Мечи в тумане

Теперь, когда на «Черном казначее» появилась провизия, Фафхрд начал вести легкомысленные разговоры о новом путешествии через Крайнее море, а может, и на север от Но-Омбрульска, к Замерзшему морю, где неплохо было бы поохотиться на полярного тигра и гигантского червя, покрытого белым мехом.

Это оказалось последней каплей, переполнившей терпение Урфа, который вообще-то был уравновешенным милым стариком – для мингола, разумеется. Усталый, с шишкой на черепе, лишенный редкой для человека его возраста возможности продемонстрировать свой любовный пыл, а теперь еще оказавшийся под угрозой быть втянутым в какое-то идиотское дальнее плавание, он попросил, чтобы его ссадили на берег.

Мышелов и Фафхрд возражать не стали. Все это время «Черный казначей» двигался на юго-запад вдоль северо-западного побережья Ланкмара. Поэтому близ маленькой деревушки у Последней Земли они и ссадили на берег старого мингола, который продолжал браниться и брюзжать, несмотря на то что друзья надарили ему множество подарков.

Посоветовавшись, они решили взять курс прямо на север, чтобы добраться до Земли Восьми Городов и, в частности, до Уул-Плерна, где они когда-то служили у правившего там полоумного герцога.

Плавание проходило без приключений, никакие корабли по дороге не попадались. Фафхрд стачал себе башмаки и подбил их шипами, надеясь, возможно, полазать по скалам. Мышелов продолжал заниматься гимнастикой и читал «Книгу Аарта», «Книгу второстепенных божеств», «Работу с чудесами», а также манускрипт «Морские чудовища» – все эти книги были в небольшой, но хорошо подобранной судовой библиотеке.

По ночам они часами вели неторопливые беседы, чувствуя себя ближе к звездам, морю и друг к другу. Они спорили относительно того, существовали ли звезды всегда, были брошены в небо богами с самой высокой вершины Невона или же, как в последнее время утверждали метафизики, это были просто громадные и яркие драгоценные камни на островах, лежащих на противоположной стороне огромного пузыря (в водах вечности), коим являлся Невон. Они вели диспуты и о том, кто самый великий чародей на свете: Нингобль Фафхрда, Шильба Мышелова или же – что, впрочем, было маловероятно – какой-то другой волшебник.

Но чаще всего они говорили о своей возлюбленной – морской стихии, к чьим плавным изгибам они вновь стали неравнодушны и чьи капризы находили созвучие у них в душах, особенно в ночную пору. Они говорили о ее гневе и нежности, о ее свежести, о том, как она вечно танцует – то чуть колышась в менуэте, то яростно притопывая, – говорили о бесконечности ее тайн.

Понемногу западный ветер стал стихать, его сменил переменчивый восточный. Запасы опять стали подходить к концу. В конце концов друзьям пришлось признать, что на сей раз до Уул-Плерна им не добраться, и они решили дойти до Когтей – узкой горной гряды, которой заканчивалась западная оконечность Восточного континента, где были расположены Земля Восьми Городов, Стылые Пустоши и многочисленные высоченные горные цепи. Однажды в полночь стих и восточный ветер. «Черный казначей» попал в столь мертвый штиль, что, казалось, возлюбленная стихия друзей впала в транс. Воздух был совершенно неподвижен. Друзья сидели и гадали, что принесет им завтрашний день.

4. Без морского царя

В одной набедренной повязке и с болтавшейся на шее ладанкой с амулетом Серый Мышелов, вытянувшись, словно ящерица, вдоль бушприта «Черного казначея», смотрел прямо вниз, на дыру в море. Бившее с безоблачного неба солнце жгло его загорелую спину, однако в животе у него бегали мурашки от магии происходящего.

Вокруг раскинулось Внутреннее море – неподвижное, как озеро ртути в подвале чародейского замка. На севере, востоке и юге до самого горизонта не было видно ни малейшей ряби; не было видно ее и на западе, где на расстоянии примерно полета стрелы тянулась бесконечная гряда кремовых, в вертикальных складках скал, около трех полетов стрелы высотой, забравшись на которые, Мышелов и Фафхрд сделали накануне свое жутковатое открытие. Лежа на бушприте, Мышелов, быть может, думал именно о них или о том удручающем обстоятельстве, что они почти без пищи и воды (но зато с бочонком запретного бренди) попали в штиль после утомительного плавания на запад от Уул-Хруспа, последнего цивилизованного – да и нецивилизованного тоже – порта на этом побережье. Возможно, он размышлял о соблазнительном пении, которое они вроде бы слышали в море прошлой ночью – казалось, будто женские голоса выводят нежные импровизации на темы волн, шуршащих о песок, мелодично булькающих меж скал и пронзительно кричащих, когда ветер швыряет их о покрытый льдом берег. Не исключено, что он вспоминал вчерашнее безумие Фафхрда, когда громадный Северянин вдруг начал что-то безапелляционно бормотать о том, чтобы найти себе и Мышелову «девушек под водой», и даже принялся подравнивать свою бороду, чистить тунику из меха выдры и полировать драгоценности, дабы выглядеть достойно при встрече с морскими девами и пробудить в них желание. Фафхрд уверял, что есть древняя симоргийская легенда, согласно которой на седьмой день седьмой луны седьмого года семиричного цикла морской царь отправляется в путешествие на другой конец земли, предоставляя возможность своим прекрасным зеленовато-переливчатым женам и стройным серебристым наложницам выбрать себе любовников, причем Северянин упорно стоял на том, что по призрачности штиля и прочим сверхъестественным признакам он пришел к убеждению, будто они находятся над местом, где расположен дворец морского царя, а завтра, мол, наступит тот самый редкий день!

В пику ему Мышелов выдвигал следующие возражения: уже много дней они не видели даже рыбы, хоть сколько-нибудь похожей на женскую фигуру, поблизости нет ни островков, ни пляжей, пригодных для общения с русалками или приема солнечных ванн в обществе ундин; нигде не видно никаких брошенных черных пиратских кораблей, в трюмах которых – а значит, фактически под водой – могли бы быть спрятаны прекрасные пленницы; совершенно немыслимо ожидать появления девушек из-за кремовых скал, – словом, «Черный казначей» в течение многих недель не встречал никого, даже отдаленно похожего на девушку. Однако все было тщетно: Фафхрд с завидной настойчивостью твердил, что, дескать, девы морского царя находятся прямо под ними и сейчас как раз готовят туннель или проход для существ, дышащих воздухом, так что Мышелову было бы неплохо последовать его примеру и приготовиться, чтобы сразу поспешить на зов, когда таковой раздастся.

Решив, что зной и ослепительный солнечный свет, а также бесконечные беседы, вполне естественные для моряков дальнего плавания, повлияли на умственные способности Фафхрда, Мышелов выкопал в трюме широкополую шляпу и очки от снежной слепоты с узкими щелками для глаз и стал уговаривать Северянина надеть их, однако безуспешно. Поэтому Мышелов испытал большое облегчение, когда Фафхрд с наступлением ночи крепко уснул, однако его собственный покой был тут же смущен сладким пением сирен, которое то ли на самом деле звучало, то ли просто чудилось.

Словом, Мышелов, растянувшись на толстом бушприте «Черного казначея» и не обращая внимания на палящее солнце, вполне мог думать о чем-нибудь таком, в особенности о пророческом бормотании Фафхрда, однако на самом деле в уме у него было лишь зеленоватое чудо, находившееся так близко, что он мог коснуться его рукой.

Ко всяческим чудесам и волшебствам лучше всего подходить постепенно; мы так и сделаем и изучим другую сторону зеркального морского ландшафта, о которой мог бы размышлять Мышелов, однако не размышлял.

Хотя на поверхности воды не было ни волн, ни зыби, ни даже малейшей ряби, море вокруг «Черного казначея» вовсе не было абсолютно гладким. Тут и там в нем виднелись углубления размером с блюдце, словно на поверхности воды стояли гигантские, невидимые и очень легкие водяные жуки, хотя углубления и не были расположены по шесть, по четыре или по три. Более того: из центра каждой ямки уходил вглубь воздушный столб, похожий на маленький водоворот, какой образуется в золотой, наполненной до краев ванне Короля Востока, если вынуть из нее бирюзовую пробку (или если вынуть затычку из ванны, сделанной из более скромного материала и принадлежащей не столь высокородной особе), с той лишь разницей, что в данном случае никакого водоворота не было и воздушные каналы были совершенно прямыми, словно в недвижную воду вокруг «Черного казначея» кто-то повтыкал десятки невидимых рапир с гардами величиной с блюдце. Или как будто вокруг одномачтовика вырос редкий лес из невидимых лилий с прямыми, как стрелы, стеблями.