Страница 53 из 80
— Ты сейчас к себе посторонних людей не пускай и болтай поменьше, что уезжаешь. Могут бомбануть квартиру-то.
— Да и так весь город знает. Я же не монашка, у меня друзей много — Людмила еще раз игриво стрельнула глазами в обходительного гостя и, закрывая дверь, помахала ему и подруге рукой.
Во вторник, в обед, Фома позвонил Светлане.
— Привет, как жизнь?
— Какая жизнь у одинокой женщины, — вздохнула подруга, — скучная!
— Ладно прибедняться. У Людмилы-то как погуляли?
— Классно!
— Девишником?
— Ну да, как же. Полный комплект мужиков был. Народу-у! Еле в квартиру влезли.
— Сматры, дарагая, нэ рэвную, но зарэжу!
— Не волнуйся. И тебе хватит…
— А как насчет справки из вендиспансера? Кому теперь за ней бежать?
— Приходи ко мне, я тебе такую справку выпишу, потом сутки спать будешь, — голос Светланы был весьма многообещающим.
Фома рассмеялся.
— Ладно. Завтра вечером. Сегодня занят. Кстати, когда Людмила дома бывает? Хочу к ней за сапогами зайти.
— Ну, с утра — до девяти, а вечером… Магазинчик у них до семи. Пока кассу закроют, пока магазин под охрану сдадут. Короче, после восьми.
— Нет, завтрашний вечер — для тебя. На обед она приходит?
— Да, с часу до двух.
Фоме не повезло. Человек, контролировавший этот разговор, был не простым технарем-ремесленником, выполняющим инструкции от сих — до сих. Он был профессионалом. Представив, какую цепочку должна пройти информация, пока попадет на стол Мастеровому, он еще раз прослушал запись разговора, сделал короткую выписку из заинтересовавшей его части и взялся за телефон:
— Сергей Иванович, по-моему, что-то есть. Порешайте вопрос с моим начальством, я передам вам выписку немедленно.
Через час Мастеровой, срочно разыскав Михалыча и Гопу, пригласил их к себе. После того, как опера ознакомились с содержанием небольшой записки, он спросил:
— Ну и что вы думаете?
— Что сволочь он редкая, — ответил Михалыч.
— Он ведь Светку не о том спрашивал, когда Людмилу застать, а о том, когда Людмила его самого в хате не застанет, — подытожил Гопа.
— Согласен. Поднимайте группу. Квартиру под наблюдение. Ищите место для засады.
Видно, в небесной канцелярии думали так же, как и Михалыч. Кончилось у архангелов терпение и теперь уже не у Фомы, а у оперов пошла масть.
Руководство УВД дало Мастеровому зеленую улицу. Вопросы с техникой и людьми решались со сказочной быстротой. Ближайшими соседями Людмилы, жившей на третьем этаже, оказались давние знакомые Женьки Калачева. И засада, с восьми утра расположившаяся в их квартире, была окружена дружеской заботой, несколько непривычной для таких ситуаций. Другая группа обосновалась на втором этаже в квартире одинокой бабули. Пенсионерка была страшно рада свежему, да еще и такому колоритному обществу. А завершающий свою милицейскую службу сухощавый желчноватый «Дед» Топилин и веселый, здоровенный Витька Кудрявцев обрели благодарную слушательницу бесконечных сыскных баек. В квартале нашли еще несколько дружественных «адресов», поэтому, на улице никто не светился, но все подъезды и подходы к дому Людмилы просматривались-простреливались острыми глазами оперов. В эфир на допотопных «Кайрах» и «Виолах» выходили только при крайней нужде, сжимая сообщения до двух-трех слов: было известно, что «клиент» обзавелся японской сканирующей радиостанцией. Перезванивались по телефонам.
Во дворе, за трансформаторной будкой встал обычный УАЗик с частными номерами. Водитель — Витька Втулкин, оставив машину, ушел и спокойно попивал где-то чай, ожидая, когда будет объявлена полная боевая готовность. Он перебывал во всяких переделках и знал, что главное в его деле — не суетиться и вовремя заправиться. Не только бензином.
Женька Калачев, осторожно, стараясь не колыхнуть край шторы, разглядывал из окна подходы к дому.
— Мужики, подъезд отлично просматривается. На Бога надейся, а сам не плошай. Обидно будет, если ребята прохлопают. Черт его знает, в каком виде он заявится. Представляете: такая работа — псу под хвост! Давайте, по очереди будем наблюдать.
— А не светанемся? — засомневался Саня Жолобов.
— Не должны, не вылазь только сильно.
Пресса, сняв легкий броник и бросив его на диван, возился с видеокамерой. Два стареньких аккумулятора, раньше пахавшие по часу, сейчас еле вытягивали по двадцать минут. Поэтому Игорь был просто счастлив, что в его распоряжении куча розеток, адаптер и возможность подкормить свою любимицу. Пожалуй, он был единственным, кто не ощущал, как томительно тянется время ожидания.
В двенадцать Женька не выдержал и процедил сквозь зубы:
— Неужели прокололись? Неужто у этой акулы совесть появилась?
В половине первого стало ясно, что до обеда долгожданный гость не появится. Вахту у окна сняли, но один из сыщиков встал у двери. Нужно было послушать, придет ли Людмила на обед и появится ли у нее Фома.
Прибежавшая на обед хозяйка «засадной» квартиры, погремев на кухне кастрюлями и хлопнув несколько раз дверцами холодильника, внесла тарелки и принялась накрывать стол в комнате, где расположились опера. Те попытались было протестовать, но женщина и слушать не захотела:
— Вот еще новости, будете тут у меня голодными сидеть!
Затренькал телефон. Звонили из соседнего подъезда. Затосковавший Володя Коршун, бывший преподаватель учебного центра, который, несмотря на свои сорок пять, все свободное время проводил в спортзале и мог дать фору многим молодым, принялся допекать Калачева пустыми расспросами.
И без того злой Женька в конце концов психанул окончательно, послал Коршуна подальше, брякнул трубку на место, и вдруг, в полном противоречии со всеми своими предыдущими действиями, убежденно заявил:
— Придет. Не может быть, чтобы не пришел!
Телефон зазвонил снова. У Женьки из ноздрей повалил дым, и он схватил трубку с видом Змея Горыныча, наскочившего на Ивана-дурака:
— Ну что еще?!
Трубка ответила.
Женька прыгнул к окну и осторожно, как охотник в скрадке, приблизил нос к щели между краем шторы и оконным проемом. Также медленно отодвинувшись, поманил к себе Жолобова. Тот глянул и показал Прессе большой палец руки.
Говорят, что в Японии с традиционными российскими жестами надо обращаться крайне осторожно. Но Магадан — город русский. И в границах этого города такой жест означает: «Во!»
Иногда — «Класс!»
А еще — «УДАЧА!»
По двору медленно полз оранжевый «Москвич-412», известный всему городу, как «общаковская морковка» или «воровоз».
Часы показывали четырнадцать пятнадцать.
«Морковка» уползла, но никто не сомневался, что она, порыскав по дворам в округе, обнюхав все углы и подворотни, вернется, чтобы высадить вора.
Все замерло.
Только из соседнего дома вышел с сытым, довольным видом водила УАЗика и приступил к традиционному шоферскому обряду с попиныванием скатов, протиранием стекол и проверкой уровня масла в двигателе.
«Воровоз» снова заполз с дальнего конца двора.
В эфире прозвучала короткая команда Михалыча, руководившего всеми группами захвата:
— Полное радиомолчание.
В УАЗике эта команда прозвучала чересчур громко. Витька Втулкин прервал священнодействие, открыл дверцу и перегнувшись через водительское сиденье, повернул регулятор громкости рации.
Выпрямляясь, он зацепил локтем маленький рычажок под панелью.
Раздался тихий щелчок и на весь двор, многократно отражаясь от стен домов, завыла милицейская сирена…
«Морковка» замерла. Водитель «Москвича» и его пассажир, невысокий, плотный, солидный мужчина, внимательно разглядывали разоравшийся УАЗ.
Через пару минут из подъезда, не торопясь и ковыряясь в зубах, вышел какой-то мужик, по ухваткам — явный мент. Вслед за водителем он уселся в машину, и УАЗик, недовольно фыркнув мотором, покатил со двора.
«Москвич» проследовал за своим механическим собратом, рыская по следу пыльным оранжевым носом. Убедился, что УАЗ направился прямиком в милицейское автохозяйство, вернулся и встал на углу, за три подъезда от того, в котором жила Людмила.