Память Крови

— Да все уже, Ленка у него побывала, видно, пожрать принесла. Ушла только что. А подъезд из его окон не просматривается.

— И никуда ему не спрятаться, не скрыться… — весело пропел Витька.

— Пошли, нечего тянуть. Только осторожно. Люди говорят, он на уход из города серьезно готовится, оружие искал.

Жолобов остался внизу приглядывать за окнами.

Остальные поднялись наверх, остановившись перед дверью на третьем этаже.

В двери был глазок. Игорь вопросительно глянул на Саню, но тот успокаивающе махнул рукой и, когда сыщики разошлись по сторонам дверного проема, чтоб не нарваться на дурной выстрел, позвонил: длинный — два коротких — длинный — один короткий.

Даже не обострившимся слухом, а скорее, интуицией Игорь уловил чье-то присутствие за дверью: очевидно, глянув в глазок и никого не увидев, человек замер.

— Привет, Янек. Это мы, — голос Петрова был спокоен, как обычно. — Сейчас ты откроешь замок, отвернешься к стене и сцепишь руки за головой. Если через минуту не сделаешь, что говорю, сломаем дверь, и я тебя пристрелю. Лично. С удовольствием.

Минута не показалась вечностью, как принято писать в детективах. Она прошла, как положено, ни медленно, ни быстро.

Сыщики подняли вверх приготовленные ПээМы, Игорь отшагнул чуть назад, чтобы снять все происходящее, и в этот момент замок стал медленно проворачиваться. Когда он щелкнул в последний раз, Саня спросил:

— Стоишь, как сказано?

— Д-да, — отозвался из-за черной дерматиновой обивки глухой, вздрагивающий голос.

Толчком ноги Витька распахнул дверь, и стволы Макаровых, готовых выплюнуть смерть, нацелились на стоящую в углу высокую фигуру. Янек, белый, как мел, повернув голову, обреченно смотрел из-под локтя на приближающихся оперов.

Саня, обыскав его, неторопливо убрал пистолет в кобуру под мышку, развернул Янека и без лишних слов въехал ему кулаком в зубы. Тот согнулся, пытаясь защитить лицо и пах. Подскочили Пашка с Виктором, и пару минут слышались только глухие звуки ударов кулаками и звонкие — оплеух.

— Достаточно! — Саня, будто и не участвовал в этой молотиловке, был по-прежнему уравновешен и деловит.

— Понял, за что?

— Понял… — вытирая кровь с рассеченной губы, ответил Янек. И не было в его голосе ни злобы, ни обиды. Только бесконечная усталость.

Сыщики сами закрыли Янека в одну из камер рядом с дежуркой. В тесном пенале с узким приступочком у стены было холодно. Саня разрешил своему подопечному оставить дубленку, в которой его привезли после задержания, но при этом тщательно проверил ее, заставил Янека застегнуться на все пуговицы, а потом лично стянул ему руки за спиной наручниками. Молодой сержант, помощник дежурного Кумыков, со скептической улыбкой наблюдал за этой сценой. Когда металлическая дверь камеры захлопнулась, он не удержался и подначил оперов:

— А наручники-то в камере зачем? Мы его мыть не повезем!

— Вы, товарищ сержант, поменьше острите, побольше смотрите, а то как бы он вас самих не умыл, — зло ответил Саня.

Идея «обмыть это дело» не просто витала в воздухе, она настойчиво зудела над головами, как комариный рой. Наконец-то завершился двухмесячный марафон, в котором роль допинга играли уязвленное самолюбие всего уголовного розыска и три строгача в приказе для отличившихся. Да и погода располагала. Морской ветер, припахивающий снегом, притащил откуда-то пузатые черные тучи и явно готовился принять у них роды.

Игорь, который без общения с операми уже не мог провести и дня, предложил:

— Давайте ко мне.

— Ты на часы давно смотрел?

— Без разницы. Моя все равно не спит, пока я не вернусь. А пожевать в нашем колхозе всегда что-нибудь найдется.

Павел весело посмотрел на Витьку:

— Ну?

— А что «ну»?

— А в сейфе?

— А у тебя?

— А в прошлый раз?

— Эх, язык мой — враг мой! — и Витька, скорбно вздохнув, отправился в кабинет. Там, за металлической дверкой старенького сейфа, лежали две бутылки «Столичной», недавно из столицы и привезенные. Причем, не далее как вчера, он сам похвастался друзьям этим гостинцем от старого приятеля.

Но долго грустить Витька просто не умел. И уже через полчаса, яростно размахивая вилкой за накрытым столом в Игоревой коммуналке, наседал на Саню:

— А я тебе говорю, что никаких особых причин нету! Просто они все паразиты и работать не хотят. А жрать, пить и блядям своим подарки дарить хотят. Вот и вся причина.

— Ну, во-первых, фильтруй базар, а то хозяйка тебя вместо котлет сковородкой угостит.

— Она ж на кухне…

— Неважно. А во-вторых, вот взять того же Янека. Он после армии куда ни сунется, ему говорят: вот поработаешь годик — другой на подхвате, за копейки, а потом посмотрим: заслужишь — дадим заработать. А он парень молодой. Ему красиво пожить хочется, перед девчонками повыгребаться. Ему бы, при его дури, в спецназ где-нибудь на Западе, или в Иностранный легион. Чтобы повоевал месяц-другой, шкурой рискнул, а потом год на Багамах пузо грел. Риска он не боится, мозги есть, здоровья — на троих хватит. А у нас где такой человек себя найти может? Какой сыщик из него мог бы получиться! Только много мы в розыске зарабатываем? Он меня спросил, сколько получаю, и говорит: «Саня, за твою зарплату ты меня сам отпускать должен!».

— Ребята, кто добавку будет? — Аннушка, осторожно маневрируя со сковородкой, подошла к столу.

Витька галантно кинулся помогать, Павел аккуратно налил по третьей. Разговоры стихли.

Хозяйка, присев рядом с мужем, с улыбкой поглядывала на мужчин. Когда садились за стол, Игорь на полном серьезе предупредил:

— Солнце мое, с голодными сыщиками будь осторожна. Действуй, как хоккейный арбитр: делаешь вбрасывание — и в сторону! И не смотри, что два часа ночи. Они даже во сне могут палец откусить.

— Эй, ну дайте воды? — громкий голос Янека наконец дошел до сознания помдежа.

— Сиди, не засохнешь, — лениво отозвался Кумыков и посмотрел на часы: половина третьего.

Помещение дежурки опустело. Оператор 02 тихонько клевала носом за пультом. Дежурный ушел в комнату отдыха дремануть часок, пока затишье. За окном выл ветер, швыряясь в окна горстями мокрых снежинок.

Хорошо, хоть сегодня мало было доставленных. К часу ночи практически всех распихали. Кого — в камеры при дежурке, кого — в кабинеты к сыщикам и следователям, кого — отпустили, составив материалы и выписав повестки на завтра. Что-то задерживается машина из ИВС, позвонить, что-ли…Заберут всех «сидельцев» и, Бог даст, до утра воцарится полное спокойствие.

— Ну вы люди, или нет, что издеваться-то?

— Вот достал, придется вывести… Отойди от двери, — Кумыков, погромыхивая связкой ключей, открыл камеру.

Янек дисциплинированно сидел на бетонном приступке. Дубленка, наброшенная на плечи, прикрывала заведенные назад руки. Вид — присмиревший.

Позевывая, сержант наблюдал, как Янек, неловко склонив голову под кран, жадно глотает тепловатую, противную воду.

— Хорош, а то потом придется всю ночь тебя ссать водить.

Закрыв кран, Кумыков пропустил Янека вперед, придерживая дверь.

Тот вышел и вдруг, резко развернувшись, рывком сбросил дубленку на пол. Последнее, что увидел помдеж — милицейские «браслеты», болтающиеся на одной руке арестанта. Распахнувшись от мощного удара, обитая металлом дверь врезалась ему в лицо, пополам развалила губу и вырубила сознание.

Прибежавший на грохот дежурный увидел только своего помощника, лежавшего ничком на полу.

А Янек вылетел на крыльцо и невероятными, длинными скачками рванул в ночь, в белую занавесь последней пурги этого года.

Саня поднялся из-за стола.

— Надо звякнуть дежурному. Скажу, чтоб не отдавал Янека в ИВС, завтра с утра переговорим с ним и сами отвезем.

Через минуту он вернулся.

— Ну что, отдохнули? А не хотите снова поискать нашего дружка?..

— Вот он, родной!