Страница 49 из 130
— Судя по его манере общения с нами, не слишком он любопытен, — прошептала Гвендолен в спину Баллантайна, выбираясь следом за ним из пролома. — Или прозвища у них тоже наоборот?
— О Гаране я слышал еще восемь лет назад, — без особого восторга отозвался Эбер. — Когда он встречал караван без большой охраны, ему всегда было любопытно посмотреть, что они везут. А если купец отказывался поделиться товаром, ему становилось еще более любопытно, какого оттенка у того кровь.
"Прекрасно, значит, не только контрабандист, а еще грабитель и убийца, — Гвендолен молча покосилась на Логана, выясняя, слышал ли тот. Но, впрочем, считавшего умение ни разу не промахиваться из арбалета самым неприятным из своих талантов, сейчас все равно бы ничего не остановило. Он отряхивал с колен каменную крошку, решительно прикусив губу, и глаза его горели даже в темноте.
— Вряд ли мой дом будет для вас надежным убежищем, — заявил между тем их опасный проводник, быстро шагая вперед. — Лучше уходить ночью, прямо сейчас.
"Если я правильно его перевожу, нам вдобавок придется у него ночевать, — мрачно подумала Гвендолен, с трудом поспевая за мужчинами. Ходила она всегда медленнее, чем летала. — О Эштарра, ты совсем перестала обращать внимание на свое неразумное творение. Может, ты рассердилась, что меня здесь принимают на кого-то, похожего на тебя?"
Дом Гарана находился неподалеку от гавани и оказался неожиданно ухоженным и добротным на вид, если и отличавшимся от соседних домов, то только в лучшую сторону. Больше всего он напоминал дом солидного купца, непонятно зачем поселившегося в бедном порту. Гвендолен, рисовавшая в воображении грязную комнату с брошенной на пол грудой тряпья вместо постели, несколько развеселилась и даже попыталась незаметно прижаться к боку Баллантайна. Может, им случайно повезет и там окажется несколько комнат, так что даже выпадет одна на двоих?
Гаран стукнул ногой в дверь, и не дожидаясь ответа, двинулся внутрь, где различался чуть красноватый свет очага и пахло пряностями. На гостей он даже не оглянулся, прекрасно понимая, что они и так никуда не денутся. Вместе они вошли в просторную комнату, треть которой занимал огромный низкий диван, забросанный подушками. Такие же подушки лежали вдоль стен, по-видимому, заменяя стулья. В углу горела большая жаровня, и аромат поднимался от углей вместе с легким дымом. Рядом на корточках сидела худая девушка с чуть волнистыми каштановыми волосами, заплетенными в четыре косы. Головы она не поднимала, и поэтому лица было толком не рассмотреть.
Гаран повалился на диван, не снимая сапог, и протянул ей одну ногу. Девушка привычно взялась за шнуровку обуви, ловко ее распутывая, так что стало ясно, что ритуал для нее обычный. Остальные несколько растерянно остановились у дверей, не очень понимая, что им делать дальше.
— У меня гости, женщина, — отрывисто приказал Гаран, когда она закончила стаскивать с него сапоги. — Принеси воду и подай на стол, что нужно. Мы уйдем на рассвете.
— Ты три дня не ночевал, — глухо отозвалась девушка, — и снова уходишь?
Гаран резко швырнул в нее сапогом, метя в лицо.
— Не твое дело, шлюха! Я прихожу к тебе, когда хочу развлечься слегка по-другому, поняла?
Она попыталась прижаться к его ноге, но он схватил ее за волосы и резко потянул, отгибая назад. Гвендолен сморщилась, глядя на эту сцену, но вместе с тем ей показалось, будто в силуэте девушки, одетой в длинную рубаху и свободную накидку, скрепленную у шеи, мелькнуло что-то странное и вместе с тем знакомое. Она не успела сосредоточиться, потому что вмешался Дагадд. Увидев, как лицо девушки исказилось от боли, когда Гаран особенно сильно дернул за косы, он сгреб его с ковра, намереваясь швырнуть через всю комнату. Гвендолен прекрасно знала, что он на это способен, и даже закрыла глаза от безнадежности. Оба варианта плохи — или контрабандист себе что-нибудь переломает, грохнувшись на пол, и тогда завтра им уже не выбраться из города, или он по счастливой случайности уцелеет, но все равно погонит их прочь.
Упавшая на пол девушка повела себя более чем странно. Она зашипела, словно на угли плеснули водой, и, выхватив короткий кинжал из ножен на щиколотке, прыгнула к Дагадду.
— Не смей, толстый боров! Как ты мог до него дотронуться своими грязными руками?
— Если бы вместо того, чтобы кидаться на гостей, ты принесла воды, как велено, то Дагди бы их сначала помыл, — вступила Гвендолен, которая в любом случае не могла остаться в стороне от таких интересных событий. Попутно она обратила внимание, что кинжалом девушка владеет весьма неумело, но искупает это какой-то первобытной яростью. Совершенно некстати она вспомнила, как утром так же замахивалась на гвардейцев, наступавших на Эбера.
Гаран, достаточно легко выскользнув из хватки растерявшегося Дагадда, вновь опрокинулся на диван и громко захохотал:
— Теперь вы понимаете, почему дверь не заперта? Я даже собак не держу, мне вполне хватает этой шлюхи. Я бы ее взял в телохранительницы, да будет противно все время смотреть, как она ко мне пристает.
Девушка даже не всхлипнула и не отвела глаз, стоя на коленях с кинжалом наготове. Гаран взял ее за плечо, рванул накидку, так что та треснула, и повернул спиной, показывая плотно прижатые друг к другу и прихваченные ремнями крылья.
Такие же, как у Гвендолен. Только коричневые, с теплым шоколадным отливом.
— Видели иногда таких? В постели они бывают довольно занятные. Если хотите, дам попробовать.
— Тельгадда! — громко закричала Гвендолен, так что все в конате невольно вздрогнули. — Тельгадда! Ты меня помнишь?
Девушка наконец полностью подняла лицо. Оно было очень худым, почти треугольным, и чуть узкие глаза с длинными загнутыми ресницами сообенно выделялись, потому что казались абсолютно черными.
— Маленькая Гвен? Гвендолен Антарей? — произнесла она неуверенно. — Тебя еще терпят, несмотря на твои выходки? Или ты стала мудрее и старше?
— Я всегда была исключительно мудрой, — процедила Гвендолен сквозь зубы. — Поэтому на самом деле не вы терпели меня, а я вас. Но сейчас мое терпение куда-то улетучилось, и мне очень хочется здесь что-нибудь выкинуть. И я даже знаю, с кого начну.
Она рванула застежку плаща и развернула крылья, едва не задев стоящих рядом. Ремней на корабле она не носила, а в Эбре понадеялась на то, что многочисленные покрывала и широкий капюшон все и так отлично скроют.
— Тебя зовут Любопытным? — спросила она почти весело. — Можешь удовлетворить свое любопытство на мне. Я просто очень не люблю нападать первой, мне нужен повод.
— Гвендолен!
— Гвен, оставь это!
Баллантайн взял ее за плечи и отодвинул назад. Стоя рядом, он почти касался лицом ее крыльев, и вдруг она остро вспомнила, как он любил их гладить, лежа рядом.
— Не надо, Гвендолен, — тихо сказала Тельгадда. Она смотрела прямо на них, и впервые ее глаза наполнились слезами. — Ты ведь знаешь, почему я так. Я вижу, что ты знаешь.
— У тебя тоже такая есть? — Гаран нимало не смутился. Словам Гвендолен он, похоже, не придал особого значения. — Можем сменяться на сегодня.
— В общем так, — тихо сказал Эбер. Он всегда говорил не очень громко, но тут Гаран даже приподнялся на диване, чтобы расслышать. — Сейчас ты покажешь нам наши комнаты, и до рассвета избавишь нас от своего общества. Есть в твоем доме мы не будем. Если ты еще раз ударишь эту девушку, — он кивнул в сторону Тельгадды, — или пальцем до нее дотронешься, я никого из своих спутников не стану удерживать от членовредительства. И, скорее всего, не удержусь сам.
— Да она тебе сама глаза выцарапает, если поймет, что я из-за тебя до нее не дотронусь, — Гаран откровенно веселился, раскинувшись на подушках. — Неужели ты по своей не понял?
Гвендолен вздрогнула.
Тогда, сделав шаг вперед и по-прежнему сжимая рукой ее плечо, Баллантайн отчетливо произнес самое грязное ругательство, которое вообще могло звучать на эбрийском языке. Состоящее из четырех изощренных оборотов и пяти очень выразительных эпитетов.