Страница 22 из 33
− Это правда, я читал его в школе. И, смею сказать, я даже считался довольно неплохим знатоком классики в те дни, хотя с тех пор я больше не занимался ни греческим, ни латынью. Но я спрашиваю вас, пригодились ли мне мои знания в той жизни, которую мне пришлось вести? Нет. Совершенно не пригодились. Для меня было бы достаточно просто уметь читать и писать.
− Нет, я не согласен с вами. Но возможно, я своего рода педант. Разве воспоминание о героической простоте жизни Гомера не придало вам сил?
− Нисколько! − воскликнул мистер Торнтон, смеясь, − Я был слишком занят мыслями о живых, о тех, кто был рядом со мной, кто вместе со мной боролся за свое существование, у меня просто не было времени вспоминать об умерших. Теперь, когда моя мать в безопасности и покое доживает старость, что должным образом вознаграждает ее за ее прежние усилия, я могу вернуться ко всем этим старым преданиям и с чистой совестью наслаждаться ими.
− Смею заметить, мое замечание было, скорее, профессиональным, такие мысли сродни мне, подобно коже, − ответил мистер Хейл.
Когда мистер Торнтон поднялся, чтобы уйти, он, пожав руки мистеру и миссис Хейл, шагнул и к Маргарет, протягивая ей руку. Это был искренний порыв, мистер Торнтон следовал обычаю, принятому среди близких знакомых в Милтоне, но Маргарет не была готова к такому дружескому жесту. Она просто поклонилась и, увидев его протянутую руку, быстро отступила назад. Правда, она тут же пожалела о том, что не поняла его намерения, но было уже поздно. Мистер Торнтон истолковал ее жест по-своему, также отступил назад, вскинул голову и вышел, бормоча под нос:
− Никогда прежде не видел такой заносчивой и неприветливой девицы, − спору нет, она красавица, но такая гордячка, что и смотреть на нее не хочется.
Глава XI
Первые впечатления
«Говорят, у нас в крови — жестокость,
Крупица иль две, возможно, — на пользу,
Но в нем, я это чувствую остро, —
Слишком много безжалостности».
Неизвестный автор
− Маргарет! − сказал мистер Хейл, проводив своего гостя. − Я встревожился, увидев выражение твоего лица, когда мистер Торнтон признался, что служил посыльным в лавке. Я узнал об этом еще раньше, от мистера Белла. Я почти ожидал, что ты встанешь и покинешь комнату.
− О, папа! Неужели ты и правда думаешь, что я такая глупая? Как раз его рассказ о себе понравился мне больше всего. Когда он осуждал других, когда призывал презирать людей за их беззаботность, расточительность, все во мне противилось его жесткости, но о себе он говорил так просто, без притворства и вульгарности, свойственной лавочникам, и с такой нежностью и уважением отзывался о своей матери, что мне меньше всего хотелось покинуть комнату.
− Я удивляюсь тебе, Маргарет, − сказала миссис Хейл. Не ты ли еще в Хелстоне всегда осуждала торговцев?! Я не думаю, мистер Хейл, что вы поступили правильно, представив нам такого человека и не рассказав, кем он был. Право же, я очень боялась показать ему, как я ошеломлена некоторыми подробностями его жизни. Его отец «умер при печальных обстоятельствах». Вероятно, это произошло в работном доме.
− Думаю, что все было еще хуже, − ответил ее муж. − Я был достаточно наслышан о его прошлой жизни от мистера Белла еще до того, как мы приехали сюда. И так как часть истории мистер Торнтон уже рассказал вам, я дополню то, что он опустил. Его отец занимался спекуляциями, обанкротился, а затем покончил с собой, потому что не мог вынести позора. Все его бывшие друзья скрыли, что причиной банкротства явилась нечестная игра,− сумасбродные, безнадежные попытки заработать на деньгах других людей и сколотить собственный капитал. Никто не предложил помощь его вдове и сыну. У них был еще один ребенок, я полагаю, девочка, слишком маленькая, чтобы зарабатывать деньги, но и ее тоже нужно было содержать. По крайней мере, никто из друзей не предложил немедленную помощь, а миссис Торнтон не из тех, кто ждет милостей от Бога. Поэтому они уехали из Милтона. Я знал, что мистер Торнтон пошел работать в лавку, и на эти заработки, часть из которых откладывала его мать, они и существовали долгое время. Мистер Белл рассказал, что они буквально перебивались с хлеба на воду… как, − он не знает. Но вскоре после того, как кредиторы потеряли надежду получить деньги по долгам старого мистера Торнтона (если они и в самом деле на что-то рассчитывали после его самоубийства), этот молодой человек вернулся в Милтон, встретился с каждым из кредиторов и заплатил им первую часть из всей суммы долга. Все было сделано без лишнего шума, но долг был выплачен до последнего пенни. Узнав об этой истории, один раздражительный старик (так назвал себя мистер Белл) взял мистера Торнтона себе в партнеры.
− Это, в самом деле, прекрасно, − сказала Маргарет. − Какая жалость, что злая судьба приготовила для человека с такой волей и характером жалкую роль милтонского промышленника.
− Жалкую роль? − переспросил мистер Хейл.
− Да, папа, мне жаль, что деньги являются для него единственной мерой успеха. Когда он говорил о новых изобретениях, он явно рассматривал их только как еще один способ расширения торговли и зарабатывания денег. А бедные люди вокруг него − они бедны, потому что они оказались порочными, потому что у них нет его железного характера и способностей, благодаря которым он стал богатым. И он даже не испытывает к ним сочувствия,
− Не порочными, он никогда не говорил так. Расточительными и потакающими собственным желаниям − вот его слова.
Маргарет собрала все рабочие принадлежности матери, готовясь лечь спать. Выходя из комнаты, она замешкалась − ей хотелось сказать отцу что-нибудь приятное, при этом не покривив душой. На ум пришли только такие слова:
− Папа, я все-таки считаю, что мистер Торнтон − замечательный человек, но лично мне он совсем не нравится.
− А мне нравится! − ответил отец, смеясь. − Лично, как ты выразилась, и в других отношениях тоже. Но спокойной ночи, дитя мое. Твоя мать сегодня очень устала, Маргарет.
Маргарет и сама заметила, как ее мать измучилась из-за волнений последних дней, и слова отца наполнили ее душу смутным страхом и легли камнем на сердце. Жизнь в Милтоне так отличалась от той, к которой миссис Хейл привыкла в Хелстоне, где и в доме, и на улице всегда был свежий деревенский воздух. Здесь же сам воздух был, казалось, лишен всех живительных элементов. Домашние заботы с новой силой обрушились на всех женщин семьи, поэтому можно было всерьез опасаться за здоровье миссис Хейл. Кроме того, странное поведение Диксон и миссис Хейл говорило о том, что с хозяйкой что-то случилось. Она и Диксон часто тайком беседовали в спальне, откуда служанка выходила заплаканной и сердитой. Однажды Маргарет вошла в комнату матери сразу после ухода Диксон и, застав свою мать стоящей на коленях, случайно услышала, как та просила Бога дать ей сил и терпения выдержать тяжелые телесные страдания. Маргарет очень хотела восстановить близкие доверительные отношения с матерью, прерванные ее долгим проживанием у тети Шоу. Прежняя Маргарет была бы довольна тем, что снова может ласкаться к маме и слышать ее нежные, полные любви слова, но сейчас она чувствовала, что есть еще какая-то тайна, скрываемая от нее, которая имеет непосредственное отношение к состоянию здоровья миссис Хейл. Этой ночью Маргарет долго лежала без сна, размышляя, как уменьшить вредное влияние милтонской жизни на здоровье ее матери. В помощь Диксон необходимо, как можно скорее, найти постоянную служанку, тогда Диксон могла бы уделять миссис Хейл больше внимания и заботы.
Последние несколько дней все время и мысли Маргарет были заняты посещением регистрационных бюро, встречами со всякого рода неприятными людьми, среди которых встретилось лишь несколько приятных. Однажды днем она встретила Бесси Хиггинс на улице и остановилась поговорить с ней.
− Бесси, как ваши дела? Надеюсь, вам теперь получше, ветер уже переменился.