Охота

Я ожидаю продолжения, но он качает головой:

— Не сейчас. Когда доберемся. Вам понравится, обещаю. И вы, конечно, захотите, чтобы я показал вам, как им пользоваться.

Каждый кирпич дорожки светится ярко-красным, словно полупрозрачный контейнер со свежей кровью.

— Дорожку проложили две ночи назад, чтобы скрасить вам эту прогулку. — Он делает театральную паузу и спрашивает: — Как думаете, кто клал кирпичи?

— Не представляю.

Он поворачивается ко мне:

— Геперы.

Я подавляю желание посмотреть на него большими глазами.

— Быть того не может, — говорю я, слегка дергая головой в сторону. Позвонки щелкают.

— Можете мне поверить. Мы заставили их работать. Днем, разумеется. Наши ребята работали в ночную смену, но когда стало ясно, что мы не успеваем, позвали на подмогу геперов. Они работали целых два дня. Мы вознаградили их дополнительной едой. Эти существа сделают за еду что угодно.

— А кто смотрел за ними? Кто… вы что, позволили им вот так ходить?

В ответ он качает головой с выражением «тебе многому предстоит научиться, мальчик».

Он открывает входную дверь и заходит внутрь. Там оказывается неожиданно просторно. Но здание не до конца переделали из библиотеки в жилое помещение. В общем-то это до сих пор библиотека, единственное изменение — прикрепленные к потолку зажимы для сна. Все остальное выглядит почти нетронутым: на полках до сих пор стоят книги, в держателях вишневого дерева — старые пожелтевшие газеты, аккуратные ряды столов. Воздух пахнет пылью.

— Зажимы, — говорит он, поднимая глаза, — только вчера повесили.

— Геперы?

Он качает головой:

— Нет, наши ребята. Геперы никогда не согласятся войти внутрь, слишком боятся ловушки. Они бестолковые, но не идиоты. Понимаете, что я имею в виду?

Он с головокружительной скоростью показывает мне все удобства — справочный отдел, выключатели ртутных ламп, набитый одеждой шкаф — и объясняет принцип работы автоматических ставен на фотоэлементах.

— Они очень тихие, — уточняет он, — вас не разбудят.

Он говорит торопливо, очевидно, что все его мысли заняты чем-то другим.

— Хотите попробовать зажимы? Надо бы убедиться, что они подходят.

— Уверен, с ними все в порядке. Я неприхотлив в этих вопросах.

— Хорошо. А теперь идите за мной. Вам это понравится.

Он быстрыми шагами ведет меня по узкому проходу, а затем резко поворачивает к дальнему концу библиотеки. На письменном столе рядом с маленьким квадратным окном лежит бинокль. Он берет его и смотрит в окно, раскрыв рот. Я слышу, как во рту у него булькает слюна.

— Я демонстрирую вам, как пользоваться этим биноклем, потому, что вы меня попросили. Я всего лишь выполняю вашу просьбу, — механически произносит он, вращая колесико настройки. — Только потому, что вы меня попросили.

— Эй, — говорю я, — дайте и мне посмотреть.

Он не отвечает, продолжая сосредоточенно пялиться в бинокль. Его брови подняты, как птичьи крылья.

— Вы можете настраивать приближение, вращая это колесико, — бормочет он, — ближе и дальше, ближе и дальше…

— Эй! — повторяю я, на этот раз громче.

— А здесь настройка фокуса, — бормочет он, поглаживая бинокль тонкими пальцами, — давайте я объясню вам, как это работает. Раз уж вы спросили. Это сложно, поэтому давайте я объясню как следует. Может потребоваться какое-то время.

Наконец я вырываю у него бинокль.

Он хватает меня за руку. Я не успел заметить, как это случилось, он двигался слишком быстро. Его ногти вонзаются мне в кожу, и меня начинает мутить от страха при мысли, что вот-вот покажется кровь. Разумеется, он тут же отпускает меня и отходит на пару шагов. Его глаза все еще затуманены, но этот туман быстро рассеивается.

У меня на запястье три отметины от ногтей. Глубокие, но крови, к счастью, нет.

— Извините, — говорит он.

— Не переживайте. — Я убираю руку за спину и ощупываю запястье. Влаги все еще нет: крови все еще нет. Если бы наружу просочилась хоть капля, он уже набросился бы на меня.

— Я достаточно хорошо продемонстрировал вам его работу? — умоляюще спрашивает он. — Вы теперь понимаете, как обращаться с биноклем?

— Думаю, я могу попробовать.

— Может быть, еще одна демонстрация могла бы…

— Нет, я справлюсь. — Держа бинокль за спиной, я поворачиваюсь и смотрю в окно. Светит ущербная луна, скрытая облаками, и ее болезненный скудный свет льется на землю. — И что же я должен увидеть?

Он молчит, и я разворачиваюсь к нему. На мгновение его глаза вновь подергиваются пеленой.

— Геперов, — шепчет он.

Я не хочу, чтобы он ходил за мной и надоедал своими просьбами устроить еще одну «демонстрацию», поэтому жду, пока он уйдет. Мне страшно и жутко интересно. Я беру бинокль. Мне никогда раньше не приходилось видеть геперов за исключением членов моей семьи.

Сначала я даже не знаю, что надо искать. Потом сквозь просвет в облаках на землю падает поток лунного света. Я медленно передвигаю бинокль. Кактус, камень, ничего…

Вдалеке, сливаясь с пейзажем, стоит несколько глиняных хижин. Деревня геперов. Думаю, до нее где-то миля. В центре деревни — что-то вроде пруда, искусственного, разумеется, ни один водоем тут долго не продержится. Никакого движения. Глиняные хижины столь же непримечательны, как и пустыня вокруг них.

А потом я кое-что замечаю.

Над хижинами что-то поблескивает, отражая лунный свет, и постепенно до меня доходит: деревня накрыта прозрачным куполом. Он поднимается высоко, где-то на пятьдесят ярдов в самой высокой точке, и окружает всю деревню.

Естественно. Теперь все понятно.

Без купола геперы стали бы легкой добычей. Что удержало бы людей от того, чтобы напасть на них в ночи, когда они спят без всякой защиты? Кто смог бы устоять перед участием в пире, если бы лакомство не было полностью отгорожено от мира? Они бы не прожили и часа, если бы не этот купол.

Я смотрю на глиняные хижины, разыскивая признаки жизни. Но все тихо. Геперы спят. Сегодня я их не увижу.

Из одной хижины выходит гепер.

Даже при помощи бинокля я немногое могу разглядеть. Тонкая фигурка идет к пруду; это самка. Кажется, у нее в руках что-то вроде ведра. Подойдя к пруду, она наклоняется и зачерпывает воду. Я вожусь с настройками, пока мне не удается сделать изображение резче. Я ее узнаю — это та же геперка, которую показывали по телевизору, та, которая вытянула шар с номером.

Я смотрю, как она встает, делает глоток воды из сложенных ладоней. Она долго стоит неподвижно спиной ко мне и глядит куда-то в сторону восточных гор. Потом наклоняется, зачерпывает ладонями воду и делает еще глоток. Ее движения, даже такие простые, изящны и уверенны. Неожиданно она резко поворачивается в мою сторону, и я отшатываюсь. Возможно, она заметила блеск линз бинокля. Но нет, она смотрит мимо меня, на здание Института. Я увеличиваю ее лицо. Вот эти глаза, которые я видел раньше, цветом напоминающие бурый ствол дерева.

Вскоре она поворачивается и исчезает за порогом хижины.

Четыре ночи до Охоты

Мне интересно, что это за библиотека, в которой меня поселили, и я собираюсь не спать днем, чтобы это выяснить. Но события ночи меня вымотали, и, едва присев прочитать содержимое конверта, я просыпаюсь через много часов.

Кто-то стучит в дверь. Захваченный врасплох, я подпрыгиваю, сердце бешено бьется.

— Минуточку! — кричу я.

Снаружи что-то бормочут в ответ.

От страха я окончательно просыпаюсь и понимаю: мое лицо. Я не готов. Я ощупываю подбородок: щетина пробивается сквозь кожу. Едва-едва, но достаточно, чтобы ее заметить. А что у меня с глазами? Не покраснели ли они от усталости? И надо ли мне помыться и отбелить клыки?

«Никогда не забывай бриться. Спи достаточно, чтобы глаза никогда не были красными. Никогда не забывай отбеливать зубы. И мойся каждый день: запах — это самое опасное…»

Наставления отца. Я всю жизнь следовал им. Но мои бритвы, и капли для глаз, и отбеливатель для клыков, и мазь для подмышек — все они остались дома, далеко отсюда. Если бы у меня были нужные составляющие, я мог бы приготовить самое необходимое. К примеру, из трех листов алюминиевой фольги, соды и лошадиного шампуня через две недели можно получить вполне пригодный дезодорант. Проблема в том, что у меня нет нужных ингредиентов. И двух недель тоже.