Страница 40 из 49
- Побыстрее возвращайся, - сказала Марина. - Мы идем в ресторан. Вика нас пригласила.
- В ресторан из ресторана без перерыва. Это хорошо! - сказал Валерий и побежал следом за Кречетом. Через несколько минут он вернулся.
- Ты хочешь, чтобы Распутин тебя выгнал, - сказала Марина, - и ты добьешься своего, вот увидишь.
- Бог ты мой, меня возьмут куда захочешь.
- Никто не станет платить тебе по два стольника с концерта. Вспомни, где ты и за сколько прозябал...
- Не надо, меня-то возьмут, мне уже предлагали по пятьсот за концерт, но у меня с Лехой контракт, и я не хочу его подводить, правильно я делаю, а? - он вытаращил на меня свои прозрачные глаза.
- Правильно, - сказала я.
- А ты молодчина, ты не раздражаешь Распутина, такое редко бывает. У него дешевый сюр не проходит, сама видишь; как он работает. Считай, что ты уже в нашей тусовке, если она, конечно, останется в природе...
- Ты мне толком объясни, что произошло, - сказала Марина. - Ходят какие-то слухи...
- Все очень просто. Леху взял под крышу фонд охраны животных, не за краси-вые глаза, конечно. Один мальчик у нас стал вертеться, дешевенький такой комсомолец в ободранном сюртучке. Он нас защищал на всех перекрестках, бегал с протестами по редакциям, когда нас в очередной раз поливали грязью, словом, втирался в доверие к Лехе. Он организовал при фонде молодежную тусовку, стал жить благодаря Распутину как белый человек. Но ему показалось мало, бабки Распутина вечно стояли перед глазами, большие бабки, ему захотелось иметь чуть ли не половину... А ты сама знаешь Леху, он своего не отдаст. Да и кто отдаст свое? Даже я не отдам, хоть и отдавать нечего... Благодаря этой дамочке!
- Представь, вот с этим кретином я мучаюсь целых шесть лет. Посмотрела бы, кем он был... Лох-лохом, а сейчас рассуждает о жизни, и я его вынуждена слушать.
Я еще раз глянула на Марину. Ее вполне можно порекомендовать моему итальяш-ке, нельзя же бросать его на произвол судьбы. Жалко, неплохой мальчик, при случае я обязательно поговорю с Мариной, а почему бы ей не помочь! Неужели спать с Валерой приятнее... Сомневаюсь!
В ресторане я сказала мордатому официанту, чтобы он принес все самое лучшее из закусок и несколько бутылок сухого вина.
- Вы представляете наши цены? - спросил официант.
- Не представляю и не хочу, - сказала я.
- Отличный ответ, зря нечего налить, - захлопал в ладони Валера. - Такое впечатление, что ты прошла выучку у Распутина...
- На кой черт он ей нужен, - спокойно ответила ему Марина. - Человека, можно считать, уже нет в "совке"...
- Как это?! - возмутился Валера. - А кто будет петь?.. Мне лично она очень нравится.
- Петь будет здесь, а жить там, - сказала Марина и будто прочла мои самые сокровенные мысли.
Нет, ее и в самом деле нельзя выпускать из рук, неплохая замена в самых горячих случаях, я давно мечтала о такой. Со своими дела не хотелось иметь, они ушлые, прошли огонь и воду, да и к тому же болтливые, назавтра все будут знать обо всем, что в мои планы вовсе не входит, я давно уже официально из этого круга вышла, пускай девочки без меня отираются по гостиницам и ресторанам, я это прошла...
Мы посидели примерно с час, выпили несколько бутылок вина и хорошо пообеда-ли. В номере я уснула мертвым сном. Через несколько часов будильник еле привел меня в чувство. Я приняла душ, напялила на себя все самое фирмовое и помчалась в автобус. Когда мы приехали на стадион, из гримерной раздавался крик Распутина:
- Кто снял гастроли, почему?! Это только твоя вина, я все прекрасно пони-маю. Ты наобещал и все завалил...
Он кого-то выслушивал, потом снова орал:
- А мне плевать на управление культуры, я самодеятельный артист, ты это запомни, пускай они со своими разбираются. Я не сижу в тюрьме и не собираюсь сидеть. А если там и окажусь, только тогда перестану петь. И гастролировать не буду...
Из гримерки вышел помятый Валера.
- Скоро наступит длительный отпуск... Все снимают гастроли, все наслушались радио и начитались газет. Леха под статьей, и все напуганы до смерти. Каждый думает, что вот- вот доберутся и до него.
Примерно через полчаса в холле появился старый, небрежно одетый человек. Он почти пробежал в гримерную Распутина.
- Председатель кооператива, - сказал кто-то, - самый крутой в городе чело-век.
Из комнаты раздавался крик:
- Меня таскали в обком, меня спрашивали, почему ты пригласил преступника, а у меня отличная репутация, это вам каждый скажет.
Он кричал о том, что зря связался с "Супером", у него была масса предложе-ний, и к тому же не менее выгодных. Как ни странно, Распутин молчал, и только минут через пять раздался его крик:
- Уберите этого дебила!
Из комнаты выбежал кооператор, за ним Автандил.
- Практически сняты все гастроли, нас никто не желает видеть...
Я не представляла, как Распутин выйдет на сцену. Ему носили сердечные кап-ли, таблетки. Все бегали с растерянными лицами, никто толком не понимал, что происходит. Я сама едва двигалась по сцене, накануне мне передали, что я начинаю концерт. Публика тоже была чем-то взвинчена, она ждала только "Супер", и мне приходилось работать вовсю - бегать вдоль беговой дорожки без передышки, танцевать... Две-три песни они бы еще выдержали, а на четвертой пошел свист, сперва несмелый, а потом ломовой. В ушах у меня звенело, лицо налилось кровью. Полуживая я вбежала в гримерную. Навстречу с отстраненным видом прошел Распутин. В эти мгновения ведущий как раз объявлял его. Стадион взревел почище, чем обычно.
- У него новая реклама... Но такая реклама может добить, - сказала мне Марина.
Я едва отдышалась, выпила чайку.
- Не нервничай, все прошло нормально, - сказала Марина, - я была уверена, что будет хуже. Подумать только - целых пять песен в самом начале концерта.
- Ты считаешь, что нормально?
- Вполне. Ты поработала отлично. На твоём бы месте любой спекся...
Я переоделась, и мы пошли смотреть на Распутина. Шла вторая песня, и он почти не двигался, стоял в центре сцены. Бледный, голова наклонена, чтобы не встречаться со светом юпитеров...
- Таким я его еще не видела, - сказала Марина. - Дела, видимо, и в самом деле серьезные. А публике наплевать. Главное - она видит его...
И вдруг с ним что-то произошло. Он каким-то невидимым движением стряхнул с себя путы, сковывающие каждое движение, легко задвигался на сцене, потом выбежал на дорожку. И лицо его моментально изменилось - он улыбался бушующей толпе, сам кайфовал не меньше, чем все они.