Страница 44 из 80
Сотрудница ЭКО, специализирующаяся на экспертизах наркотиков, не только дала заключение о том, что анаша настоящая, но и не поленилась перезвонить оперативникам:
— В представленных образцах удивительно высокое содержание каннабиноидов, в два-три раза превышает обычное.
Разговаривавший с ней Сава, положив трубку, передал сообщение так же кратко и не менее научно:
— Лариска говорит, что «дурь» конкретная, от половинной дозы должны глюки прибегать.
Вот тогда-то и закрутились на полные обороты бойцы Корейцева, которых остальные опера УВД называли либо просто «наркоманами», либо «корейцами» («О, вождь — отец, товарищ Ким Ир Боря!» — говаривал по этому поводу Сава).
А сам Борис, побеседовав с начальником отдела уголовного розыска, в структуру которого тогда входили «наркоманы», уселся за писанину. Оформив все необходимые бланки и подписав их у руководства, Корейцев спустился к инспектору информационного центра, отвечающей за дела секретных оперативных учетов:
— Ну что, Светик-семицветик, как мне мой роман назвать, мы тут в карточках пробел оставили?
— Не знаю, Вам видней. А что там за фигуранты, окраска какая?
— Какая у нас может быть окраска? Наркоши они и в Африке наркоши. У нас, правда, не африканцы, но, похоже, тоже залетные какие-то.
— А вы так и назовите: «Залетные». Такого названия у нас еще не было.
Борис рассмеялся:
— Рисковое название. Помнишь, как капитан Врунгель поет: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет!». Ну, да ладно…
Один из притонов, в котором после длительного перерыва вновь забурлила жизнь, взяли под особое наблюдение.
Через несколько дней, тщательно подготовившись, «корейцы» в один вечер задержали четверых «клиентов», выходивших из притона со спичечными коробками или разнообразными кулечками, набитыми «дурью». Все задержанные были мелочью — обычные потребители. Но этим потребителям страсть как не хотелось попадать на нары, даже на пятнадцать суток, которыми было чревато «незаконное хранение наркотических веществ в незначительном размере». А у одного было изъято «аж» пятнадцать граммов «травки»! Хорошее количество. С одной стороны, на возбуждение уголовного дела тянет (нужно-то пять граммов всего). С другой — вполне дело можно и не возбуждать. Передать страдальца на поруки общественности. Разумеется, при полном взаимопонимании сторон…
И стороны к взаимопониманию пришли.
Поскольку брали покупателей, проводив подальше от притона и без особого шума, были все шансы на то, что сбытчик не узнает о происходящем и не успеет сбросить остатки «товара». Правда, в данной ситуации это ему вряд ли бы помогло, но все же лучше, когда удается взять подлого торгаша с поличным. Да и никому не улыбалось, как в прошлый раз, вылавливать из унитаза спешно сброшенную «дурь» вперемешку с тем, что, как и «травка», в воде не тонет…
Опера уже знали, что сбытчик не местный, из Ташкента, но в городе отирается уже больше двух лет. Подженился на официантке из ресторана «Приморский» и использует ее квартиру как базу. Часто летает на родину. Не раз светился на мелком сбыте, но пока ему везло.
Непонятно было только, почему купленную у узбека анашу называли чуйской. Чуйская долина — в Киргизии. Ну, Казахстан слегка захватывает. Хотя, для магаданцев, особенно с прокуренными мозгами, Средняя Азия такое же абстрактное понятие, как для узбеков Дальний Восток. Да и мало ли какими путями гуляет наркота. А потому сыщики по поводу этой неувязки особенно не страдали.
Гораздо более серьезную смуту внесла эксперт:
— Боря, я посмотрела всю изъятую вами «травку». Это марихуана, однородная, из одной партии.
— Отлично, привяжется неоднократный сбыт.
— Но это не та марихуана, что вы мне присылали раньше. Я, конечно, торопилась, вы меня в немыслимые сроки загнали, и серьезную экспертизу еще надо проводить. Но я абсолютно уверена: больно уж яркая разница и в морфологических признаках, и по спектральному анализу.
— Вот так дела, — положив трубку, Корейцев пересказал коллегам, о чем шла речь.
Все были несколько озадачены.
Но время поджимало, операция была уже раскручена. И, обдумав ситуацию, сыщики решили вполне резонно:
— Какая разница? Есть «дурь», есть сбытчик. Значит, не один умник нашелся. Разберемся с этим, а потом вернемся к чуйской анаше.
На задержание и обыск взяли Игоря, который, в свою очередь, прихватил в качестве понятой журналистку, наполовину решив одну из самых тоскливых милицейских проблем.
Все прошло, как по нотам. И уже к обеду следующего дня Пресса, не выспавшийся, но вполне довольный жизнью и полный свежих впечатлений, приволок в редакцию «Магаданской правды» горячий репортаж о событиях прошлого вечера. Репортаж был написан от первого лица и назывался весьма незатейливо: «Сбытчик».
Шурка, корреспондент газеты, однокашник Игоря по Дальневосточному университету, вооружившись карандашом, уселся то ли править, то ли переписывать материал. Нет, он, конечно, пытался щадить авторское самолюбие приятеля и старался черкать как можно меньше, но несколько наиболее ярких перлов все же безжалостно уничтожил, а пару абзацев просто переписал наново.
В окончательном виде это произведение новоявленных Ильфа и Петрова приобрело следующий вид:
«Мы сидим в машине возле одного из домов по улице Гагарина.
Мы — это сотрудники областного УВД из группы по борьбе с наркоманией: Борис Корейцев, Владимир Быстров, Анатолий Савельев, тележурналист Нина Ивановна, а также автор этих строк.
Человек, к встрече с которым мы готовимся, — сбытчик наркотиков, старый знакомый уголовного розыска.
Месяца два назад он зашел в одну квартиру, где наркоманы устроили свой притон, в самый разгар обыска.
— Я, кажется, не туда попал?
— Туда, туда, — успокоил его Савельев.
— А-а-а, товарищ старший лейтенант!
— Капитан.
— Неужели? Поздравляю.
— С вами и до майора дослужиться нетрудно.
Гостя проверили, короткий досмотр не дал ничего. И он не скрывал победной усмешки:
— Я же говорил, что случайно попал.
— После окончания обыска весело раскланялся:
— Прощайте!
— До скорой встречи, — буркнул кто-то из оперативников.
— Чито? Я плехо понимаю русски…
— Ладно, артист…
Нет, не случайно он появлялся в той квартире, как и во многих других. И повсюду за ним тянулся тошнотворный запах выкуренной конопли.
Завершится работа по раскрытому притону. Станут изворачиваться на допросах или метаться по Союзу в поисках спасения его бывшие дружки. Будут сбиваться в новые стайки другие мальчишки и девчонки, уже подцепленные им на надежный крючок наркотической зависимости. А он, их веселый приятель и беспощадный кредитор, надежный поставщик «травки» и наглый обирала, будет развивать свой «бизнес». Благо, работа в торгово-закупочном кооперативе создает идеальные условия для челночных рейсов.
К таким, как он, уголовный розыск беспощаден.
Это не глупый пацан, жаждущий необычных ощущений, и не измученный абстиненцией наркоман, готовый запродать душу за вонючий «косячок». Поэтому сыщики испытывают искреннее удовлетворение, когда удается зацепить сбытчика и загнать его за решетку.
И вот я поднимаюсь к двери его квартиры. Волнуюсь сильно. Странно, ведь не боюсь же аудитории в десятки людей, спокойно реагирую на телекамеру, за которой тысячи… А сейчас нужно сыграть маленький спектакль только для одного человека — того, кто откроет дверь.
Открывает женщина. И вместо развязного: «Где твой?» вырывается болезненно дрожащее (это я «играю» наркомана):
— Скажите пожалуйста…
— Нет его, — и хлопок двери.
Громко смеяться нельзя.
Анатолий тихо умирает на нижней лестничной клетке, держась за живот. Володя Быстров сочувственно роняет:
— Зря ты так, старик.
Возвращаемся в машину, и злодей Савельев изображает все происшедшее в лицах. Случайные прохожие недоуменно оглядываются на потрепанный «Жигуленок», из которого доносится сумасшедший хохот. Я красен, как рак, и зол, как тысяча чертей.