Страница 173 из 186
– И ты думаешь, что это та самая бумага?
– Рабу почтенного предка так показалось…
– Посмотрим, посмотрим, – быстро пробормотал Сюаньтун и нажал на курок.
Раздался глухой щелчок. Император улыбнулся и, разведя руками, обратился к присутствующим:
– Да я просто пошутил над ним! Револьвер-то на самом деле был не заряжен!
Уже без малого семьдесят лет прошло, а у него все стоит перед глазами эта сцена. И так живо и ярко все видится, словно приключилось только вчера. И с чего бы это? Он ведь так надеялся, что со временем все пройдет, забудется, как дурной сон.
Не забылось.
Уже и к врачам обращался, уповая на их искусство. Но то ли ему одни шарлатаны-недоучки попадались, то ли кошмар запечатлелся в его сознании где-то на самых глубинах – ничего не помогало.
Правда, один раз он уже совсем было посчитал, что исцелился. Это когда в шестьдесят седьмом узнал о смерти императора. Видения как рукой сняло. То почти еженощно приходили, а тут три месяца сряду не беспокоили. Даже благодарственный молебен заказал в храме предков.
А потом Янь-ван его надоумил примириться с покойным…
Как последний дурак отправился в столицу, разыскал родственников покойного императора и выпросил у его брата ту бумагу. Вернее, снял с нее копию. Злой дух нашептал, что это всенепременно нужно сделать. Следовало взять бумагу и сжечь ее на жертвенном огне в храме предков. Дескать, именно тогда его душа успокоится окончательно.
Ну, привез бумагу домой. Начал готовиться к церемонии примирения. И тут снова Янь-ван стал его мучить своими сладкими речами.
В ушах раздавался змеиный свист:
«Загляни в бумагу».
Заглянул.
«Прочти ее».
А как тут прочтешь, если написано старинным стилем багу, который не использовался в Китае с конца XIX века?
«Читай, читай», – подзуживал злобный дух преисподней.
– А вот и не стану! – воспротивился он и, скомкав бумагу, побежал искать душевного равновесия у ног священной статуи Будды Вайрочаны.
Пять дней провел в молитве и воздержании от пищи. На шестой не выдержал. Сдался. Вернувшись домой, поднял с пола дьявольский листок и… начал читать.
Как это у него вышло – сам никак не мог взять в толк. Вот так, ни с того ни с сего стал понимать хитросплетения жучков-иероглифов.
И открылась ему Великая Тайна. Тайна, могущая поднять его, ничтожного евнуха, до тех самых сияющих вершин, о которых он мечтал с тех самых пор, как впервые осознал себя способным мыслить…
Евнухи при императорском дворе играли большую роль. Они одновременно использовались и как надзиратели, и как слуги, и как сводники, и как шпионы. Некоторые из них становились доверенными лицами государя и высших сановников и оказывали значительное влияние на политическую жизнь государства.
Во времена династии Цин ежегодно к императорскому двору поставляли до сорока изувеченных мальчиков. Для китайцев это была одна из вернейших возможностей получить службу при дворе и хоть как-то приблизиться к вожделенным рычагам власти.
Большей частью евнухи происходили из бедных семей и набирались из определенных областей Поднебесной. Во дворце их делали учениками старых евнухов и платили им небольшое жалованье. Заслуженные евнухи часто имели собственные дворцы, слуг, лошадей, экипажи.
Гунь Сяотин попал в Запретный город в пятилетнем возрасте. Его семья, жившая под Лояном, очень нуждалась в деньгах, и отец продал малыша уездному начальнику, а тот, в свою очередь, преподнес мальчика в дар губернатору. Ребенок был миловидным, не по возрасту смышленым и это решило его судьбу. Губернатор передал Гунь Сяотина в «Шэньсинсы» – Департамент внутренних дел, где над карапузом была проведена соответствующая операция, а затем его определили ко двору вдовствующей императрицы-регентши Цыси.
Такие как Гунь Сяотин маленькие евнухи в Запретном городе были в особенной цене у женского пола. Они использовались для забав и развлечений у придворных дам, которые держали таких мальчиков при себе до десятилетнего возраста. Они даже имели свое особое название – «непорочные» и приравнивались к девочкам, прислуживая молодым дамам. Затем их сменяли, и евнухи-подростки переходили в разряд обычных слуг во дворце.
Он прошел через все эти ступени придворной иерархии, дослужившись к двадцати годам до начальника отделения евнухов (таковых при дворе было сто пятьдесят два человека при общем количестве придворных скопцов в три тысячи человек). Однако честолюбивая душа Гунь Сяотина жаждала несравненно большего. Хотелось для начала попасть в круг шестнадцати главных управляющих придворными евнухами. А затем…
Чем Янь-ван не шутит. Может быть, удастся ему достичь положения главного евнуха при правлении Цыси, Ли Ляньина, который был удостоен второго государственного ранга и носил на своей шапке красный шарик и разноцветное перо.
Юноша изо всех сил старался втереться в доверие к молодому императору Сюаньтуну. Но Сын Неба предпочел дружбу другого молодого евнуха, Ван Саньэра. Красивый, статный и высокий, белокожий, с овальным тонким безусым лицом, тот был похож на юную прекрасную девушку. Некоторые евнухи говорили даже, что он женственнее и красивее любой девушки. Государь приблизил его к себе и дал ему официальное имя Ван Фэнчи. Вскоре, став неразлучными друзьями, они всегда и везде были вместе. Гунь Сяотин только бессильно скрежетал зубами, наблюдая за веселыми совместными проказами и попойками молодых людей. У него самого так и не появилось ни одного друга в огромном и мрачном Запретном городе.
Несколько раз он предпринимал попытки оклеветать Ван Саньэра в глазах императора. Тщетно. Сюаньтун оставался глух к злобным наветам. Тогда Сяотин попытался отравить соперника. И тоже неудачно. Чуть сам не умер, надышавшись ядовитым паром, исходившим от котла, в котором готовилось кушанье для государева фаворита.
А потом произошел тот самый случай с проклятой бумагой. И все разом рухнуло. Не осталось ни тщеславия, ни честолюбия. Одна уязвленная гордость. Отравленная ненавистью душа.
Как радовался Гунь Сяотин, когда император лишился крова, изгнанный республиканцами за пределы Запретного города. То, что он и сам был выставлен вон, его не волновало. Вернулся в родной Лоян, где еще жила его семья. Поселился в старом отцовском доме, вскоре похоронил престарелых родителей и стал жить, лелея планы мести.
А его враг, как назло, не унывал. Оправившись от удара, нанесенного гоминдановцами, он стал правителем Маньчжоу-Го. Когда красные разгромили Японию и ликвидировали марионеточное государство, Гунь с затаенным дыханием ждал, когда Сына Неба поведут на казнь. Не повели. Пройдя через застенки коммунистов, Великий Цин благополучно вернулся к нормальной жизни и даже занял высокий пост в народном правительстве.
И вот недавно император умер.
А Гунь Сяотин так и не успел отомстить. Разве же смерть от болезни – это достойное воздаяние за муки и унижения, которые пришлось перетерпеть бедному евнуху?
«Найди сокровища Юя, – нашептывал злобный дух, – и тогда ты отомстишь своему обидчику так, как тебе даже не могло присниться. Завладев ими, ты навсегда закажешь Цинам дорогу к престолу. Кто знает, вдруг ты и сам станешь императором…»
– Замолчи! – зажал руками уши. – Ну, какой из меня, старого калеки, Сын Неба?!
«Как знать, как знать… Переменчив жребий людской».
– Кто ты? – взывал Гунь Сяотин к голосу, но тот предпочитал отмалчиваться.
Старый евнух таки поехал в Сиань и, руководствуясь планом, отыскал клад Цыси. При этом в Сяояньте, не доглядев, он угодил в хитроумную ловушку. Хорошо еще, что вовремя успел сгруппироваться и прыгнуть. Из четырех металлических стрел, внезапно вылетевших из стены, его задела только одна, насквозь пробив левую руку. Наверное, штырь был смазан какой-то гадостью. Рана долго и упорно не заживала. Думал даже, что придется распрощаться с рукой. Слава всемилостивым богам, выздоровел. Но его счет к Цинам значительно вырос.