Страница 7 из 192
Однако пришлось долго убеждать, доказывать документами, полетными картами, что перед ними советские летчики на своем самолете.
К сожалению, бензина на этом аэродроме не оказалось. Нужно было перелететь на левый берег Днепра, за двадцать километров, где базировались самолеты И-16. При взлете по ветру аэродрома явно не хватало. Взлетать пришлось на высоковольтную линию.
— Саша! А ведь после взлета высоты набрать не успеем. За провода можно зацепиться.
— Ну, это ни к чему. Сколько у нас самолет по высоте занимает?
— Грубо три метра.
— А между проводами и землей метров десять-двенадцать. Так лучше под них? Чкалов под мостом летал.
— Тогда поехали…
Произвели посадку на другом аэродроме. На нем никого не было. Полк улетел по тревоге, оставив имущество и запасы.
Осипов нашел прицеп с топливом, подрулил к нему самолет. Когда уже заправка подходила к концу, набежали мальчики из соседней деревни, которые и помогли откатить прицеп от самолета.
Благополучно взлетев, экипаж через двадцать минут был дома.
Данные разведки еще не устарели.
Освободившись после доклада, Матвей и Александр, получив право на отдых, расположились под крылом на разостланном кабинном чехле. Солнце на земле нарисовало темно-зеленую фигуру самолета. Внутри этой плоской копии было прохладно, а яркий дневной свет не резал глаза.
Техник Иванов, закончив свои хлопоты по подготовке машины к новому вылету, тоже присел на чехол…
— Командир, как там на войне?
— Война войной, Семен. А вот мы, точнее, я сегодня наделал глупостей! Они нам чуть жизни не стоили. Понимаешь — пожадничал малость… Закончили разведку — надо было домой идти, а я решил еще штурмовать гадов. Александр, вместо того чтобы возразить, поддакнул… Конечно, по сравнению с теми сведениями, что мы добыли, три-четыре сожженные машины и полтора-два десятка убитых фрицев ничего не значат. Но такой уж у меня характер — если есть возможность, то врагов готов убивать везде и всегда.
— В общем-то, конечно, дело не в нашей глупости, — вмешался в разговор Александр, — а в том, что мы воевать еще плохо умеем.
— Это ты о чем? Намекаешь на то, что поздно вывел машину из пикирования?
— Нет, не намекаю. А говорю прямо. Злость, желание и смелость у нас есть, а умения нет. Не в том дело, что мы чуть не врезались в колонну, что я закричал диким голосом: «Земля! Выводи!» Нам надо сейчас быстро доучивать то, что мы не запомнили до войны, учить новое. Иначе мы не выживем, и проку от нашей смерти будет мало.
— Насчет смерти, — перебил Иванов, — вы эти разговоры прекратите. Неизвестно, когда, где и кого она найдет. А если напортачили, так разберитесь и больше глупостей не повторяйте.
— Ты, Семен, не волнуйся. Это мы по душам разговариваем. Так сказать — разбор боевого вылета делаем. А обижаться нам с Саней друг на друга нечего. Вместе ошиблись, вдвоем и выкручивались. Конечно, пикирование надо в разных вариантах просчитать. С ориентировочкой тоже неплохо уточниться, чтобы не заниматься опросом местных жителей.
Все засмеялись. Подковырка понравилась.
— Ладно, командир, будем исправляться. А вообще-то не все плохо. Разведку выполнили, штурмовку провели, от истребителей открутились, домой добрались, начальству разведка понравилась, а ошибки исправим.
Что ж, обстоятельства сложились так, что экипажу Осипова представилась возможность на земле разобраться в своих ошибках. Но такие удачи на войне встречаются нечасто.
Еще не был полностью закончен в экипаже разбор вылета на разведку, как Осипов снова был вызван к командиру полка.
— Осипов, бомбы тебе успели подвесить?
— Да, командир.
— Хорошо. Пойдешь на третий вылет. Садись и слушай задание. Будешь у меня в звене слева. Вылет, по данным вашей разведки, на танки.
Летчики и штурманы, уже собравшиеся у командира, потеснились, и Носов с Матвеем подсели к столу, сколоченному из грубых досок
Осипов осмотрел собравшихся, и ему стало ясно, что Русанов летит командиром звена, а ему придется идти в ведущем звене у Наконечного вместе с сержантом Пошивановым.
Такое соседство в предстоящем полете пришлось Матвею по душе. Степа уже доказал, что в полете и бою он обладал выдержкой и решителен в сложных обстоятельствах. Видимо, одинаковость характеров и послужила основой взаимной их симпатии друг к другу.
— По данным разведки, две колонны танков противника подходят с юго-запада к Луцку, — говорил командир. — Сейчас уже поздно, поэтому пойдем параллельно шоссе с западной его стороны. Солнце будет мешать не нам, а немцам. На каком удалении идти от шоссе, пока сказать не могу, посмотрим по обстановке, подскажет удаление, видимость ориентиров. Этот вариант, на мой взгляд, лучше, так как при обнаружении танков доворот на цель будет не более тридцати-сорока градусов. Бомбим с высоты шестьсот метров. Если обстановка позволит, то по второй колонне будем штурмовать. Осмотрительность и организация оборонительного огня штурманов по разработанной схеме: левое звено защищает правое, правое — левое. Мое звено ведет огонь по наиболее опасному направлению. При появлении истребителей врага после бомбометания переходим на бреющий полет. У кого есть вопросы?
Вопросов ни у кого не было. Командир посмотрел на часы.
— Вылет в 20.10. По самолетам!
Шесть самолетов Су-2 шли плотной группой. Земля быстро уходила назад.
Русанов по выработанной годами привычке смотрел на командирское звено, на машину командира и невольно ловил себя на том, что все время стремится держать в створе, на одной линии, самолет ведущего и самолет Пошиванова. Велика сила привычки: так он ходил на воздушных парадах. Да так и легче держать свое звено на заданном месте. Ему было положено осматривать левую сторону пространства, и он это делал добросовестно. И вдруг, неожиданно для себя, удивился: там, где по закону должно было идти левое звено, чтобы была симметричная «девятка», никого не было. Левее командира шел только один самолет Осипова.
«Зачем же пошли шестеркой? — подумал Русанов. — Ведь в полку еще есть исправные самолеты и боеспособные экипажи. Допустим, удачно прицелится штурман и группа сбросит дружно бомбы. На танки врага упадет тридцать шесть бомб, упадет три тысячи шестьсот килограммов железа и взрывчатки. Но ведь в танк, чтобы его поразить, нужно прямое попадание. Шестерки мало, надо бы девятку — она более живуча в воздушном бою, и удар у нее покрепче. Напрасно, наверное, командир растягивает полк на большее количество групп в течение дня».
Группа пересекла шоссе. Впереди заблестело одно озеро, за ним сразу же показалось другое. А блестящая лента шоссе покрылась черным грязным налетом. Стало ясно, что шоссе чем-то занято. Наверное, это то, ради чего они сюда пришли.
И сразу ударили зенитки.
Разрывы снарядов легли далеко впереди. Отделили шоссе от самолетов.
Но Наконечный сделал доворот на них, и на командирской машине открылись бомболюки. Разрывы зенитных снарядов стояли на одном месте, а самолеты неслись на них. Шоссе с танками впереди, между шоссе и самолетами стена из разрывов. За самолетами, справа, в хвосте, ослепительное солнце, в ореоле которого могли быть «мессершмитты».
«Ну и ну! Обстановочка, — думал Русанов, — сейчас успех зависит от того, как совпадет время залпа и высота разрыва снарядов со временем пролета самолетами пристрелянной зоны. Не совпадет — самолеты пройдут. Совпадет — кого-то не будет в строю».
Но время залпа совпало с пролетом зоны. Снаряд попал в крыло командирской машины, и на нем завернулся против потока почти целый лист дюраля. Русанов чуть не выскочил со своим звеном вперед, так как скорость головной машины упала почти на сорок километров.
Осколки догнали и самолет Русанова. Раскаленные брызги металла, словно горох, дробно стукнули по самолету. Но, видимо, обошлось. На самолете по-прежнему все работало, а штурман прокричал: