Страница 7 из 22
Ничего, получилось.
И спасибо тебе, мой Старый лес, что твой образ был в той песне, которая тогда, в пустом армейском клубе, вернула мне надежду.
Ты же знаешь, Старый лес, что без музыки мне не выжить. Мы же не раз об этом с тобой, говорили, мой все понимающий Старый лес:
Глава 4:
Гроза пригородных дач
Для подростков ли мои песни? Нет. Другое дело, что их слушают и подростки. Они оказались самыми верными и последовательными поклонниками. Но песни предназначены им в той же мере, в какой - и взрослым.
Песни я писал для всех. И слушали их все. По крайней мере, тогда, когда "Ласковый май" был в зените.
Ни в одной стране мира не могло произойти того, что произошло у нас: какая-то провинциальная группа в считанные недели взлетела на эстрадный Олимп и заявила во всеуслышание! "Здравствуйте, я - "Ласковый май"! Прошу любить и жаловать..."
И любили... И жаловали...
Почему? Может, действительно, как объясняют, сложились в Союзе некие предпосылки, и людям захотелось отвернуться от проблем, забыть про них. Выбросить из головы мусор пропагандистских накачек. Послушать песни не о том, как "хорошо в стране советской жить", есть, пить, совокупляться и слушать споры на съездах депутатов. А о другом послушать, о чем-то более простом и вечном. А может, причина успеха в ином: в солисте. Мне такое объяснение как-то ближе.
Впервые на эстраду вышел пацан и запел не красногалстучные марши и не "Чебурашку" - а то, что в какой-то мере отражало его: если не состояние, то идеалы. Запел - словно перескочил через безвременье перестроек - переделок-переналадок и очутился в своем собственном будущем, где уже все спокойно, где осела политическая пена, где вновь в цене оказались любовь, дружба, тяга к прекрасному.
Не потому ли заслушивались "Ласковым маем", что ворвался он в наш дурной мир бесхитростной телеграммой из будущего?
Не потому ли полюбили Юрия Шатунова, что сам он в силу своего возраста уже принадлежал и принадлежит этому будущему? Разве поверили бы нам, если послание с грифом "Ласковый май" принес бы в страну другой человек? Другой "разносчик телеграммы"? Старый, хоть и молодящийся, насквозь циничный, хоть и игриво улыбающийся с эстрады? Нет! Нет!! Нет!!! Нужен был иной солист.
И я начал искать такого солиста в оренбургском интернате № 2. Вернее, продолжил. Потому что в этом интернате я успел поработать перед армией. Мы с бывшим директором закупили тогда аппаратуру, плохонькую, но по тем меркам вполне сносную, можно было работать. Я намеревался создать детскую группу. Но не успел: пришла повестка из военкомата. Проводы в армию получились спешными, скоропалительными, - я даже аппарат, закрепленный за мной, не успел сдать (это потом сделала моя мама). Не успел попрощаться с теми, с кем познакомился в интернате. Хотя и не очень огорчался: особых дружеских отношений ни с кем тогда не возникло. И я не знал, вернусь ли после армии на прежнюю работу. Получилось так, что вернулся. Хотя и не сразу. После дембеля, в мае 86 года, устроился в Оренбургский Дом отдыха, проработал там все лето. Но когда Дом отдыха закрыли на реконструкцию, я понял: нужно идти в интернат, это судьба...
К тому времени я уже приблизительно знал, как будет выглядеть будущая группа (сказался армейский опыт). Не было проблем и с репертуаром - не торопясь, я доводил до нужного уровня первые свои песни ("Маскарад", "Вечер холодной зимы", " Встречи", "Старый лес"). А вместе с решением вернуться в интернат окрепла во мне самая важная идея, которая потом и определила успех. Идея сделать солистом пацана и только пацана.
Мысленно я даже составил себе нечто вроде "фоторобота" этого пацана. Правда, в отличие от милицейских эрзац-портретов, где воссоздавалась лишь внешность, фоторобот моего будущего солиста включал и голосовые данные, и музыкальность слуха, и черты характера...
"Фоторобот" был, а того, кто хотя бы отдаленно с ним совпадал - нет.
Кого я только не перепробовал на эту роль, но ни в ком не было толка! Впору - хоть развешивай по всем городам и весям Оренбуржья ориентировку с отчаянным призывом: "Его разыскивает ... популярность!"
Друзья, видя мои мучения, советовали: "Да плюнь ты на этот интернат. Сколоти группу на стороне, со взрослыми музыкантами и солистами. Вон сколько талантливых ребят без дела. Неужели непонятно, что единомышленником сможет стать только сверстник?.. Плюнь, плюнь на этих пацанов!".
Но я плюнул на советы.
Если задумал что стоящее (или считаешь, что стоящее), самое вредное - обращать внимание на чужие подсказки. Надо остерегаться советов. Надо сквозь них идти напролом к своей цели.
(Сейчас, когда начинающие солисты, музыканты звонят мне и просят высказать свое мнение по какому-либо поводу, что-то посоветовать, я всегда отвечаю: "Единственно, чем могу помочь - это не вмешиваться в ваши дела, ничего не советовать").
:Время шло. Аппаратура простаивала. Солиста не было. И вдруг на моем горизонте появился Слава Пономарев. Надо сказать, что за время моей армейской службы в интернате произошла смена власти. Старый директор куда-то ушел, а на его место перевели Валентину Николаевну Тазикенову, которая до этого руководила Акбулакским детдомом (это в области, неподалеку от Оренбурга). То ли женщиной она оказалась предусмотрительной, то ли Макаренко со своей методикой был у нее в особом почете - уж не знаю, но из бывшей своей вотчины она привезла в Оренбург, как в свое время Антон Семенович - в Куряж, несколько старших воспитанников и выпускников.
Среди этой ударной бригады оказался и Слава. (После окончания десятилетки он остался работать в детдоме кочегаром. Работа ему не шибко нравилась, и он с благодарностью принял тазикеновское предложение поехать в Оренбург вместе с ней).
В Оренбурге Валентина Николаевна устроила Славу руководителем интернатского технического кружка.
Пока Пономарев возился с картингами, ему было не до музыки. Но когда дела в техническом кружке пошли нормально - Слава заглянул в мою рабочую каморку. Не мог не заглянуть... По натуре он был музыкантом. Вернее, любителем музыки, как и я. Играл на гитаре.
Мы подружились.