Страница 129 из 130
— Никогда в жизни… что бы ни случилось со мной, Гвендолен, я не буду так думать И тебе не позволю. Да, мы сделали много ошибок. Может быть, больше, чем разрешено людям. Да, в мире по-прежнему все идет неправильно. Но он уже никогда не будет таким, как раньше. Мы изменили мир, понимаешь? Смогли бы мы это сделать, если бы между нами этого не было? Если бы ты меня не любила? И если бы я…
— Моя любовь — это проклятие, — перебила его Гвендолен. Она наконец разомкнула последний браслет кандалов и привычным жестом воктнула кинжал в ножны не шее. — И тебе она тоже ничего хорошего не принесла, одни несчастья. Это я во всем виновата, если бы я так не хотела… быть с тобой, ничего бы этого не было, или было бы по-другому.
— Орден существует благодаря нам с тобой. Значит, о нас будут говорить всегда. Независимо от того, что со мной произойдет дальше. Конечно, многие при мысли о моем бесславном конце жизни будут несколько морщиться. Но все равно — им не отнять у меня тебя, моя Гвендолен. А у тебя еще столько всего впереди… и ты будешь счастлива.
Гвендолен поднялась, туго затянула пряжки ремня и наскоро переплела волосы в некое подобие небрежной косы, откинув их со лба. Она оглянулась через плечо в сторону окна и слегка нахмурилась. Даже в темноте было отчетливо видно, как наползающпя на город туча цепляется тяжелым брюхом за шпили, с трудом удерживая накопившийся в ее чреве ледяной дождь.
— Впереди у меня перспектива промокнуть до нитки и до утра сражаться с ветром, — сказала она сквозь зубы. — Но вы не обольщайтесь, сьер Баллантайн, вам придется ее со мной разделить.
Эбер невольно поднялся на ноги, слушаясь ее жестов, и зашатался, схватившись за ее плечи, почти падая. Конечно, он был очень слаб и с трудом мог стоять, но главная причина была не в этом. Его пальцы сжимались на ее коже так сильно, что Гвендолен зашипела бы от боли, если бы обращала в эту минуту внимание на подобные мелочи. Он задел рукой ее крыло и подавил крик.
В этот момент тучу с треском прошила светло-лиловая молния, и порыв ветра загремел внизу по крышам. Две вспышки отразились в широко раскрытых глазах Эбера, устремленных на Гвендолен — в них был ужас и восторг
— Гвен! Ты на самом деле… Это ты! Так не бывает…откуда… Как ты смогла?!
Гвендолен продела через его пояс крепкий канат, и теперь закрепляла его на своей талии, повернувшись спиной. Эбер упорно старался держаться на ногах, но все же навалился на нее сзади. Они стояли у окна с распахнутыми ставнями, по одной из них сразу ударил ветер, и она повисла на одной петле.
— Главное, не хватай меня за шею, — Гвендолен взялась руками за подоконник. Она собиралась, по очереди расправляя крылья, чувствуя их силу и готовясь к прыжку. Самое сложное было — выровнять полет с дополнительным грузом на спине, дальше останется только уходить от порывов ветра, чтобы они не сносили ее в сторону от цели. — Держись крепче.
— Ты не улетишь со мной в такую бурю, Гвендолен, — спокойно сказал Баллантайн за ее спиной.
Она на мгновение обернулась. Потом произнесла тихо и по слогам, с легким насмешливым вызовом, как обычно, но ее слова прозвучали, как торжествующий клич:
— Все они могут откусить!
— Подожди, Гвен… Не надо… Если с тобой что-то случится…Я хотел тебе сказать…
Еще одна молния прервала его слова, разрезав брюхо тучи, словно ножницами, и оттуда с облегчением хлынули струи дождя.
— Что?
— Я… не знаю, что на самом деле называется любовью. Ты… живешь во мне, Гвен. Как моя вторая душа. Я не выдержу, если…
Лицо Гвендолен исказилось. Она закричала бы, вопль уже рвался из ее горла, но в этот момент она прыгнула с карниза. Хлопнули крылья, разворачиваясь и ловя ветер, дождь и буря разом набросились на странное существо, осмелившееся оказаться в воздухе в такую погоду. Но распахнутые серебристые крылья, чуть светившиеся даже в кромешной темноте, были сильными и сдаваться не собирались. Если бы стражники решили все же вернуться к своим обязанностям и, войдя в комнату, подбежали бы к окну, бессильно потрясая кулаками, они еще могли бы какое-то время различать тяжело летящий серый силуэт, пробивающийся сквозь косой дождь. Но вскоре все исчезло в мутной холодной пелене, с шумом низвергающейся на крыши Круахана.
Дальнейшая работа хронистов, излагавших окончание истории о Баллантайне и Гвендолен, была совершенно неблагодарным занятием, поскольку они нигде не могли найти внятных свидетельств хоть какого-то ее завершения. Правда, на другой день поднятая по тревоге стража, обыскивающая каждый угол дома в Круахане и все дороги за городскими стенами, обнаружила на некотором расстоянии от города отпечатки копыт двух лошадей. Причем начинались они не от городских ворот и не от стены, а от некоей поляны в роще неподалеку от города, где эти лошади, судя по всему, дожидались.
— А как они туда попали, я спрашиваю? — сорванным голосом орал Ноккур, которому представили этот единственный сомнительный след. — Вы мне можете рассказать, как? По воздуху прилетели, да?
После этого он почему-то надолго замолчал, и на его перекошенном лице медленно проступило совершенно безумное выражение.
Через три года Логан, Третий Великий Магистр Ордена, торжественно открывал седьмое по счету командорство в Вандере. Среди прочих важных известий он объявил о введении закона о передаче власти по наследству. Четвертым Великим Магистром должен был стать его единственный сын, Диорэйд.
К этому времени командорства были построены в Айне, Валлене, Эбре и почти во всем Ташире. Единственный остров, в чью гавань не могли даже войти орденские корабли, принадлежал Дрею Арнорию Младшему, чудесным образом расплатившемуся со всеми кредиторами и ставшему самым скупым землевладельцем в островном Ташире. Время, свободное от ругани со своими управляющими, он посвящал написанию стихов, которые ни один разумный человек не мог понять.
Конунг Данстейн признал посольство Ордена в Вандере и разрешил им построить командорский замок. Как говорили злые языки, потому, что он не был уверен в своей победе в случае битвы. Он давно носил прозвище Погубитель Скальдов, потому что имел обыкновение швырять разными предметами в поэтов, чьи произведения ему не нравились. На всякий случай от него держали подальше и тяжелую утварь, и сочинителей стихов.
На торжества в Вандере приехал первый министр Круахана, привезший послание от восстановленной в своих правах королевской династии Вальгелля. Ордену предлагался союз и всяческие почести. О протекторе Гнелле, умершем год назад от какой-то мучительной хвори, никто не упоминал, поскольку возвращаться памятью ко временам протектората считалось не совсем приличным.
Бывший Хранитель Ордена Дагадд на церемонию, конечно, не явился. Впрочем, приглашения ему перестали посылать уже давно. Младшие воины нередко пересказывали друг другу слухи о том, что его сторонники называют себя истинным Орденом Чаши и о тех чудесах, которые творит Мастер Дагадд на дорогах Круахана и Валлены. Официально, правда, разрешались только шуточные песни о телегах съеденной провизии и бочках выпитого вина.
Логан позвал на свой триумф каждого из крылатого народа, кто захочет прийти. Великий Магистр надеялся, что Кэссельранд передаст его слова, но оба его дома в Круахане и Тарре оказались наглухо заколоченными. Все крылатые исчезли, к большому удовольствию жителей Круахана. И к легкому неудовольствию завсегдатаев веселых домов в Эбре, потому что пропали иногда забавлявшие их крылатые женщины. Шепотом пересказывали, что проклятие Вальгелля отчего-то утратило свое действие.
В храм Изира в Круахане каждый день наведывались толпы паломников. Многие приезжали с другого берега Внутреннего океана. При этом далеко не все могли объяснить, зачем именно они явились и что надеются увидеть. Возможно, ту прекрасную картину, которую полуслепой хранитель библиотеки Мэдрей нарисовал на стене храма. На ней у Изира было узкое лицо и светло-пепельные волосы, а Астарра почему-то с ярко-рыжими крыльями. Но изображения это совсем не портило. Скорее наоборот.