Страница 138 из 146
В блеклом свете нарождающегося утра сиротливо темнели трубы. Там, подальше от станции, потому что вблизи не уцелели и они. Да еще возвышалась покосившаяся церковная колокольня. Без креста и без колокола, навеки умолкшая, памятник былой веры.
– Ты помнишь, как это сделал? Еще сможешь? – не отставал от Горобца Яшка.
– Не помню. – Матрос слабо мотнул головой.
Его обычно суровое лицо было каким-то размякшим, смертельно усталым, и та же усталость сквозила во всем крепком теле.
– Ты должен вспомнить, Федя!
Горобец слабо улыбнулся в ответ.
Он действительно почти ничего не помнил о случившемся.
Внезапный налет, отчаянные крики, хищные силуэты, ворвавшиеся на перрон… А дальше – всепоглощающий гнев, злость, жажда уничтожения… Затем наступал полный провал. Что там было, как, почему – черт его знает!
Лишь ощущение, что куда-то пропали все силы. Ни рук, ни ног, в голове пустота…
– Федя, подумай! Осознай свой талант! Это ж захочешь, не вообразишь! Полминуты, и всех дел! Только прошу тебя, будь в следующий раз осторожнее! Заодно с оборотнями наших столько полегло… Жуть!
От оставшегося в Рябцеве полка уцелела от силы треть. Кого-то загрызла стая, кого-то смело… Чем же их смело?
Горобец был глубоко равнодушен к чужим жизням. Свои ли, чужие, подумаешь! Разве что в Починок придется наведаться пораньше, поднять местных мужиков на борьбу.
Даже этого не хотелось. Не было сил. Может, ну его ко всем чертям и матерям? Просто подтянуть сюда находящихся там своих людей, а местных оставить сторожить имущество. Сил для такого внушения понадобится не в пример меньше.
– Да мы им, Федор!..
И чего он так пристает?
Горобец попытался подняться. Ноги не слушались. Хорошо хоть, Григорий понял, поддержал под руку.
– Спать. Я спать пойду, – пробормотал Горобец.
Восторженный Янкель хотел что-то сказать, однако пригляделся к матросу и прикусил язык.
Атаман был бледен, веки то и дело наползали на глаза, норовили прикрыть их. Но больше всего Яшку поразили пальцы. Короткие и цепкие, они сейчас дрожали крупной дрожью, чего на памяти идейного помощника не случалось даже после самого большого перепоя.
– А как же Смоленск? – все-таки вырвалось из самой души.
– Сами. Начинайте сами. А я спать. Спать, – пробормотал Горобец.
Григорий помог атаману подняться в вагон, довел до дивана и даже заботливо укрыл одеялом.
– Сами. Начинайте сами. Я потом встану и помогу, – едва слышно повторил матрос и сразу уснул.
Постепенно рассвело. Утро выдалось на редкость тихим, лишь пересвистывались неугомонные птахи. Их пение только подчеркивало тишину, и эта тишина уже ощутимо давила на нервы. Нет ничего хуже, чем ждать начала боя. Вроде бы хочется отдалить неизбежное, и в то же время нет сил терпеть. Когда же? Сколько можно находиться в напряжении?
Потом, после первого выстрела, уже легче. Становится не до каких-то мелочей, все внимание поглощает происходящее, и приходит своего рода очумелость, притупление многих чувств, вплоть до страха, а не то что какого-то волнения.
– Что-то уж очень долго спят. – Петров, похоже, нервничал и то и дело принимался протирать пенсне.
– Завидуете? – Георгий с наслаждением сам прилег бы на часок, раз уж нельзя побольше.
– Чему? – не понял штабс-капитан, и лишь затем запоздало спохватился: – Нет. По мне, так сначала закончить дело, а там уже с чувством и толком…
О том, что можно лечь навсегда, конечно, не говорили.
Глаза при этом у Петрова были красноватые, усталые.
– Может, вообще передумали? – предположил Орловский, а про себя подумал: не дай бог! Гоняйся потом за ними по всей губернии или сиди и жди, откуда они выплывут в следующий раз.
От стоявшего несколько позади «елового» бронепоезда подошел Берлинг, присел рядом, сказал практически то же:
– Запаздывают.
Точно таким же жестом, как и Петров, снял пенсне и принялся методично протирать его на диво чистым платком.
Лишенные стекол близорукие глаза артиллериста были еще более красными, чем глаза пехотных офицеров.
Почти всю короткую ночь команда «елового» чинила пулеметную платформу и дополнительно крепила пушку на орудийной.
Правда, пулеметов осталось только два, и Орловский даже склонялся к мысли вообще снять их с бронепоезда.
– Кто-то едет, господа офицеры! – Петров первым услышал далекий гул автомобильного мотора. – Никак опять Аргамаков!
Орловский на правах самого зоркого пригляделся и, едва автомобиль вынырнул из перелеска, покачал головой.
– Там «руссо-балт». Это кто-то другой. Погодите, господа, за ним пехота, и много.
Из перелеска в самом деле появились солдаты. Сердце Георгия невольно вздрогнуло от безумной надежды, но в следующий миг он пригляделся и понял свою ошибку.
Солдаты шли гурьбой, практически без строя, и их неряшливый вид без лишних слов указывал на то, откуда они взялись.
– Это запасные. Аргамаков говорил, что Всесвятский еще вчера уговорил один из полков выступить против банды. Только при этом действуют они самостоятельно.
– Да… – многозначительно протянул Петров.
И было в этом слове столько пренебрежения как к прибывающему войску, так и к тому, кто его послал, что прочие выражения поневоле становились излишними.
– С паршивого козла… – все-таки вставил Орловский и поднялся.
Он подошел к проселку, застыл и стал поджидать автомобиль.
«Руссо-балт» подкатил, остановился рядом. Из него вышел Нестеренко, важный, словно генерал. Вид у бывшего писаря был самый что ни на есть воинственный. Офицерский френч был перетянут ремнями, на боку висела офицерская сабля, на груди – бинокль, в левой руке стек. Только не было на плечах привычных погон. Очевидно, потому, что прежних Нестеренко поневоле стеснялся, а на новые никаких прав не имел.
– Отдыхаете? – Писарь изобразил некий намек на отдание чести.
– Действуем согласно приказу, – отрезал Орловский.
В глазах подполковника был лед.
– Хороший приказ. – Нестеренко стушевался было от взгляда, однако быстро взял себя в руки. – Что, атаковать кишка тонка?
– Потрудитесь выбирать выражения, когда разговариваете со старшим по званию, – холодно произнес Георгий.
Его тон вновь подействовал на бывшего писаря, однако, как и в первый раз, ненадолго.
Все-таки самомнения у Нестеренко было хоть отбавляй, а месяцы свободы отучили от привычки к дисциплине.
Да и откуда привычка у человека, долгое время успешно уклонявшегося от мобилизации и лишь меньше года назад чем-то не угодившего своим благодетелям, загремевшего в запасной полк и удержавшегося там на спокойной должности?
– Положим, вопрос, кто из нас старший, весьма спорный. Я командую полком, а вот вы…
Орловский расположил людей так, что издали еще можно было ошибиться в их численности, но на таком расстоянии…
– Если это можно назвать полком, – Георгий кивнул на приближающееся людское стадо.
– Вы оскорбляете защитников свободы и демократии! – с излишним пафосом воскликнул Нестеренко. – Сознательные борцы не нуждаются в ваших штучках!
Подполковник невольно хмыкнул. Хотелось послать новоявленного командира по матушке, да только стоит ли ссориться перед лицом гораздо более серьезного неприятеля?
– Сам первый гражданин послал нас сюда для разгрома банды. И, между прочим, поручил лично мне это ответственное дело. Что до вас, за вами выбор. Или вы так и будете отдыхать дальше, или все-таки вспомните свой долг и примете посильное участие в наступлении.
– Кончайте ломать комедию. – Орловский едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги защитнику свободы. – Если не терпится повоевать, то свяжитесь с командованием бригады. Полковник Аргамаков отведет вам роль в предстоящей операции.
– Наслышан. По приказу вашего полковника жители Тычинина должны были покинуть дома и отойти чуть ли не к городу. Пришлось отменить этот вздорный приказ.
– Вы хотите сказать?.. – Орловский должен был отступить за село, заманивая врага в ловушку.