Страница 9 из 178
— Понял, товарищ батальонный комиссар.
— Надеюсь. Ладно, пошли. Буду вспоминать, как там уголь в топку кидать положено. И папиросу возьми, теперь можно.
Петров взял папиросу, и комиссар наконец закурил. Затем одним рывком вздернул себя на платформу и побежал вдоль состава. На вопросительный оклик комбата Беляков махнул рукой в сторону паровоза. Шелепин кивнул и приготовил флажок. Петров подошел к своему танку. Экипаж стоял у люка механика и курил. Осокин сидел на броне рядом со своим люком, рядом, на крыле, лежал ДТ. Увидев командира, танкисты подобрались. Безуглый, схватив пулемет, полез в танк, впопыхах приложился обо что-то внутри, выматерился.
— Товарищ сержант, — позвал старший лейтенант. Говорить тоже было больно.
Внутри залязгало, из амбразуры курсового пулемета вылез ствол ДТ и со щелчком встал в шаровую установку.
— Комиссар тебе выражает персональную благодарность.
— Служу трудовому народу, — мрачно донеслось из машины.
— Я там пойду, послежу за разгрузкой, — он вздохнул. — Сержант Безуглый остается за старшего. Раз уж ты такой инициативный и предусмотрительный.
— Есть, — Безуглый высунулся из люка и молча протянул командиру кобуру с «наганом».
— При первой возможности сплавлю тебя на командирские курсы, — мстительно сказал Петров, пристегивая оружие.
— А ротный дело говорит, — вдумчиво заместил Симаков, когда старший лейтенант отошел подальше. — Характер у тебя, Сашка, въедливый, шило, опять же, в заднице… Прямая дорога в командиры.
— Да какой из него командир, — снисходительно ответил растянувшийся на крыше моторного отделения водитель. — Ему в цирке выступать. Клоуном.
— Разговорчики, — неожиданно рыкнул сержант.
— Ты чего, Сашка? — возмутился наводчик. — Я чуть махорку не рассыпал.
— Оба в танк, быстро, — скомандовал Безуглый. — Васька, проверь аккумуляторы, чтобы в следующий раз воздухом не запускать.
— Дорвался, — проворчал Осокин, вползая на свое место.
Остаток разгрузки прошел без приключений Сева подавал состав точно, как его наставник. Наконец последний танк съехал с платформы и ушел в сторону автобазы. Комиссар сполоснул лицо из ведра с мутной водой. Натянул гимнастерку и, пожав, как равному, руку юного машиниста, спустился с паровоза.
— Ну и какого черта ты на паровоз полез? — ворчливо встретил Белякова комбат. — Молодость решил вспомнить? Кого другого не мог послать уголь кидать?
— Уголь в топку, между прочим, тоже надо уметь бросать, — спокойно ответил комиссар. — И потом, почему «вспомнить»? Не такой уж я старый. На кой я тебе тут нужен был?
— Воодушевлять и контролировать, — объяснил комбат. — А вдруг я какой-нибудь акт саботажа совершу?
— Да ну тебя, — отмахнулся Беляков. — Ты однообразен, ей-богу.
— Ладно, ладно. Поехали, а то батальон уже почти весь на сборном пункте. Та-а-ак, а это кто еще?
Между путями по направлению к танкам ехал мотоциклист.
— Командир, — определил Шелепин, — что-то у меня нехорошие предчувствия. Или это по поводу твоих методов наведения дисциплины и прочих самоуправств, или это офицер связи. Даже не знаю, что хуже.
Мотоцикл остановился рядом с КВ — и машина и человек были белыми от пыли. Младший лейтенант, как теперь было видно по едва различимым кубарям, снял мотоциклетные очки, посмотрел на танкистов усталыми, воспаленными глазами и хрипло спросил:
— Товарищ майор, это 112-я танковая дивизия?
— Э-э-э, — протянул Шелепин. — А не могли бы представиться, товарищ младший лейтенант?
— Младший лейтенант Кузнецов, делегат связи Полевой службы штаба 27-го стрелкового корпуса. У меня пакет для командира батальона 112-й танковой майора Шелепина.
— Я Шелепин, — ответил комбат, расстегивая комбинезон.
Достав командирское удостоверение, он протянул его лейтенанту. Тот некоторое время смотрел на книжку мутными глазами, затем кивнул, и, достав из полевой сумки пакет, протянул его майору. И пакет, и держащая его рука мелко дрожали.
— Что с вами? — спросил комбат, ломая печать.
— Ничего, товарищ майор. Трое суток на ногах — немного устал.
Шелепин пробежал глазами листок бумаги и заметно помрачнел.
— Читай, — он сунул листок комиссару и повернулся к связному. — Давайте, товарищ младший лейтенант, я распишусь и отпущу вас. На вашем месте я бы по возвращении попросился поспать хотя бы часа четыре. А то так за рулем уснете.
— Есть попросить поспать… Разрешения, — невпопад ответил лейтенант и, вытащив из сумки журнал, подал его комбату.
Шелепин покачал головой, сам раскрыл журнал на нужной странице и, достав химический карандаш, расписался. Делегат уже спал, свесив голову на грудь, мотоцикл вместе с хозяином опасно накренился. Майор, покачав головой тряхнул младшего лейтенанта за плечо.
— Есть! — встряхнулся тот.
— Езжайте-ка обратно, товарищ Кузнецов, — мягко сказал майор. — И по дороге не останавливайтесь, а то уснете.
Младший лейтенант молча кивнул, с третьей попытки завел мотоцикл и укатил.
— Ну что, прочитал? — сквозь зубы спросил Шелепин.
— Прочитал, — кивнул комиссар.
— Черт знает что, — в сердцах махнул рукой комбат. — Вместо того чтобы бить всем кулаком, будем давать щелбаны батальонами.
— Я тебя не понимаю, — покачал головой Беляков. — Ты мне в эшелоне все уши прожужжал: «надо атаковать, надо наступать». Вот тебе наступление — и ты опять недоволен. Ты жаловался, что нас высадили без пехоты и артиллерии? Вот тебе и пехота, и артиллерия — целая дивизия. Чего тебе еще надо?
— Ты что, не понял? — зло сказал майор. — Дивизию растащат по батальонам поддерживать пехоту!
— И что в этом плохого-то? — удивился комиссар.
— А то, — майор махнул рукой. — Ладно, вечно забываю, что ты политработник.
— Ну-ка, ну-ка, — напрягся Беляков. — И что такого в том, что я — политработник?
— Ладно, Миша, забыли, — комбат застегнул комбинезон и собрался было лезть на танк, но комиссар придержал его за плечо.
— Товарищ майор, вы не могли бы задержаться, — в голосе комиссара проскочили нехорошие нотки, и Шелепин резко повернулся. — Так что ты там вечно забываешь насчет политработников?
— Что с тобой такое, Михаил? — удивился комбат.
Комиссар, не мигая, смотрел ему в глаза. Майор выдержал взгляд. Беляков вздохнул и похлопал Шелепина по плечу:
— Извини, сорвался. Но ты меня иногда беспокоишь.
— Чем же? — улыбнулся комбат.
— Во-первых, — Беляков посмотрел в сторону — я не всегда буду твоим комиссаром. Мало ли что. Меня могут перевести, могут убить, в конце концов. У тебя что на уме, то и на языке, постарайся сдерживаться, пожалуйста. Слово не воробей.
— Ладно, ладно, ты мне это уже говорил, — засмеялся Шелепин.
— И еще раз скажу. Но не это главное. — Комиссар помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли подбирая слова. — Я знаю тебя три года, ты очень хороший и грамотный командир. Но, видишь ли… — он запнулся.
— Ну, договаривай, — посерьезнел комбат.
— Понимаешь, ты как-то… Всегда в оппозиции. Сколько помню, ты всегда гнешь свою линию. Нет, это, в общем, нормально, что у тебя есть свое мнение. Только понимаешь, оно почему-то всегда идет вразрез с мнением большинства, и командования тоже. Тебе сколько лет? Тридцать шесть. А все еще майор. Другие в этом возрасте уже дивизиями командуют.
— Да и ты, Миша, что-то в батальонных комиссарах засиделся, — насмешливо ответил Шелепин.
— Подожди, дай договорить, — комиссар, похоже, наконец собрался с мыслями. — Я твою прямоту очень уважаю, но иногда мне кажется что ты ею просто упиваешься. В ущерб делу, кстати. Пойми, это проще всего — резать правду-матку. А вот просто взять и без разговоров, спокойно, грамотно исполнить приказ…
— Я что, когда-то не исполнял приказы? — тихо спросил Шелепин.
— Нет, я не о том, — досадливо поморщился Беляков. — Видишь ли… Вот сейчас, к примеру, ты недоволен тем, что нас распределяют по дивизиям. Нет, вполне возможно, ты прав. В конце концов, тактику танковых войск ты знаешь лучше меня. Но я тебя очень прошу, не показывай этого нашим ребятам. Пойми, им и без того страшно и мутно. Война пока не в нашу пользу идет, у многих первый бой. Если при этом ты еще с кислой рожей дашь им понять, что они выполняют неправильный… С твоей точки зрения неправильный приказ… Ты понимаешь, какое у них будет настроение?