Страница 21 из 234
Вода в реке отнюдь не была кристально прозрачной, и по-хорошему ее надо было употреблять кипяченой. Семен хотел было что-то организовать, но быстро сообразил, что это дело безнадежное – дров на острове нет. Можно, конечно, использовать в качестве топлива бревна плота, но для этого их надо расщепить, а как? В общем, Семен решил положиться на Божью волю: зачерпнул миской воды у берега и понес туземцу.
Он приподнял его голову, ткнул в губы край миски, чуть плеснул водой. Тот не реагировал. Тогда Семен пристроил голову на коленях, оттянул вниз нижнюю челюсть и плеснул воду в рот, облив, конечно, и грудь и шею. Туземец глотнул, потом еще и еще. «Та-ак, процесс пошел», – грустно усмехнулся Семен.
Нужно было как-то освободить конечности, и Семен слегка растерялся: человек не истек кровью явно потому, что эти самые колья как бы заткнули раны. Допустим, он выдернет кол у него из руки, начнется сильное кровотечение, он наложит жгут, и… что? Жгут, кажется, можно накладывать на два-три часа. А потом? М-да-а… Опять же, выдернуть палки просто так нельзя – они забиты в грунт, и в раны наверняка попадет инфекция. Не факт, конечно, что туземца прикончит заражение крови, скорее уж болевой шок, но все-таки…
В конце концов Семен решил в своих действиях исходить не из того, что сделать нужно, а из того, что сделать можно. Удалить палки из тела этого человека он может и сделает это.
С руками Семен справился часа за полтора-два. Колья он глубоко надрезал по кругу ножом, обломал их и снял с пеньков предплечья раненого. Дыры выглядели ужасно, но кровь почему-то почти не шла. Локтевые и лучевые кости были раздвинуты и смещены, но не сломаны. Правую ногу Семен освободил таким же способом – кол был загнан между щиколоткой и ахиллесовым сухожилием. С левой дело обстояло хуже – ее прижимало к земле утолщение на палке, размером почти с кулак. Пришлось расшатать кол, выдернуть его из грунта и перерезать с другой стороны. Грязи там хватало, и Семен счистил, что мог, ножом, а перед тем, как выдернуть, промыл обломок палки собственной мочой. Кровотечения и здесь не открылось. Создавалось впечатление, что туземца распинали грамотные специалисты: все сделано так, чтобы не нанести серьезных повреждений, от которых пленник мог быстрее загнуться, – гуманисты, блин!
Во время всей этой длительной процедуры туземец не стонал и не дергался, но боль явно чувствовал, хотя, наверное, не в полной мере.
Когда Семен закончил, уже сгустились сумерки. Вопрос о том, что делать дальше, рассосался сам собой – в темноте он просто ничего сделать не сможет. Осталось положиться на волю… Ну, в общем, на волю того, в чьей власти жизнь и смерть человеческая.
Он разбил раковины беззубок камнем и съел моллюсков сырыми. Потом съел вяленого карася. Собрался так же поступить и с вареным раком, но ему пришла в голову мысль. Он набрал в миску немного воды, стал разжевывать рачье мясо и сплевывать туда белую кашицу. Проглотить самому очень хотелось, и слюна выделялась весьма обильно, но Семен терпел. Потом он отодрал от бревна плота кусок коры и попытался изобразить из него нечто среднее между ложкой и лопаткой. «Будем надеяться, что слюна у меня не ядовитая», – грустно думал Семен, запихивая раненому в рот полужидкую тюрю. Глотать тот не отказывался, но разжимать челюсти добровольно не желал.
Провести ночь Семену пришлось в том, что на нем было, – рогожу он подстелил под туземца, а свободной половинкой накрыл его. Это, собственно, было все, что он мог для него сделать.
Ночь, к счастью, выдалась довольно теплой и почти безветренной. Семен сумел даже покемарить несколько часов. Правда, ближе к утру он все-таки задубел и вынужден был греться движением. Рассвет подарил ему целый букет новостей – плохих и хороших.
За ночь вода поднялась сантиметров на десять – пятнадцать, почти вдвое сократив площадь острова. Но, прижатый к бревнам течением, возле плота плавал труп небольшой антилопы или косули. В иной ситуации Семен немедленно избавился бы от падали, но не в этой. Он надрезал шкуру и понюхал мясо: «В общем, можно считать, что свежее, – а куда деваться?!»
Туземец ночь пережил – когда Семен подошел к нему, тот, похоже, просто спал. Раны на руках и ногах покрылись корочкой засохшей крови. Кроме того, оказалось, что кишечник и мочевой пузырь работают у него исправно. И с этим надо было что-то решать. Попутно у Семена всплыло в памяти слово «пролежни», и он, не без усилия, повернул раненого на бок. Признаков этого бича лежачих больных на спине и ягодицах он не обнаружил, зато, когда вернул тело в исходное положение, обратил внимание на его распухшую голень.
Строение скелета нижних конечностей Семен вспомнил с изрядной натугой, но это ему мало помогло – перед ним был не рентгеновский снимок, а волосатая нога живого человека. Пришлось на ощупь сравнивать положение костей в ней и в собственной ноге. Кое-чем оно отличалось, и Семен решил, что имеет дело, скорее всего, с закрытым переломом. Что положено по инструкции делать в такой ситуации, Семен знал наизусть: зафиксировать конечность и отправить пострадавшего в больницу. Там обломанную кость сомкнут должным образом и в такой позе зафиксируют гипсовой повязкой. Все хорошо, все понятно, но что делать, если больницы нет? Даже не то что поблизости, а нет вообще? Оставить все как есть? Ох-хо-хо-о-о…
Начал Семен с того, что выволок труп косули на берег и освежевал его. Все, что могло сгодиться в пищу, он завернул в шкуру и сложил на плот. От той же шкуры он отделил изрядный кусок и порезал на полосы – собственно, ради них он и затеял это грязное дело. Потом при помощи ножа и рубила стал сдирать остатки коры с бревен, стараясь, чтобы куски получались побольше. Все это добро он перенес к раненому и сказал ему:
– А сейчас, парень, тебе будет очень больно. Я попытаюсь поставить твою кость в правильное положение и зафиксировать ее. Анестезию тебе делать нечем. Если там осколки или мякоть превращена обломками в фарш, я ничего поделать не смогу – значит, не судьба. А теперь терпи.
Пару раз туземец содрогнулся от боли и даже издал слабый стон, но, в общем, процедуру перенес геройски. Семену тоже пришлось несладко: нужно было выпрямить голень, по возможности совместить кости и в таком положении все зафиксировать кусками коры и полосами шкуры. Вроде бы ничего сложного… теоретически. А практически Семену отчаянно не хватало еще одной пары рук. Всю операцию трижды пришлось начинать сначала. Когда наконец он завязал последний узел, то чувствовал себя так, словно пробежал хороший кросс с полной выкладкой.
Между тем, вероятно, приблизился полдень, и погода начала активно портиться. Небо затянуло тучами, поднялся ветер. На голом островке, чуть возвышающемся над водой, лишенный даже своей рогожи, Семен почувствовал себя крайне неуютно. Он вывалил на бревна мясо и кое-как пристроил на спине оставшийся кусок сырой шкуры – это было, конечно, лучше, чем ничего, но комфорта прибавило не сильно. Длительное пребывание поблизости от трупа и отрезанных голов, которые Семен почему-то так и не решился сбросить в воду, сильно притупило остроту восприятия, и теперь он почти жалел, что не снял одежду с хозяев плота.
Семен жевал вяленого карася, выплевывал кости и все больше утверждался во мнении, что нужно все-таки плыть. К тому же вода продолжала подниматься. Надежды встретить сушу было мало, но он придумал выход: если в середине плота насыпать приличную груду щебня и слегка разровнять ее, то на ней можно будет жечь костер. То есть суша будет как бы и не нужна, а нужны будут дрова и что-то, за что можно зацепиться, чтобы не сносило течением. Попросту говоря, можно загнать плот в заросли и там остановиться, поскольку еды хватит на несколько дней. Правда, совершенно не ясно, что делать, когда она кончится, но… Практика уже показала, что строить столь далекие планы в этом мире бессмысленно.
Последнего карася Семен разжевал и скормил по опробованной технологии раненому туземцу. Потом попоил его водичкой и занялся костровой насыпью. Чтобы грунт не просыпался в щели между бревнами, их пришлось затыкать остатками коры и камнями покрупнее, а щебенку носить в куске шкуры, обнажив почти согревшуюся спину. Туземца он решил просто затащить на плот и положить на бревна, постелив на них рогожу, – ему, наверное, будет неудобно и мокро, но ничего иного предложить нельзя.