольно прохладно, – сказала Джордан. – Люблю Нью-Йорк летом, во второй половине дня, когда он совсем пустой. В нем тогда есть что-то чувственное, перезрелое, как будто стоит подставить руки – и в них начнут валиться диковинные плоды.

Слово «чувственный» разбередило тревогу Тома, но прежде чем он успел придумать возражение, «фордик» остановился, и Дэзи замахала рукой, подзывая нас.

– Теперь куда? – спросила она.

– В кино, может быть?

– Ох, в такую жару, – жалобно протянула она. – Вы ступайте, если хотите, а мы покатаемся и приедем за вами к концу сеанса. – Она сделала слабую попытку пошутить: – Назначим свидание на перекрестке. Я буду мужчина с двумя сигаретами во рту.

– Здесь не место спорить, – раздраженно сказал Том, услышав негодующее рявканье грузовика, которому мы загородили путь. – Поезжайте за мной к южному въезду в Центральный парк, тому, что напротив отеля «Плаза».



По дороге он то и дело оглядывался, чтобы посмотреть, едут ли они следом, и, если им случалось застрять среди потока машин, он сбавлял скорость и ждал, когда «фордик» покажется снова. Казалось, он боится, что они вдруг нырнут в боковую улицу и навсегда скроются из виду – и из его жизни.

Но этого не случилось. И мы все сообща приняли трудно объяснимое решение – снять на вечер гостиную номера-люкс в «Плазе».

Подробности долгого и шумного спора, в результате которого мы были загнаны в эту гостиную, стерлись у меня из памяти; хотя я отчетливо помню неприятное ощущение, которое я испытывал во время этого спора оттого, что мои трусы обвивались вокруг ног, точно влажные змеи, а по спине то и дело скатывались холодные бусинки пота. Началось с предложения Дэзи снять в отеле пять ванных и принять освежающий душ; затем разговор пошел уже о «местечке, где можно выпить мятный коктейль со льдом». При этом раз двадцать было сказано: «Идиотская затея!» – но в конце концов, говоря все разом и перебивая друг друга, мы кое-как сговорились с обалделым портье. Нам казалось – или мы себе внушали, – что все это необыкновенно весело.

Комната была большая и душная, и хотя шел уже пятый час, в окна, когда их распахнули, повеяло только сухостью накалившейся зелени парка. Дэзи подошла к зеркалу и, стоя ко всем спиной, стала поправлять прическу.

– Роскошный апартамент, – благоговейным шепотом произнесла Джордан. Все расхохотались.

– Отворите еще окно, – не оглядываясь, распорядилась Дэзи.

– А больше нет.

– Ну, тогда придется позвонить, чтобы принесли топор…

– Прежде всего – довольно разговоров о жаре, – сердито сказал Том. – А то долбишь все время: жара, жара – от этого только в сто раз хуже.

Он развернул полотенце и поставил на стол свою бутылку виски.

– Что вы к ней придираетесь, старина? – сказал Гэтсби. – Вы ведь сами захотели ехать в город.

Наступила тишина. Вдруг толстый телефонный справочник сорвался с гвоздя и шлепнулся на пол. Джордан сказала шепотом: «Извините, пожалуйста», – но на этот раз никто не засмеялся.

– Я сейчас подниму, – сказал я.

– Не надо, я сам. – Гэтсби долго рассматривал лопнувший шнурок, потом с интересом хмыкнул и бросил справочник на стул.

– А без этого своего словца вы никак не можете? – резко спросил Том.

– Какого словца?

– Да вот – «старина». Где только вы его откопали?

– Слушай, Том, – сказала Дэзи, отходя от зеркала. – Если ты будешь говорить людям дерзости, я здесь ни минуты не останусь. Позвони лучше, чтобы принесли лед для коктейля.

Том снял трубку, но в эту минуту сжатый стенами зной взорвался потоками звуков – из бальной залы внизу донеслись торжественные аккорды мендельсоновского свадебного марша.

– Нет, вы подумайте – выходить замуж в такую жару! – трагически воскликнула Джордан.

– А что – я сама выходила замуж в середине июня, – вспомнила Дэзи. – Луисвилл в июне! Кто-то даже упал в обморок. Кто это был, Том?

– Билокси, – коротко ответил Том.

– Да, да, его звали Билокси. Блокс Билокси – и он занимался боксом, честное слово, и родом был из Билокси, штат Теннесси.

– Его тогда отнесли к нам в дом, – подхватила Джордан, – потому что мы жили в двух шагах от церкви. И он у нас проторчал целых три недели, в конце концов папе попросту пришлось его выставить. А назавтра после этого папа умер. – Помолчав, она добавила: – Одно к другому не имело отношения.