Страница 16 из 48
Привлекательная сторона состоит в том, что я могу водить авторов, агентов и почти любого, кого сочту интересным человеком, в превосходные рестораны. Отрицательная — в том, что большинство авторов и агентов превращаются в настоящий геморрой, а те, кого я сначала принял за интересных людей, оказываются неимоверными занудами и большую часть времени рассказывают о себе. Моя писательская жизнь тоже вполне общественная, во всяком случае, в городе, поскольку приходится подлизываться к телевизионным и киношным начальникам, точнее, к нью-йоркским телевизионным и киношным начальникам, а они на эволюционной лестнице стоят гораздо ниже своих калифорнийских коллег, поскольку все, от кого есть хоть какой-то прок, давно в Лос-Анджелесе. Суть такова: если бы окончательный выбор был за мной, я бы сделался отшельником. И Саг-Харбор позволяет мне вообразить, что я хотя бы на часть года могу от всего отрешиться.
Первые несколько лет, когда я проводил там летние месяцы, мой обычный распорядок был таков: подъем, пробежка на одну-две мили, легкий завтрак, работа целый день, обед (частенько пицца и пиво). Когда появилось новое изобретение — спутниковое телевидение и я водрузил на крышу небольшую антенну, к перечисленному добавился новый пункт: просмотр спортивных программ или кинофильмов всю ночь. Мне не надо было разговаривать, дружески общаться, что-нибудь для кого-нибудь делать (кроме периода с вечера четверга до утра понедельника, когда приезжала Дженис и я с удовольствием окунался в цивилизацию). Выполнив работу, я мог есть, пить и жить растительной жизнью. А в тех случаях, когда Нортон снисходил до того, чтобы есть пиццу, мы становились по-настоящему родственными душами.
Со временем подобный распорядок стал нравиться мне все больше и больше. И вскоре я обнаружил, что не одинок. Оказалось, что много женщин вели такой же образ жизни (разве что без пива и пиццы). Мужья приезжали вечером в четверг или в пятницу днем, проводили выходные, а в понедельник утром жены отвозили их на железнодорожную станцию, целовали на прощание и возвращались к будничному существованию самодостаточности (только вместо кота заботились о детях — одном, двух, а то и трех). Каждый понедельник, провожая Дженис на станции Бриджгемптона, я стоял среди сотни прощавшихся с мужьями женщин. Когда поезд трогался, я оглядывался и замечал, что многие смотрят на меня. Мне казалось, что у них мелькает мысль: «Какой нежный муж. Взял на себя обязанности по хозяйству, воспитывает детей». Мне хотелось объяснить, что не такой уж я и нежный и воспитываю не ребенка, а кота, но всякий раз решал, что лучше промолчать.
По выходным я обсуждал эту ситуацию с друзьями, которые владели там домами, особенно с теми, кто находился в таком же положении, как и я. С тремя парами в летние месяцы мы виделись постоянно. Нэнси и Зигги уже препарировались в предыдущих книгах о Нортоне. (Возможно, вы помните, что Зигги известен на работе под многими именами. Некоторые знают его как Джона, другие как Джека. Кое-кто называет Элди. А теперь, в своей последней инкарнации на Уолл-стрит, он стал еще Джоном-старшим, поскольку у него появился новый помощник — Джон-младший.) Затем Эд и Кэролайн и Том и Энди. В эти летние месяцы Зигги, Эд и Том уезжали по понедельникам в город, ворча и сетуя на то, как некоторым (то есть мне) легко живется. А Нэнси, Кэролайн и Энди оставались и недоумевали, чем я занимаюсь в одиночестве в своем маленьком викторианском домике. Проходили недели, и наши разговоры развивались, подобно отношениям Нортона с молодой кошечкой. Сначала мы обсуждали, как нам повезло, что мы так подолгу можем жить на Лонг-Айленде. Затем — как приятно оставаться одним (с детьми или с котом). Потом кто-то сказал: «Слушайте, почему бы нам в среду не сходить всем вместе в кино?» Мы так и сделали, и за этим последовало новое предложение: «Почему бы нам каждую среду не ходить всем вместе в кино?» Дальше — больше: раз в неделю я попадал на девичник. Нэнси, Кэролайн, Энди и я (плюс разные дамы, которых в тот момент заносило в наши края) шли в киношку, обедали и обсуждали наши сугубо девичьи дела. Я выслушивал, как их детишки играют в футбол, и рассказывал, как недавно сойка клюнула Нортона в голову. Они старались приучить меня к белому вину, я — превратить их в ценителей мартини и мяса с морепродуктами. Сообщал, как сыграла бейсбольная команда «Нью-Йорк Метс», и они при этом старались не очень ерзать на стульях, а сам как мог терпел рассказы об особенностях функционирования женского организма. В итоге наши посиделки превратились в вечерний выход в город, которого все ждали.
Эти «девичники» (как мы их стали называть) нам так понравились, что мы стали практиковать их на следующий год, а потом и на следующий. Традиция настолько привилась, что мы обзавелись ламинированными членскими карточками, узаконили группу и утвердили правила вступления (каждый член группы в случае необходимости должен иметь возможность заплатить за обед). Все это вызвало некоторую ревность со стороны супругов: они не понимали, почему, когда мы встречаемся, их не приглашают на наши сборища. Мы пытались объяснить, что это девичники. При этом я замечал, что все поворачиваются в мою сторону. Мне оставалось улыбаться, пожимать плечами и надеяться, что никто, особенно Дженис, не станет заморачиваться этой проблемой.
Хотя признаю, что время от времени возникали неловкие ситуации.
Чарли, сын Нэнси и Зигги, тоже проводил лето в Саг-Харборе и без преувеличений был не по годам развит. От маленького хитреца ничего не ускользало, и он ничего не забывал. Мы были с ним приятелями. Чарли становился подростком, и ему начали разрешать ездить ко мне на велосипеде, что он время от времени и делал, чтобы потрепаться о спорте и о фильмах с Адамом Сэндлером[21] — и то и другое было нашим общим увлечением. Еще ему хотелось посмотреть какое-нибудь кино с голыми девицами, и это нас тоже роднило. Всякий раз, когда я заезжал за его матерью, чтобы отвезти на наше сборище, этот умник начинал меня с пристрастием допрашивать. Вот типичный пример нашего разговора:
Чарли: Привет, Пит. Куда собрались?
Я: Сегодня грандиозный вечер — ужин и кино.
Чарли: Девичник?
Я: Да.
Чарли (нахмурившись и сильно смущаясь): Можно задать вопрос?
Я: Конечно.
Чарли: Девичник — это разве не для девчонок?
Я: Естественно.
Чарли (помолчав и еще похмурившись): Желаю приятно провести время.
Как-то во время второго или третьего сезона девичников мы с Дженис обедали с друзьями Ореном и Бетси (в тот день я был вынужден приехать в город, ненадолго прервав свою летнюю изоляцию). Бетси что-то мямлила, не решаясь спросить, и наконец сказала:
— Несколько дней назад я говорила по телефону с Энди. Она была в самом приподнятом настроении — сказала, что вечером идет на девичник. Они ей очень нравятся. Приятельницы собираются поесть, выпить, потрепаться…
Она неловко замолчала, и Орену пришлось легонько подтолкнуть ее локтем, чтобы она продолжала.
— Я спросила, кто придет. Она сказала, Нэнси, Кэролайн, собиралась Эстер и… э-э-э… ты.
Я кивнул, не отрываясь от еды. Бетси деликатно выждала несколько секунд и тихо спросила:
— Не хочешь нам что-нибудь сказать?
Когда я ответил «нет», они с Ореном снова принялись за еду, и один только Бог знает, что при этом подумали.
Наши с Нортоном жизни были схожи не только в том, что летом в Саг-Харборе мы устанавливали стимулирующие, платонические отношения с представительницами противоположного пола.
И хотя я не большой любитель красться в высокой траве на заднем дворе, гоняясь за всякими маленькими тварями, зато мне нравится бродить по полю для гольфа и искать в траве потерянные маленькие белые мячики.
После тяжелого дня на солнцепеке Нортон больше всего любил пожевать кошачью мяту, растянуться на диване в уютной комнате и поспать. Я после тяжелого дня в кабинете наверху больше всего любил глотнуть пива «Питс уикед», рухнуть на тот же диван и смотреть по кабельному телевидению любой фильм, только чтобы в нем играла Грета Скакки. (Зафиксированное на бумаге обещание моему двенадцатилетнему дружку Чарли гласит: когда мама скажет, что ты достаточно вырос, приходи, посмотрим «Белое зло».)
21
Адам Ричард Сэндлер (р. 1966) — американский комик, актер, музыкант, сценарист и кинопродюсер.