Страница 1 из 10
Фриц Ройтер Лейбер
Немного мира тьмы
I
У него в голове была трещина и немного Тьмы вошло через нее, что привело его к смерти.
Р. Киплинг
«Рикша-призрак».
Старомодный черный «фольксваген», в котором кроме меня находились водитель и еще два пассажира, поднимался к перевалу Сайта Моники. Мы петляли среди ощетинившихся горных пиков, чьи выветренные вершины походили на каменных монстров, с головой закутанных в плащи.
Верх машины был откинут, и мы двигались достаточно медленно, чтобы отчетливо увидеть промелькнувшую неяркую ящерицу или кузнечика, выпрыгнувшего из-под колес и перелетевшего через серый расколотый камень. Один раз узкую дорогу перебежала лохматая серая кошка, скрывшись в сухом подлеске, и Вики, схватив меня за руку и изображая испуг, доказывала, что это была дикая хищная кошка. Окружающая растительность выглядела настолько высохшей и пожароопасной, что никого из нас не нужно было предостерегать от курения.
День был исключительно яркий, небольшие тучки на небе только подчеркивали опрокинутую головокружительную голубую глубину. Солнце светило ослепительно. Каждый раз, когда дорога поворачивала по направлению к раскаленному добела светилу, перед моими глазами какое-то время плавали черные пятна. Я подумал, что в следующий раз вряд ли забуду взять солнцезащитные очки
С тех пор, как мы свернули с автострады Тихоокеанского побережья, нам повстречались всего две машины и с полдюжины хижин и домов — удивительно приятное одиночество, если принять во внимание тот факт, что Лос-Анджелес находился в часе езды от нас. Это одиночество разъединило нас с Вики молчаливым намеком на тайны и откровения, но еще не сблизило опасностью.
Франц Кинцман, сидевший впереди, и его сосед, вызвавшийся вести машину на этом участке дороги (какой-то мистер Мортон, или Морган, или Мортенсон — я не знал точно), держались гораздо равнодушнее, чем можно было бы ожидать, — оба они знали эти места лучше, чем Вики и я. Впрочем, угадать их настроение было сложно, поскольку я видел только седой стриженый затылок Франца и выгоревшую коричневую шляпу мистера М., которую он надвинул на глаза, чтобы прикрыться от солнца. Когда мы проезжали то место, откуда все острова Санта-Барбары — Анакапа, Санта-Круз, Санта-Роса и даже дальний Сан-Мигель кажутся сотканными из серо-голубых туч кораблями, плывущими в Тихом океане, я внезапно заметил без всякой видимой причины:
— Не думаю, что в наше время можно написать по-настоящему захватывающую историю об ужасе сверхъестественного или, коли на то пошло, испытать глубокое, волнующее чувство сверхъестественного страха.
Для темы моего высказывания было, однако, много мелких поводов. Вики и я участвовали в съемках двух дешевых фильмов о монстрах, а Франц Кинцман был выдающимся фантастом и психологом-исследователем. Мы часто болтали о сверхъестественном в жизни и искусстве, и в том, как Франц пригласил нас провести выходной в его загородном Рим-Хаузе [«Дом на краю» — название виллы.] после месяца пребывания в Лос-Анджелесе, содержался намек на тайну. «Кроме того, резкий переход из многолюдного города в запретные шири природы всегда оказывает на горожанина странное воздействие», — бросил, не оборачивая головы, Франц.
— Первым условием для того, чтобы испытать чувство сверхъестественного, — сказал он, когда «фольксваген» въехал в прохладу тени, — является отъезд из Улья.
— Улья? — переспросила Вики. Конечно же, она прекрасно поняла, что он имеет в виду, просто хотела, чтобы он повернулся и поговорил с нами.
Франц сделал нам это одолжение. У него была исключительно красивая благородная внешность, которую вряд ли можно было назвать современной, хотя он выглядел на все свои пятьдесят, и вокруг задумчивых глаз темнели круги, появившиеся с тех пор, как его жена и двое сыновей погибли и автокатастрофе год тому назад.
— Я имею в виду Город, — сказал он, когда мы снова выехали на солнце— Человек ступает по земле, где есть полицейские, ином охранять его, психиатры, чтобы управлять его разумом, ч к «-ли, чтобы тараторить ему о чем-то, и где трескотня средств массовой информации оглушает настолько, что практически невозможно глубоко ощутить или почувствовать то, что находится икс человеческого. Сегодня Город, в переносном смысле этого с лона, занимает все материки, моря и, вероятно, распространится на космос. Я думаю, Глен, вы хотели сказать, что вырваться из Города трудно даже в дикой местности.
Мистер М. дважды просигналил, когда мы подъезжали к крутому повороту дороги, и сказал следующее:
— Я ничего не знаю об этом, — он решительно наклонился к рулю, — но мне кажется, мистер Сибери, что вы при желании могли бы испытать все ужасы и страхи и не уезжая из дома. Правда, фильмы об этом получились бы достаточно жестокими… Я имею в виду нацистские лагеря смерти, промывание мозгов, убийц-маньяков, расовые мятежи и все такое прочее, не говоря уже о Хиросиме.
— Все это верно, — возразил я — Но я говорю о сверхъестественном ужасе, который является почти антитезисом самого ужасного человеческого насилия и жестокости. Призраки, нарушение логики научных законов, вмешательство чего-то исключительно чуждого, ощущение, что кто-то прислушивается к нам у края космоса или слабо скребется с другой стороны небосвода…
При этих последних словах Франц резко обернулся ко мне с выражением внезапного возбуждения и опасения. Но в этот момент солнце снова ослепило меня, и Вики сказала:
— Ты начитался фантастики, Глен? Я имею в виду все эти космические ужасы и внеземных чудовищ.
— Нет, — сказал я, глядя на расплывчатую черную сферу, ползущую между гор, — потому что у чудовища с Марса или откуда-то еще столько лишних ног, так много щупалец, так много фиолетовых глаз, что оно становится реальным, как полицейский на посту. Если такое чудовище состоит из газа, то этот газ можно описать и создать чучело конкретного вида, который люди встретят, путешествуя по звездным дорогам. Я же думаю о чем-то… ну, призрачном, совершенно сверхъестественном.
— И именно это, Глен, это призрачное, совершенно ( сверхъестественное и есть то, что, по вашему мнению, нельзя ни описать, ни почувствовать? — спросил Франц со странной ноткой подавляемого нетерпения и неотрывно глядя мне в глаза, хотя «фольксваген» ехал по ухабистому участку дороги. — Почему вы так думаете?
— Вы уже частично ответили на этот вопрос.
Черная сфера в моих глазах теперь плавно скользила в сторону, пульсируя и постепенно исчезая.
— Мы стали слишком умны, проницательны и изощренны, чтобы бояться воображаемых вещей. Целая армия специалистов тут же отыщет объяснение сверхъестественному еще до того, как оно произойдет. Физики пропустили вещество и энергию через тончайшие сита, не оставив места для таинственных лучей и воздействий, кроме тех, которые они описали и внесли в свои каталоги. Астрономы следят за краем космоса при помощи своих гигантских телескопов, да и Земля слишком хорошо изучена для того, чтобы утверждать сегодня о наличии затерянных миров в глубинах Африки или Гор Безумия вблизи Южного полюса.
— А как насчет религии? — напомнила Вики.
— Большинство религий, — ответил я, удаляются от сверхъестественного — по крайней мере, религии, способные привлечь людей с интеллектом. Они сосредотачиваются на братстве, служении обществу, моральном лидерстве — или диктатуре! — и на искусном примирении теологии и научных фактов. Религию в действительности не интересуют чудеса или дьяволы.
— Ну, а оккультизм? — настаивала Вики. — Псионика?
— И там то же самое, — сказал я. — Если ты все же решишь заняться телепатией, экстрасенсорным восприятием, призраками и прочими сверхъестественными вещами, то обнаружишь, что на эту область уже предъявил права доктор Раин, тасующий бесконечные карточки Зиннера, а горстка других парапсихологов сообщит тебе, что они уже держат в руках весь мир добрых духов и теперь занимаются его классификацией, как это раньше делали физики. Но хуже всего, — продолжал я, когда мистер М. притормозил на неровном участке дороги, — что у нас есть семьдесят семь пород дипломированных психологов и психиатров (простите меня, Франц!), готовых объяснить все сверхъестественное работой нашего подсознания и влиянием прошлых эмоциональных переживаний.